"Царь Панчалы к нам пришёл..." – так некогда, во время пребывания своего в роще Джеты, молвил Учитель относительно совершенства мудрости. Однажды монахи, собравшиеся послушать проповедь дхармы, принялись восхвалять совершенство мудрости Татхагаты. "Велика мудрость Татхагаты, всеобъемлюща мудрость его; блестящим умом, острым умом, сокрушающим чужие лжеучения, обладает он, – так говорили они о достоинствах Учителя, сидя в собрании. – Силою мудрости своей он покорил брахманов – Кутаданту и других¹, отшельников – Сабхию и других, разбойников – Ангулималу-Пальцелома и других, якху Алаваку и других, богов – Шакру и других, небожителей сфер Брахмы – Баку и других, он внушил им самоотвержение, и многие благодаря ему, приняв монашество, обрели надёжно плоды арийского пути. Такова великая мудрость почтенного Учителя". Учитель вошёл в это время и спросил: "О чём это вы толкуете, монахи?" – "Вот о чём". – "Не только теперь, о монахи, прославлен был как мудрец Татхагата, но и в былые времена, ещё не обретя зрелого знания, он был уже мудр и вёл праведную жизнь ради познания пути к пробуждению". И, молвив так, он поведал им о былом.
"В былые времена правил в Митхиле царь по имени Ведеха, и было у него при двое четверо мудрецов. Звали их Сенака, Пуккуса, Кавинда и Девинда. В тот день, когда бодхисаттва воплотился во чреве своей матери, царю приснился на рассвете сон. Привиделось ему, будто горят четыре огненных столпа – каждый высотою в стену – в четырёх углах дворцового двора, и вдруг заблистал в середине его светлячком огонёк; во мгновение ока он перерос те огни, поднялся ввысь до небес Брахмы и озарил весь мир таким светом, что ясно можно было различить даже горчичное зерно, лежащее на земле. Люди и боги почтили это великое пламя венками и воскурениями; и множество людей прошло сквозь него, но никто не опалил ни единого волоска. Царь пробудился от этого сна. Трепеща в страхе, он размышлял, дожидаясь утра, что бы он мог значить.
Утром к нему пришли четверо мудрецов и осведомились, хорошо ли он спал. "Мог ли я хорошо спать? – ответствовал он. – Вот какой сон мне приснился". Тогда сказал мудрец Сенака: "Не бойся, махараджа, это благой сон, он сулит тебе счастье". – "Почему ты так думаешь?" – спросили его царь, и Сенака ответил: "Махараджа, родится пятый мудрец, который превзойдёт нас четверых. Это мы четверо – четыре огненных столпа, но рядом с ними возрастёт пятый, и ему не будет равного в мире людей и богов". – "Где же он теперь?" – "Ныне, махараджа, он воплотился во чреве у матери или уже появился на свет". Так, обладая даром прорицания, он прозрел истину и объяснил тот сон, и царь запомнил его слова.
А к Митхиле с четырёх сторон прилегали четыре предместья, и назывались они: Восточный рынок, Южный рынок, Западный рынок и Северный рынок. И жил в восточном предместье некий купеческий старейшина по имени Сириваддха, а жену его звали Суманадеви. И вот в тот день, когда царю было видение, Великий сошёл с неба Тридцати Трёх богов и воплотился в её чреве, и ещё тысяча богорожденных низошла на землю, чтобы появиться на свет в семьях богатых купцов того предместья. На исходе девятого месяца Суманадеви родила сына, младенца, излучающего золотое сияние.
В то самое время бог Шакра окинул землю взором и узрел рождение Великого. И он решил возвестить в мире богов и людей о явлении сего ростка Будды. В тот миг, когда Великий показался из чрева матери, бог Шакра незримо явился туда, вложил в руку младенца пучок целебной травы и вернулся в своё небесное царство. Великий крепко зажал траву в кулачке и вышел из материнского чрева столь же легко, как изливается вода из священного сосуда, – мать ни малейшей боли не ощутила. Увидя пучок в руке у дитяти, она спросила: "Сынок, это что у тебя?" – "Лекарство, матушка, – отвечал он и вложил ту траву в её руку. – Возьми это лекарство и давай его всем недужным".
Мать с радостью рассказала об этом старейшине Сириваддхе. А тот семь лет страдал от болей в голове. И он сказал себе радостно: "Наше дитя вышло из материнской утробы с целебной травой в руке и заговорило, едва появившись на свет. Лекарство из таких рук должно обладать великой целительной силой". Он растёр эту траву на жерновке, помазал ей лоб, и семилетняя боль исчезла сразу же бесследно, как скатывается вода с лотосового листа.
Возликовав душой, он воскликнул: "Это лекарство – чудодейственной силы!" И всюду разнеслась весть о рожденье Великого и его целебной траве. Все, кто был болен, сошлись к дому старейшины и просили о лекарстве. И каждому, кто приходил, давали немного травы, растёртой на жерновке, вместе с водой, и едва чудесное зелье касалось больного места, хворь исчезала, и люди уходили счастливые, восхваляя необыкновенное лекарство, обретённое в доме старейшины Сириваддхи.
В день наречения имени старейшина сказал: "Моему сыну не нужно давать имя по предку, пусть он зовётся по целебной траве". И он дал ему имя Осадха Кумара – Отрок Целебное Зелье. Потом ему пришло на ум: "Мой сын наделён великими достоинствами, не может быть, чтобы он пришёл в мир без спутников, многие другие дети должны были родиться с ним вместе". И он узнал, что тогда же родилась ещё тысяча мальчиков, и послал им нянек и одежду – он понял, что им суждено стать слугами его сына. Он справил для них и для бодхисаттвы праздник, богато одарил их и наказал каждый день являться к нему.
В играх с ними и рос бодхисаттва, и в семь лет он был прекрасен, как изваяние из золота. Порой в предместье, где они жили, забредали слоны и другие звери и прерывали игры детей, а временами им мешали играть зной или дожди. И вот однажды во время игры хлынул неожиданный ливень. Великий, который был силён, как слон, при виде тучи побежал домой; другие же дети бросились за ним следом, но, спотыкаясь один о другого, попадали, побили колени и наставили себе синяков. Тогда бодхисаттва подумал: "Нужно построить дом для наших игр. Так мы больше не будем играть".
И он сказал мальчикам: "Давайте построим здесь дом, где нам можно будет укрыться во время сильного ветра, дождя или зноя. Пусть каждый из вас принесёт по каршапане". Все мальчики сделали, как он сказал. Великий послал за мастером-плотником, отдал ему всю тысячу каршапан и наказал построить дом. Плотник согласился и взял деньги. Он разровнял землю, вырубил столбы и протянул мерный шнур, но замысла Великого он не понял, и тому пришлось показывать самому, как надлежит протянуть шнур, чтобы всё встало на место. "Хозяин, я тяну шнур, как велит моё ремесло, – возразил плотник, – я не умею строить иначе". – "Как же ты думаешь строить дом, если даже этого не знаешь? Зачем тогда ты взял наши деньги? Бери шнур – я покажу тебе, как надо мерить и строить". И Великий вручил ему шнур и начертил такой план, какой мог создать сам Вишвакарман. "Можешь ты такой план начертить?" – спросил он плотника. "Не могу, хозяин". – "А исполнить что мною указано, можешь?" – "Могу, хозяин". И Великий возвёл такое здание, где в одной половине был приют для путников, в другой – убежище для бедных, а ещё там было место для буддийских монахов и для брахманов, и родильня для неимущих женщин, и помещение для людей других сословий, и такое место, где могли хранить свои товары приезжие купцы, – и во всех этих покоях двери открывались наружу. Был там и зал для игр, был зал суда и зал, где почитатели могли внимать слову Учения. Когда возвели стены, он призвал живописцев и велел расписать их картинами, какие он сам придумал, – и дворец уподобился божественному чертогу Благого Закона. Но и то он считал, что дворцу для полного блеска не хватает ещё бассейна. Он велел выкопать водоём, обсудил со строителем план, дал ему денег и поручил сделать бассейн с тысячью углублений в его стенках и сотней спусков к воде. Поверхность же воды в том бассейне была усеяна лотосами пяти видов, и был он прекрасен, как озеро в небесном саду Нандана, а сходство было тем сильнее, что осеняли водоём цветущие и плодоносящие деревья. Возле дворца Великий учредил раздачу милостыни монахам и брахманам, а также странникам и жителям окрестных деревень.
Весть о его деянии разнеслась повсюду, и толпы людей стали стекаться ко двору. Великий сидел в зале суда и слушал приходящих просителей, толкуя, что основательно и что неосновательно, различая надлежащее и ненадлежащее, – казалось, наступили времена явления Будды в этот мир.
И вот, когда ему минуло семь лет, царь Ведеха вспомнил, что четверо мудрецов предсказали ему рождение пятого, который превзойдёт их в мудрости, и он послал четырёх своих советников из четырёх врат города узнать, где он пребывает. Они не могли обнаружить его, пока не стали искать за Восточными воротами, и тут они увидели дворец и другие строения и сразу уверились, что только мудрый человек мог возвести такое здание или указать, как его строить. "Какой зодчий построил такой дворец?" – спросили они у людей. "Зодчий не сам построил этот дворец, – отвечали люди, – его построили по замыслу пандита Махосадхи, сына старейшины Сириваддхи". – "Сколько ему лет?" – "Ему только что исполнилось семь лет". Советник расчетал срок, миновавший с того дня, когда царь увидел свой вещий сон, и понял, что это и есть тот мудрец, появление которого сон предвещал.
И он отправил к царю гонца с донесением: "Государь, в предместье Восточного рынка сын старейшины купцов Сириваддхи пандит Махосадха, которому как раз исполнилось семь лет, возвёл небывалой красоты дворец, а рядом по его же указаниям построен бассейн и разбит парк. Должен ли я привести к тебе этого мудреца?" Царь обрадовался донесению. Он призвал к себе Сенаку и спросил, посылать ли ему за мудрецом. Тот, однако, молвил, исполненный зависти: "Махараджа, указать, как построить здание, ещё не значит быть мудрым, это всякий сумеет, это – безделица". Царь, выслушав его слова, подумал: "Видно, он не зря так говорит" – и промолчал. И он отослал гонца с повелением советнику оставаться покуда в предместье и проверить, так ли мудр этот отрок.
Советник остался исполнять приказание, и такие ему выдались случаи испытать мудреца: с мясом, с коровами, и с ожерельем, и с нитью, и с сыном, и с коротышкою, и с колесницей, с палочкой, и с головами, со змеями, и с петухом, с самоцветом, с отёлом, с рисом варёным, с песком, с водоёмом, и с парком, а также с ослом.

История с мясом. Однажды случилось так, что ястреб унёс кусок мяса с колоды на бойне. Бодхисаттва тогда проходил мимо с приятелями, направляясь в зал для игр, и они увидели ястреба, летящего в вышине. Мальчики, его спутники, побежали за птицей – хотели заставить её выпустить мясо. Ястреб летел, поворачивая в разные стороны, а они преследовали его, не сводя с него глаз, швыряли в него камни и палки и, выбиваясь из сил, натыкались друг на друга. Тогда мудрец сказал им: "Я заставлю его выпустить мясо", – и они просили его сделать это. "Смотрите", – сказал он им и, сам не глядя вверх, помчался с быстротой ветра и наступил на тень ястреба. Хлопая в ладоши, он издавал такие пронзительные крики, что они словно вонзались раз за разом птице в грудь. В испуге ястреб выпустил мясо из когтей, и Великий, уловив по тени, куда оно должно упасть, подхватил его на лету. Множество народу видело это диво, и поднялся великий шум – так все кричали и хлопали в ладоши. Советник, услышав про этот случай, донёс царю: "Да будет ведомо государю, как он заставил ястреба выпустить из когтей мясо". Узнав об этом, царь спросил у Сенаки: "Призвать нам мудреца?" Тот призадумался: "Когда он явится сюда, я утрачу свою славу и царь забудет обо мне. Не допущу, чтобы его сюда призвали". Движимый ревностью, он молвил: "Какая мудрость в том, что он сделал? Это сущий пустяк". Царь, не желая быть пристрастным, послал советнику приказ продолжать наблюдение.

История с коровами. Некий человек, проживавший в деревне Явамадхьяка, купил коров в другой деревне и привёл их к себе на двор. На другой день он погнал их на пастбище и сам поехал на спине быка. Утомившись, он сошёл с быка на землю, лёг и заснул. Тем временем вор угнал его скот. Когда хозяин пробудился, он не увидал своих коров на месте, но углядел их угоняющего вора и закричал, вскочив: "Куда ты гонишь моих коров?" – "Это мои коровы, – ответил тот, – я их веду куда хочу". Пока они так спорили, собралась толпа. И вот, когда те спорщики шли мимо дверей зала, мудрец, заслышав шум, велел их привести к нему. По поведению обоих он сразу понял, кто вор, а кто хозяин. Но всё же он спросил, о чём их спор. "Я купил этих коров у такого-то человека в такой-то деревне, пригнал их к себе и пустил пастись на лугу, – сказал хозяин скота. – А этот незнакомец, видя, что я не слежу за коровами, угнал их. Я посмотрел по сторонам, увидел его, погнался за ним и настиг. Жители той деревни, где я купил скот, знают, что он теперь мой". Вор возразил: "Эти коровы – мои отродясь. Ложь он говорит". Мудрец молвил: "Я решу ваше дело по справедливости. Подчинитесь ли вы моему решению?" Те обещали ему подчиниться.
Тогда, желая убедить собравшийся народ, он спросил сперва у вора: "Чем ты кормил этих коров и что давал им пить?" – "Поил их рисовым отваром, а кормил молотым сезамом и фасолью". Потом он спросил о том же у хозяина, и тот ответил: "Откуда, господин, мне, бедняку, брать рисовый отвар и разное зерно? Я их кормил травой". Мудрец велел собравшимся запомнить, что они сказали, а после приказал принести семян могара, истолочь их в ступке и дать с водой коровам. И коровы на виду у всех отрыгнули одну траву. Мудрец спросил у вора: "Так вор ты или нет?" – "Вор, господин". – "Больше никогда не делай так", – промолвил бодхисаттва и отпустил виновного, но люди всё-таки схватили вора и крепко поколотили его руками и ногами. Мудрец, однако, и тут не лишил его доброго совета: "Это пока лишь в нашей жизни пришлось тебе тяжко, а в будущем ведь суждены тебе горшие муки во всяких адах. Поэтому оставь подобные дела". И он наставил грешника в пяти заповедях.
Советник послал донесение царю об этом случае, описав всё, как было. Царь обратился за советом к Сенаке, и тот сказал: "Много ль значит дело о коровах, махараджа? Всякий мог решить его". И царь, не желая быть пристрастным, послал советнику тот же приказ, что и раньше.

История с ожерельем. Одна бедная женщина достала где-то разноцветных нитей и свила их вместе в виде ожерелья. Однажды она пошла омыться в бассейне, что был построен по веленью мудреца. Ожерелье она сняла с шеи и положила на свою одежду. Его увидела одна девица и захотела забрать его себе. Взяв его в руки, она сказала: "Матушка, это очень красивое ожерелье, как ты его сделала? Мне бы хотелось смастерить себе такое. Можно, я его примерю?" По простоте та разрешила, а девица нацепила его себе на шею и пустилась наутёк. Хозяйка ожерелья, видя это, поспешно вышла из воды, оделась и побежала следом. Она догнала похитительницу и ухватила её за платье, восклицая: "Ты убегаешь с ожерельем, которое я сделала себе!" Та отвечала: "Я у тебя ничего не брала. Ожерелье это – моё, я давно ношу его".
Пока они спорили, собралась толпа. Мудрец в то время играл с мальчиками. Он услышал спор за дверьми зала и спросил, что там за шум. Узнав, в чём дело, он велел ввести обеих и с первого же взгляда увидал, которая из них воровка. Но он спросил их, подчинятся ли они его решению. "Да, господин", – ответили они.
Первой он спросил воровку: "Чем ты умащаешь это ожерелье?" Она отвечала: "У меня духи не простые – в них много всяких благовоний". Он спросил другую, и та сказала: "Откуда мне, бедной женщине, взять разные благовония? У меня самые простые духи – из цветов приянгу". Мудрец велел принести сосуд с водой и положил в него ожерелье. Потом он послал за торговцем благовониями и предложил ему понюхать сосуд и сказать, чем он пахнет. Тот сразу узнал запах цветов и молвил:


Мудрец растолковал собравшимся, в чём было дело. "Воровка ты или не воровка?" – спросил он виновную, и та призналась в воровстве. С той поры открылась народу мудрость Великого.

История с клубком ниток. Одна женщина, нанявшаяся сторожить хлопковое поле, взяла с него немного хлопка, спряла тонкую нить, смотала её в клубок и положила его себе за пазуху. Когда она вернулась в деревню, ей вздумалось искупаться в водоёме у мудреца. И вот она положила клубок на свою одежду, а сама спустилась в воду помыться. Другая женщина увидела клубок и, желая им завладеть, взяла его со словами: "Какую красивую нить спряла ты, матушка!" Потом, притворившись, что рассматривает его, спрятала себе за пазуху и ушла. Как и раньше, дошло дело до мудреца.
Мудрец спросил воровку: "Когда ты мотала клубок, на что ты наматывала нитку?" – "На головку хлопчатника, господин". Он спросил другую, и та отвечала: "На косточку тимбару". Когда собравшиеся выслушали, что сказала та и другая, мудрец размотал клубок, нашёл внутри косточку тимбару и заставил воровку признаться. И собравшийся народ радостными возгласами тысячекратно выразил своё одобрение тому, как решено было это дело.

История с сыном. Одна женщина, взяв с собой маленького сына, пришла к водоёму мудреца умыть лицо. Сначала она выкупала младенца, положила его на своё платье, а потом сама умыла лицо и окунулась в воду. В это время некая ведьма увидела ребёнка и захотела его сожрать. Она подхватила платье той женщины и спросила: "Какой хорошенький малыш, подружка! Видать, это твой сынок?" – "Да, матушка", – отвечала та. "Дай, я попою его" – и ведьма взяла его на руки, немного с ним поиграла для виду и вдруг бросилась бежать вместе с ребёнком. Женщина увидела это, пустилась вдогонку и схватила её, восклицая: "Куда ты уносишь моё дитя?" Ведьма отвечала: "Не твоё это дело. Это мой сын". Споря, они проходили мимо дверей зала, и мудрец, заслышав шум, послал за ними и спросил, в чём дело. Когда же ему рассказали, он, хоть сразу и узнал ведьму по немигающим красным глазам, не подал виду, но спросил, подчинятся ли они его решению.
Когда они согласились, он провёл черту на земле и положил на неё младенца. Потом он велел ведьме взять его за руки, а матери – за ноги и сказал: "Возьмитесь покрепче и тяните каждая в свою сторону. Дитя достанется той, которая перетянет". И обе начали тянуть, а ребёнок заплакал от боли. Тогда мать, чьё сердце разрывалось на части, отпустила дитя и заплакала сама. Мудрец спросил у собравшихся: "Что говорит в ней: сердце матери, болеющей за своё дитя, или сердце той, кто не мать ему?" – "Сердце матери, о мудрый". – "Кто мать дитяти: та, что вцепилась в него, или та, что его отпустила?" – "Та, которая отпустила, о мудрый". – "Знаете ли вы, кто та, что украла ребёнка?" – "Мы не знаем, о мудрый". – "Это ведьма, она украла его, чтобы сожрать". – "Как ты это узнал?" – "Я узнал её по немигающим красным глазам и по тому, что она не отбрасывает тени, по её дерзости и по её бессердечию".
Тогда он спросил её, кто она, и она призналась, что ведьма. "Зачем ты украла дитя?" – "Чтобы съесть". – "Ты – слепая и безумная, – сказал он. – Ты согрешила в прошлых рождениях и потому родилась ныне ведьмой – ты и теперь продолжаешь творить зло, ты и теперь слепа и безумна". И он наставил её в пяти заповедях и выгнал прочь. А мать младенца благословила мудреца и, молвив: "Живи долго, владыка", – взяла своего сына и ушла.

История с коротышкой. Был один человек, которого звали Голакала, Чёрный Шар, шаром – гола – его прозвали за малый рост и круглую фигуру, а чёрным – кала – за тёмный цвет кожи. Он семь лет прослужил в одном доме и взял там себе жену. Звали её Дигхатала – Орясина. Однажды он сказал ей: "Милая, приготовь лепёшек и другой еды на дорогу, мы навестим моих родителей". – "Какие у тебя дела с родителями?" – возразила она, но он стал её упрашивать, и когда попросил в третий раз, она согласилась, напекла лепёшек, и они, взяв с собой припасов и гостинцев, отправились в путь.
По дороге им встретилась река, и, хотя была она не очень глубокой, они оба, боясь воды, не посмели войти в неё и остановились на берегу. Тем временем один бедняк по имени Дигхапиттхи – Долговязый – шёл по берегу той реки и пришёл туда, где они стояли. Они увидели его и спросили, глубока эта река или нет. Он же, видя, что они боятся воды, сказал, что река очень глубокая и кишит хищными рыбами. "Как же ты сам через неё переправляешься, братец?" – "А я завёл дружбу со здешними крокодилами и другими чудищами, так что меня они не трогают". – "Переправь нас", – попросили они его, и он согласился. Они покормили его, и он, когда наелся, спросил, кого переносить первым. "Перенеси сначала жену, а потом уж меня", – сказал Голакала. "Ладно". Он взял её на плечи, прихватил заодно припасы их и подарки родителям и вошёл в реку. Отойдя немного от берега, он весь скрючился и нарочно пошёл приседая. Голакала, глядя на него с берега, подумал: "Река, видать, и впрямь глубока. Если такому высокому человеку трудно перейти её вброд, мне туда нечего и соваться". Между тем Дигхапиттхи, донеся женщину до середины реки, сказал ей: "Милая, оставайся со мной. Я тебя буду лелеять, будут у тебя богатые украшения, будут служанки и слуги. На что тебе этот жалкий коротышка? Послушай меня". Внимая таким речам, она выбросила мужа из сердца и тут же пленилась незнакомцем. Она согласилась на его уговоры и сказала ему: "Если ты меня не покинешь, мой господин, я сделаю так, как ты хочешь".
Выбравшись на другой берег, они стали миловаться на глазах у Голакалы, поели потом из его припасов и ушли, крикнув на прощание: "А ты там оставайся!"
Когда он это увидел, то возопил: "Они сговорились и убежали, а меня оставили здесь!" Он принялся бегать по берегу взад и вперёд, сунулся было в воду и отскочил в страхе, но потом, себя не помня от гнева, со словами "Жить или пропадать!" бросился в реку и только тут обнаружил, до чего она мелкая.
Перебравшись на другой берег, он погнался за беглецами, восклицая: "Ах ты, подлый вор, куда ты уводишь мою жену?" – "Какая она тебе жена, коротышка несчастный? Она – моя!" – отвечал Дигхапиттхи и, схватив Голакалу за загривок, повернул его туда, откуда он пришёл, и дал ему хорошего пинка. Голакала, однако, кинулся к ним снова и вцепился в руку Дигхаталы: "Стой, куда ты уходишь? Ты – моя жена. Тебя выдали за меня. Ведь я семь лет проработал у вас в доме!"
И так он кричал, пока они не дошли до того зала. Собралась большая толпа. Великий осведомился, откуда шум, послал за ними, выслушал каждого и спросил, подчинятся ли они его решению. Те согласились. Прежде всего он спросил у Дигхапиттхи, как его имя. "Моё имя – Дигхапиттхи, владыка". – "А как имя твоей жены?" Он не знал её имени и назвал другое. Потом мудрец спросил у него имена его родителей, и он назвал их; но когда спросил, как зовут родителей жены, Дигхапиттхи, не зная, назвал не те имена. Великий велел всем запомнить, что он говорил, и приказал увести его. Потом он призвал Голакалу и задал ему те же вопросы. Тот знал все имена и назвал их правильно. Тогда Махосадха отослал его тоже и призвал Дигхаталу. Он спросил у неё её имя. "Моё имя – Дигхатала, владыка". – "А имя твоего мужа?" Она, не зная, как зовут незнакомца, назвала другое имя. Потом он спросил у неё имена её родителей, и она назвала их правильно, но когда спросил имена родителей мужа, она отвечала наугад и назвала не те. Тогда мудрец послал за обоими тяжущимися и спросил у присутствующих: "С чьими словами – Дигхапиттхи или Голакалы – сходится то, что сказала женщина?" – "Голы, о мудрый". Тогда он произнёс приговор: "Этот человек – её муж, а этот – похититель". И он допросил похитителя и заставил его сознаться.

История с колесницей. Один человек ехал на колеснице, и в пути ему понадобилось остановиться, чтобы умыть лицо. А в то время бог Шакра вспомнил о мудреце и решил испытать его, с тем чтобы явить миру могущество необыкновенной мудрости Махосадхи, будущего Будды. Он сошёл с небес в человеческом образе и возник позади той колесницы. Он пошёл за нею следом, держась за неё сзади, человек же, на ней сидевший, увидел его и спросил: "Ты зачем идёшь за мною?" – "Чтобы служить тебе", – отвечал он. Тот согласился: "Ладно" – и, сойдя опять со своей колесницы, отошёл в сторону по нужде. Шакра немедленно этим воспользовался, вскочил на ту колесницу и помчался прочь. Владелец её, когда увидел это, бросился со всех ног следом, крича: "Стой, стой, куда ты покатил на моей колеснице?" Но Шакра отвечал ему: "У тебя, наверное, другая, а эта – моя".
Так, споря, они оказались у входа в зал суда. "В чём там дело?" – спросил мудрец и послал за ними. Когда они вошли, он сразу узнал Шакру по его бесстрашному и немигающему взору и догадался, что другой – владелец колесницы. Однако он осведомился о сути их спора и спросил их, подчинятся ли они его решению.
Когда они согласились, он сказал: "Пусть кто-нибудь поведёт колесницу, а вы оба держитесь за неё сзади. Кто не отпустит её и добежит до конца, тот и владелец". И слуга мудреца повёл колесницу, а те оба побежали, держась за неё, сзади. Владелец колесницы, пробежав немного, дольше выдержать не мог, отпустил её и остановился, но Шакра продолжал бег. Мудрец велел повернуть колесницу обратно и сказал собравшимся: "Видите, этот человек пробежал немного и отстал, а тот не отставал всю дорогу, туда и обратно, а между тем на теле у него не выступило ни капли пота, он не запыхался, он спокоен, глаза его не мигают – это сам Шакра, царь богов!"
И он вопросил: "Поистине, ты – царь богов?" – "Да", – отвечал тот. "Зачем ты пришёл к нам?" – "Чтобы распространить славу о мудрости твоей по свету, о премудрый". Махосадха ему сказал: "Не делай так больше". И Шакра явил божественное своё могущество, поднявшись в небо, и восхвалил мудреца за то, как он решил это дело, после чего вернулся в своё небесное царство.
Тогда советник сам явился к царю и сказал ему: "О махараджа, вот как решил мудрец дело о колеснице, даже Шакра ему покорился. Почему, государь, ты не хочешь признавать достоинств у людей?" Царь спросил Сенаку: "Что ты скажешь, Сенака, не призвать ли нам мудреца?" Но тот сказал: "Этого недостаточно, махараджа, чтобы признать человека мудрецом, подожди, ещё испытаем его, чтобы я мог убедиться в его мудрости".

История с палочкой. И вот однажды, чтобы испытать мудреца, они послали в предместье Восточного рынка палку дерева акации в пядь длиной, ровно обточенную токарем, а на словах поручили передать следующее: "Ходит, мол, слава о мудрости жителей рыночного предместья, так пусть они определят, какой конец этой палочки был ближе к верхушке, а какой – к комлю дерева, а если не сумеют – заплатят пеню в тысячу каршапан". Жители предместья собрались, думали, гадали, но решить задачу не могли. Тогда они сказали своему старейшине: "Может быть, пандит Махосадха сумеет разгадать эту загадку? Пошли за ним и попроси его".
Послали за мудрецом, и, когда он пришёл из зала для игр, старейшина рассказал ему, в чём дело. "Нам, сынок, этой задачи не решить, разве что ты сумеешь", – сказал он ему. Мудрец подумал: "Какой прок царю знать, с какого конца была верхушка, с какого – комель? Палку наверняка послали, только чтобы испытать меня". Он молвил: "Принесите её, братцы, я решу вам задачу". И как только он взял палку в руки, он уже знал, с какой стороны была верхушка, а с какой – комель. Но, чтобы убедить собравшихся, он велел принести чан с водой, привязал к середине палки верёвку и, держа за конец верёвки, опустил палку в воду. Корневой конец, более тяжёлый, опустился глубже. Тогда мудрец спросил собравшихся: "Что тяжелее, комель дерева или верхушка?" – "Комель, о мудрый". – "Так смотрите же, этот конец опустился глубже, значит, комель с этого конца". Так он отличил конец, обращённый к комлю, от верхушечного.
Жители предместья отослали палку обратно царю, указав, какой конец был ближе к комлю, а какой – к вершине, и царь был очень доволен и спросил, кто это определил. "Сын старейшины Сириваддхи пандит Махосадха", – отвечали ему. "Не послать ли нам за ним, Сенака?" – спросил царь. "Погоди, государь, – отвечал тот. – Испытаем его ещё по-другому".

История с головами. Прислали две мёртвые головы, чтобы различили, которая из них женская, а которая – мужская, назначив пеню в тысячу каршапан в случае, если не сумеют. Жители предместья решить задачу не могли и обратились за помощью к Великому. Он, глянув, сразу различил их: известно, что на мужском черепе швы прямые, а на женском – изогнутые. По этому признаку он и определил, какая голова – женская, а какая – мужская, и жители предместья отослали их обратно царю с ответом. А дальше всё было, как прежде.

История со змеями. Потом прислали двух змей, определить, какая из них – самец, какая – самка. Жители предместья не знали, как это сделать, и спросили у мудреца. Он как посмотрел – сразу определил: у самца хвост толстый, у самки – тонкий, у самца голова широкая, у самки – удлинённая, глаза у самца большие, у самки – маленькие, у самца морда округлая, у самки – как обрубленная. По этим признакам он отличил самца от самки. И эта история кончилась тем же, что и предыдущие.

История с петухом. Потом пришло жителям Восточного предместья такое послание: "Царь повелевает вам прислать ему быка, только пусть он будет весь белый, с рогами на ногах и горбом на голове, и чтобы он подавал голос трижды подряд ежедневно, а если не пришлёте – платите пеню в тысячу каршапан". Они не знали, что делать, и обратились за советом к мудрецу. Он сказал: "Царь хочет, чтобы вы прислали ему белого петуха. У него ведь рога на ногах – шпоры, горб на голове – гребешок, и, кукарекая, он подаёт голос трижды подряд ежедневно. Так пошлите царю такого петуха". И они так и сделали.

История с самоцветом. Некогда бог Шакра даровал царю Куше восьмигранный самоцвет². Потом нить, на которой он держался, порвалась, но никто не мог удалить её и продеть новую. И вот этот самоцвет прислали жителям предместья с наказом удалить старую и продеть новую нить. Они же ни того, ни другого сделать не умели и обратились опять к мудрецу. "Не тревожьтесь", – сказал он им и попросил каплю мёда. Мёдом он намазал отверстия в самоцвете с обеих сторон, скрутил шерстяную нитку, намазал кончик её тоже мёдом, просунул его немного в дырочку и положил самоцвет в том месте, где проползали муравьи. Муравьи, почуяв мёд, выползли и съели старую нить; потом, ухватив кончик шерстяной нитки, они вытянули его с другого конца. Когда мудрец увидел, что нить прошла, он отдал самоцвет жителям предместья, чтобы они отослали его царю. Они так и сделали, и царь был очень доволен, когда узнал, как удалось продеть нить.

История с отёлом. Отобрали лучшего царского быка и откармливали его несколько месяцев так, что у него раздулось брюхо; потом вымыли ему рога, умастили его маслом, выкупали в воде с куркумой и отправили к жителям предместья Восточного рынка с таким посланием: "Вы, мол, мудрецы, так вот вам лучший царский бык, стельный, пусть он у вас отелится и верните его обратно с телёнком, иначе заплатите пеню в тысячу каршапан". Жители предместья в растерянности, не зная, что делать, обратились к мудрецу. Он раскинул умом и придумал: на такую просьбу надо ответить просьбой же. "Можете вы найти смелого человека, который не побоялся бы говорить с царём?" – спросил он. "За этим дело не станет, о мудрый". – "Так призовите его". И они призвали такого человека.
Великий ему сказал: "Ступай, добрый человек, к вратам царского дворца, подойди к ним, распустив волосы по плечам, горько плача и сетуя. На вопросы никому не отвечай, продолжай только сетовать. А когда царь пошлёт за тобою и спросит, на что ты жалуешься, ты ему скажешь, что сын твой уже семь дней мучается в родах, а разродиться не может, помоги, мол, государь, укажи средство. Тогда царь скажет: что ты болтаешь, не бывает так, чтобы мужчины рожали, – а ты ему на это: если так, то как могут жители Восточного предместья заставить твоего лучшего быка отелиться?" Посланец мудреца всё так и сделал. Царь спросил, кто придумал эту хитрость, и, когда услышал, что её придумал пандит Махосадха, изъявил своё удовольствие.

История с варёным рисом. На другой день решили ещё раз испытать мудреца и отправили жителям предместья Восточного рынка такое послание: "Пришлите нам варёного риса, но приготовить вы его должны при таких восьми условиях: без риса, без воды, без горшка, без печи, без огня, без дров, и чтоб доставили его нам не по дороге, и чтобы принесли его не мужчина и не женщина. Если не сможете этого сделать, заплатите пеню в тысячу каршапан". Жители предместья, не зная, что делать, обратились к мудрецу. Он им сказал: "Не горюйте. Возьмите немного рисовой сечки, потому что это уже не рис, льда, потому что это не вода, глиняную миску, потому что это не горшок, сложите несколько деревянных чурбаков – это ведь не печь, вместо обычного огня добудьте пламя трением, вместо дров возьмите сухих листьев, приготовьте кислого рису, положите его в новый сосуд, хорошенько умните, дайте нести его евнуху – не мужчине и не женщине, да пусть несёт окольной тропой, избегая большой дороги, и так доставьте рис царю". Они так и сделали. Царь спросил, кто это придумал, и когда услышал, что придумал всё пандит Махосадха, был очень доволен.

История с песком. На другой день, чтобы ещё раз испытать мудреца, отправили жителям предместья такое послание: "Царь хотел бы развлечься катанием на качелях, да старая верёвка в царском доме порвалась. Вы должны прислать новую верёвку, только свейте её из песка. Если не пришлёте, заплатите пеню в тысячу каршапан". Те не знали, что делать, и обратились к мудрецу. Мудрец же решил, что на такую просьбу надо отвечать просьбой. Он ободрил жителей, призвал двух или трёх заправских краснобаев и наказал им повести перед царём такие речи: селяне, мол, государь, не знают, тонкой или толстой должна быть эта верёвка, так ты пришли им кусок от старой песчаной верёвки в пядь или пальца в четыре длиной, они посмотрят и совьют верёвку той же толщины. "Если же царь, – молвил мудрец, – возразит, что в доме его, мол, никогда не бывало песчаных верёвок, вы его спросите: коли уж государь сам не мог сделать песчаную верёвку, что могут сделать жители предместья?" Они так всё и сказали, и царь был доволен, когда узнал, что до этой просьбы додумался не кто иной, как мудрец.

История с водоёмом. На другой день пришло жителям предместья такое послание: "Царь желает развлечься играми в воде; пришлите новый водоём, покрытый лотосами пяти видов, а не пришлёте – заплатите пеню в тысячу каршапан". Жители предместья обратились к мудрецу, а он решил, что на такую просьбу надо ответить просьбой. Он призвал нескольких речистых молодцов и наказал им: "Ступайте и играйте в воде, пока у вас не покраснеют глаза, потом идите к вратам царского двора с мокрыми волосами, в мокрой одежде, вымазанные в глине с ног до головы, с верёвками, палками, комьями земли в руках, просите доложить царю о себе, а когда вас к нему допустят, скажите ему так: "Махараджа, как ты повелел, мы добыли для тебя подходящий большой водоём и хотели привести его; но он привык жить в лесу и, едва увидал город с его стенами, рвами и сторожевыми башнями, испугался, порвал верёвки и сбежал обратно в лес. Мы били его палками, швыряли в него камнями, но не могли заставить вернуться. Ты дай нам старый водоём, принесённый из леса, мы свяжем их обоих вместе и так вернём другой". Царь скажет, что он никогда, мол, не приводил водоём из леса и не посылал его туда снова, чтобы он привёл другой. Тогда вы должны сказать: "Если так, как могут прислать тебе водоём жители Восточного предместья?" Они так и сделали; и царь был рад, услышав, что это придумал мудрец.

История с парком. И ещё однажды отправили послание: "Мы желаем развлекаться в парке, а парк у нас старый. Пусть жители предместья пришлют новый парк, полный цветов и деревьев". Мудрец опять ободрил своих, решив ответить просьбой на просьбу, и опять послал людей, чтобы они поговорили с царём, как и прежде.
Тогда царь, довольный, спросил Сенаку: "Не призвать ли нам мудреца, Сенака?" Но тот, завидуя чужому успеху, молвил: "Это ещё не показывает, что он мудрец, погоди". Выслушав его, царь подумал: "Пандит Махосадха с детских лет отличался мудростью и тогда уже полюбился мне. Как ни испытывали его тайком, он, словно сам будда, на любую задачу находил ответ либо просьбой отвечал на просьбу. И такого умного человека Сенака не даёт мне приблизить к себе! Но что мне до Сенаки? Я его всё равно призову".
И в сопровождении большой свиты верхом на своём лучшем коне он отправился в предместье. Но по дороге конь попал копытом в яму и сломал ногу; и царь повернул с того места обратно в город. Тогда Сенака явился к нему и спросил: "Правда ли, о махараджа, что ты поехал в предместье, чтобы привезти мудреца?" – "Да, пандит". – "Махараджа, – сказал Сенака, – ты меня ни во что не ставишь. Я просил тебя подождать с решением, но ты поспешил в дорогу, и вот в самом начале пути твой лучший конь сломал ногу". Царь на это ничего не мог возразить.
Но однажды он опять спросил Сенаку: "Сенака, не послать ли нам за пандитом Махосадхой?" – "Ты только сам не езди, государь, а пошли вестника, и пусть он передаст ему от тебя такое послание: "О мудрый, когда я ехал к тебе, чтобы тебя к себе забрать, мой конь сломал ногу. Ты пришли мне теперь лучшего коня и коня превосходнейшего". Если он задумает прислать лучшего – он должен приехать сам, если превосходнейшего – прислать своего отца. В этом и будет для него испытание".
Царь согласился на это и послал вестника. Мудрец, выслушав послание, понял, что царь хочет видеть его самого и его отца. Он пошёл к отцу, приветствовал его и сказал: "Батюшка, царь хочет нас с тобою видеть. Ступай ты первый в сопровождении тысячи купцов-старейшин, но не с пустыми руками, возьми с собой ларец сандалового дерева, наполненный свежим топлёным маслом. Царь заговорит с тобой приветливо и укажет тебе место, отведённое для домохозяев; ты займи его. Когда ты сядешь, войду я. Царь и со мной заговорит приветливо и укажет мне другое такое же сиденье. Тогда я посмотрю на тебя; ты поймёшь знак, встанешь с сиденья и скажешь: "Махосадха, сынок, займи это место". Вот тогда и настанет время решать его задачу".
Отец повиновался и сделал так, как ему было сказано. Прибыв к вратам дворца, он просил доложить о себе царю; когда царь пригласил его, вошёл, приветствовал царя и стал близ трона. Царь заговорил с ним приветливо и спросил: "Где твой сын Махосадха, домохозяин?" – "Он прибудет за мною следом, государь". Царь был рад это слышать и указал отцу сесть на подобающее ему место. Тот нашёл сиденье и сел поблизости.
Между тем Великий нарядно оделся и в сопровождении тысячи юношей прибыл во всём великолепии на украшенной колеснице. При въезде в город он увидел осла на краю канавы. Махосадха велел нескольким дюжим молодцам взять этого осла, завязать ему морду, чтобы он не мог кричать, засунуть его в большой мешок и нести на плечах. Они так и сделали. И бодхисаттва вступил в город со своей многочисленной свитой. Народ всячески восхвалял его. "Вот пандит Махосадха, сын старейшины Сириваддхи, – говорили люди. – Он родился с целебным злаком в руке, он сумел разрешить все труднейшие задачи, которыми его испытывали".
Прибыв к вратам дворца, он послал возвестить о своём приходе. Царь обрадовался этой вести. "Пусть сын мой пандит Махосадха поспешит войти", – молвил он. Со всею свитой Махосадха вошёл во дворец, приветствовал царя и стал близ трона. Царь, довольный тем, что видит его, заговорил с ним ласково и предложил занять подобающее ему сиденье. Он же взглянул на отца, и отец по этому знаку поднялся со своего сиденья и предложил ему сесть. И он сел на место отца.
Тогда те слепые глупцы – Сенака, Пуккуса, Кавинда и Девинда, – видя, где он сел, стали всплёскивать руками, восклицая с громким смехом: "И этого невежду ещё называют мудрецом! Он заставил своего отца встать и сам сел на его место! Нет уж, мудрым его не назовёшь!" Царь тоже был недоволен. Тогда Великий спросил его: "Что с тобой, махараджа, ты, кажется, чем-то опечален?" – "Да, я опечален, пандит. Я рад был тому, что слышал о тебе, но то, что я вижу, меня не радует". – "Почему же?" – "Ведь ты заставил своего отца встать и сам сел на его место".
"Так ты думаешь, махараджа, что во всех случаях отец выше, чем его сыновья?" – "Да, пандит". – "А не послал ли ты мне приказ доставить тебе лучшего коня или превосходнейшего из коней?" С этими словами он встал с сиденья и, обратившись к своим людям, сказал: "Принесите осла, которого вы сюда доставили". Когда его принесли, Махосадха положил осла перед царём и спросил: "Какова цена этому ослу, махараджа?" – "Если он годится для работы, цена ему – восемь каршапан". – "Но если от него у чистокровной кобылы родится мул, какая будет этому мулу цена?" – "Ему цены не будет, о мудрый". – "Да что ты говоришь, государь! Не ты ли только что сказал, что во всех случаях отец – выше сыновей? Если это так, как же может осёл стоить меньше, чем рождённый от него мул? Не потому ли твои пандиты всплёскивали руками и смеялись надо мной, что они и того не знают? Ну и мудрецы же у тебя! Откуда ты только взял таких?" И, преисполненный презрения к этим четверым, он обратился к царю такой гатхой:


Молвив это, он продолжал: "Итак, махараджа, если отец лучше сына, возьми к себе на службу моего отца; если сын лучше отца, возьми меня". Царю понравился его ответ, и весь царский двор, рукоплеща и вознося тысячекратно хвалу ему, восклицал: "Поистине, хорошо разрешил вопрос мудрец!" И было щёлканье пальцами и помазание тысячью шарфов; а те четверо пришли в уныние.
Между тем никто лучше бодхисаттвы не знал цену родителям. И если спросят, почему он так поступил, – знайте: не затем, чтобы унизить своего отца, но только ради решения задачи, которую задал ему царь, и ещё для того, чтобы явить свою мудрость и посрамить четырёх пандитов.
Царь был доволен; взяв чашу с благовонной влагой, он окропил ею руку старейшины со словами: "Прими предместье Восточного рынка в дар от царя". И он добавил: "Пусть другие старейшины ему подчинятся". Он послал матери бодхисаттвы всякого рода украшения, и, довольный тем, как решил мудрец вопрос об осле, он пожелал усыновить Махосадху. "Домохозяин, – сказал он старейшине, – отдай мне твоего сына, чтобы я мог назвать его своим". Тот отвечал: "Государь, он ещё очень молод, у него молоко на губах не обсохло, пусть он подрастёт, а тогда перейдёт к тебе". Царь сказал, однако: "Домохозяин, отныне тебе придётся отказаться от родительских чувств. С сегодняшнего дня Махосадха – мой сын, и сына своего я могу содержать сам, а ты ступай себе восвояси". И он отослал его. Отец почтил царя, обнял сына, поцеловал его в голову и прочёл ему наставление. "Не печалься, батюшка", – молвил мудрец и простился с отцом.
Царь тогда спросил Махосадху, будет ли он трапезовать во дворце или вне его стен. Тот подумал, что с такой большой свитой лучше будет вкушать трапезу вне дворца, и так и ответил. Царь отвёл ему подходящий дом и дал ему всё необходимое для содержания свиты в тысячу человек. С этого времени Махосадха поступил на службу к царю. А тот всё ещё желал испытывать его.
В то время за городом недалеко от Южных ворот на берегу озера росло пальмовое дерево, на котором устроила себе гнездо ворона, а в том гнезде лежал драгоценный камень, и в воде озера было видно его отражение. До царя дошли слухи, что в озере виден драгоценный камень, и он призвал к себе Сенаку и сказал ему: "Говорят, в озере есть драгоценный камень. Как нам достать его?" – "Чтобы достать его, надо осушить озеро", – отвечал тот. Царь поручил ему сделать это. Сенака собрал много людей, они выкачали воду, выгребли ил, перекопали дно, но камня не нашли. Однако когда озеро опять наполнилось водою, вновь стало видно отражение камня. Сенака проделал всё сначала, но камня так и не нашёл.
Тогда царь призвал к себе мудреца. "В озере виден драгоценный камень, – сказал он ему. – Сенака велел выкачать из озера воду, выгрести ил и перекопать дно, но ничего не нашёл, а когда озеро вновь наполнилось водою, камень опять стал виден. Можешь ли ты достать его?" – "Это нетрудно сделать, махараджа, я его тебе достану". Царь обрадовался и в сопровождении большой свиты прибыл на берег озера, чтобы воочию убедиться в могуществе знания, которым обладал мудрец. Великий стал на берегу, вгляделся в отражение в воде и понял, что камня в озере нет и что он – на пальмовом дереве. "Государь, драгоценного камня в водоёме нет" – сказал он. "Но разве его не видно там, в воде?" Тогда мудрец велел зачерпнуть воды в ведро и сказал: "Посмотри, государь, не виден ли этот камень и в ведре тоже?" – "Так где же он на самом деле, о мудрый?" – "Государь, и в ведре, и в озере видно лишь отражение драгоценного камня, а сам он лежит в гнезде вороны на пальме. Вели кому-нибудь достать его оттуда". Царь послал человека за камнем, тот взобрался на дерево и достал его. Когда камень принесли, мудрец подал его царю в руки. И народ восхвалил мудреца, а над Сенакой посмеялись: "Камень-то был в гнезде вороны на пальме, а Сенака заставил дюжих работников осушать озеро! Конечно, мудрым тут можно назвать только Махосадху". Так люди славили Великого. И царь был им доволен и пожаловал ему жемчужное ожерелье со своей шеи и одарил нитями жемчуга всю его свиту. Ему и свите разрешено было отныне являться к царю без доклада.
Однажды царь с мудрецом пошли в парк. А там на арке ворот жил хамелеон. Завидев царя, он спустился оттуда и распростёрся на земле. Царь спросил: "Что делает этот хамелеон, о мудрый?" – "Воздаёт тебе почести, махараджа". – "Если так, да не останется поклонение нам невознаграждённым. Назначь ему жалование". – "Государь, жалование ему ни к чему, ему нужна только еда". – "А что он ест?" – "Мясо, государь". – "Сколько ему надо?" – "Всего на грош, государь". – "Дар в грош ценою не приличествует царю, пусть ему отныне дают каждый день мяса на полмашаки".
Так это с тех пор и исполнялось. Но однажды в день поста, когда скот не забивали, слуга не мог найти мяса для хамелеона. Тогда он просверлил монету в полмашаки, продел в неё нить и повесил её хамелеону на шею. Тот чрезвычайно этим возгордился. Царь пришёл тогда опять в парк, но хамелеон на сей раз, гордый своим богатством, подумал при виде его: "Хоть ты и очень богат, Ведеха, я богат тоже" – и, сочтя себя равным царю, не слез с арки, а остался лежать на ней, поглаживая себе грудь. Царь, видя это, спросил: "Пандит, он не спускается сегодня с ворот, отчего это?" И он молвил:


Мудрец догадался, что слуга в день поста не смог достать мяса и повесил хамелеону монетку на шею, отчего тот и возгордился. И он ответил:


Царь послал за слугою и допросил его, и тот рассказал, как было дело. Царь был чрезвычайно доволен, убедившись, что мудрец, не задавая никому вопросов, отгадал мысли хамелеона, проявив всезнание, достойное будды. И он даровал ему доход от сбора пошлины у всех четырёх ворот города. А на хамелеона он рассердился и хотел лишить его содержания, но мудрец его отговорил: "Так делать не подобает".
Один молодой человек по имени Пингуттара, житель Митхилы, отправился в Такшашилу, где занимался у знаменитого учителя и вскоре закончил своё образование. Выдержав испытание, он попросил у учителя разрешения вернуться домой. А в роду того учителя был такой обычай: если была в семье девушка на выданье, её отдавали замуж за старшего ученика. У учителя была дочь, прекрасная, как небесная дева, и он сказал ученику: "Сын мой, я выдаю за тебя свою дочь, ты заберёшь её с собой".
Молодой человек был огорчён и несчастен, девушка же была очень рада. Когда он её увидел, она ему не понравилась. Он этого не скрыл, но противоречить учителю не хотел, и брахман выдал за него дочь.
Когда пришла ночь, он лёг на роскошно убранном брачном ложе, но едва она пришла и легла на то же ложе, он встал с него, стеная, и лёг на полу. И она сошла с ложа и легла с ним рядом, но тогда он поднялся и на то же ложе лёг, а когда она на него взошла, опять лёг на полу; ибо несчастье не может сочетаться со счастьем.
Тогда девушка осталась на ложе, а он – на полу. И так они провели семь ночей. Затем он простился с учителем и отправился в путь, взяв с собой жену. По дороге они едва перемолвились словом. Так, оба удручённые и несчастные, они добрались до Митхилы. Не доходя немного до города, Пингуттара увидел фиговое дерево, покрытое плодами; будучи голоден, он взобрался на него и съел несколько фиг. Девушка, тоже голодная, подошла к дереву и крикнула ему:
"Брось и мне немного плодов!" – "Что, у тебя нет рук и ног? – возразил он. – Полезай сама, если тебе нужно". Она тоже залезла на дерево и поела плодов. А он, как только увидел, что она на дереве, быстро слез, навалил вокруг подножья ворох колючих веток и убежал, говоря себе: "Наконец-то я избавился от этой несчастной!"
Она не могла спуститься в колючки и осталась сидеть на дереве. А под вечер царь, возвращаясь верхом на слоне в город с прогулки по парку, проезжал мимо того дерева и увидел её. Он сразу в неё влюбился. И он велел свите спросить её, замужем она или нет. "Да, у меня есть муж, за которого меня выдали мои родные, – отвечала она. – Но он сбежал, оставив меня сидеть здесь". Советник передал это царю, который молвил: "Сокровище, не имеющее хозяина, по праву достаётся царю".
И её сняли с дерева, посадили на слона и отвезли во дворец. Там совершили над нею обряд помазания, возведя в звание главной царицы. И была она царю дорога и мила. Ей дали имя: Царица Удумбара, потому что царь впервые увидел её на фиговом дереве – удумбаре.
Однажды после этого случилось так, что жителям предместья у городских ворот приказано было выйти на работу – расчистить от травы и камней дорогу, по которой царь собирался ехать в загородный парк. Вместе с другими вышел с мотыгой, подоткнув полы одежды, Пингуттара, которому надо было зарабатывать себе на жизнь. Ещё прежде, чем работа была закончена, царь появился там на колеснице вместе с царицей Удумбарой. Увидев бедняка, трудившегося на дороге, царица не могла скрыть своего торжества. "Так-то, злосчастный", – подумала она и улыбнулась. Царь, увидев, что она улыбается, рассердился. "Чему ты улыбаешься?" – спросил он. "Государь, – отвечала она, – этот человек, работающий на дороге, – мой бывший муж. Это он заставил меня взобраться на дерево, а потом навалил кругом колючих ветвей и ушёл. Увидев его сейчас, я подумала: поделом тебе, злосчастный, – и не могла сдержать улыбки". – "Ты лжёшь, – сказал ей царь. – Не этому ты смеялась, я убью тебя", – и с этими словами он вынул свой меч. Она же молвила, испуганная: "Государь, прошу тебя, обратись к своим мудрецам, их спроси!"
Царь спросил Сенаку: "Веришь ли ты её словам?" – "Нет, государь, не верю, – отвечал тот, – ибо кто же покинул бы такую женщину!" Она, услышав его слова, перепугалась ещё больше. Но царь подумал: "Что может знать Сенака? Я лучше спрошу мудреца". И он обратился к нему с вопросом:


На это мудрец ответил:


Царя эти слова убедили, его гнев прошёл, сердце его успокоилось, и он сказал, довольный: "Не будь тебя здесь, о мудрый, я поверил бы речам глупца Сенаки и потерял бы эту прекрасную женщину; ты спас её для меня". И он осыпал мудреца своими милостями. Царица же поклонилась царю и сказала: "Государь, этот мудрый человек спас мне жизнь; даруй и мне милость: да будет он мне отныне вместо младшего брата". – "Хорошо, царица, я дарую тебе эту милость". – "Тогда, о государь, да будет ведомо, что с сегодняшнего дня я не вкушаю яств без моего младшего брата и отныне двери моего дома в любое время открыты для него, чтобы я могла угощать его сластями, когда он только захочет, – разреши это мне". – "Хорошо, дорогая, и эту милость прими от меня".
Однажды царь после завтрака вышел прогуляться по галерее вокруг дворца и увидел случайно во дворе козла и пса, дружески беседовавших между собою. А дружба эта началась так. Козёл имел обыкновение поедать сено, оставленное возле слоновника, прежде чем сами слоны успевали его отведать. Сторожа его били и гнали, и вот однажды, когда он с блеянием убегал, один из них погнался за ним и сильно ударил палкой по спине. Козёл, скрючившись от боли, пошёл и лёг на скамье под высокой стеной дворца. И был там пёс, который изо дня в день питался костями, обрывками кожи и другими отбросами с царской кухни. В тот же самый день случилось так, что повар, едва кончив стряпать, отлучился, чтобы освежиться от кухонного жара, а пёс, не в силах противиться мясному духу, прокрался на кухню, сбросил крышку с котла и вытащил кусок мяса. Но повар, заслышав шум, вбежал на кухню и увидел пса. Он захлопнул дверь и стал колотить его чем попадётся. Пёс выронил мясо из пасти и, визжа, пустился наутёк. Повар, видя, что он убегает, погнался за ним и ударил его изо всей силы палкой по спине. Сгорбив спину и поджав лапу, пёс приплёлся туда, где лежал козёл. Козёл спросил: "Что тебя так скрючило, дружок? Или у тебя колики?" Пёс отвечал: "Ты тоже лежишь скорчившись. Может быть, это у тебя колики?" И он рассказал, что с ним произошло.
Тогда козёл спросил его: "Пойдёшь ты ещё на кухню?" – "Нет уж, это может стоить мне жизни", – отвечал пёс и спросил в свою очередь: "А ты пойдёшь ещё к слоновнику?" – "Нет, мне туда ход заказан, этак можно и жизни лишиться". И оба задумались, как им теперь быть. И козёл сказал: "Я знаю, как нам жить дальше, если мы сговоримся и придём к согласию". – "Так расскажи". – "Отныне, дружок, к слоновнику ходить будешь ты. Сторожа знают, что ты не ешь сена, и не обратят на тебя внимания, вот ты мне сена и принесёшь. А я пойду на кухню. Повар, зная, что я не ем мяса, не станет следить за мною, и я принесу тебе мяса". Так они и порешили. Пёс пошёл к слоновнику, принёс оттуда в зубах вязанку сена и положил у той высокой стены. Другой же сходил на кухню и принёс большой кусок мяса на то же место. Пёс съел мясо, а козёл съел сено. Так благодаря этой уловке они зажили благополучно и в добром согласии у высокой стены.
Когда царь узнал об их дружбе, он подумал: "Никогда я ещё такого не видывал! Вот два природных врага живут вместе в добром согласии. Загадаю-ка я об этом событии загадку своим мудрецам. Кто её не разгадает, того я изгоню из моего царства, а того, кто на мой вопрос ответит правильно, я объявлю величайшим из мудрецов и окажу ему всяческие почести. Сегодня не время; но завтра, когда они явятся ко мне, я задам им этот вопрос". И на другой день, когда мудрецы явились к нему и расселись по своим местам, он обратился к ним с таким вопросом:


И, сказав это, он добавил:


На первом месте сидел Сенака, мудрец же – на последнем. Мудрец подумал: "Этот царь не столь хитроумен, чтобы из ничего придумать такую загадку, он, должно быть, что-то такое увидел. Если мне дадут один день, я эту задачу решу. Пусть Сенака что-нибудь выдумает, чтобы на один день отсрочить ответ". А те четверо ничего не могли понять, словно блуждающие в потёмках. Сенака воззрился на Махосадху, ожидая, что он скажет, а тот смотрел на Сенаку. И по тому, как он на него смотрел, Сенака понял его мысль; он понял, что даже этот мудрый человек не знает ещё ответа и нуждается в дне отсрочки.
Он решил исполнить его желание; и он рассмеялся с самоуверенным видом и сказал царю: "Неужели, махараджа, ты и в самом деле прогонишь нас всех, если мы не ответим на твой вопрос?" – "Да, пандит". – "Но ты ведь знаешь, что вопрос этот сложный и нам непросто ответить на него. Ты подожди немножко. Такой трудный вопрос нельзя решать на людях, в суете. Мы его обдумаем спокойно и ответим тебе, дай нам срок". И, полагаясь на Великого, он молвил так:


Царю его речь не понравилась. С угрозой он сказал им, однако: "Хорошо, подумайте как следует и приходите с ответом. Если вы этого не сделаете, я изгоню вас". После этого четверо пандитов покинули дворец, и Сенака сказал остальным: "Господа, тонкий вопрос задал нам царь, но если мы на него не ответим, нам грозит большая беда. Так что вы поешьте хорошенько и думайте прилежно".
А мудрец тем временем пошёл к царице Удумбаре и спросил её: "О царица, где царь проводил большей частью время вчера и сегодня?" – "Он гулял по галерее и смотрел из окон, братец". – "Ага, – подумал бодхисаттва, – наверняка он там что-нибудь увидел".  И он пошёл туда, стал наблюдать и увидел проделки козла и пса. "Вот и разгадка царского вопроса", – подумал он и вернулся домой.
Другие же трое, как ни размышляли, ничего не придумали и пришли к Сенаке ни с чем. Он их спросил: "Решили вы задачу?" – "Не решили, учитель". – "Ну, так царь вас прогонит, и что вы тогда будете делать?" – "А ты сам-то решил?" – "Нет, я тоже не нашёл ответа". – "Ну, уж коль сам ты не нашёл, как было нам найти? Мы рыкали перед царём, как львы: дай, мол, нам подумать, и мы решим. Как же нам теперь прийти без ответа? Царь разгневается, что же нам делать?" – "Нам эту задачу не решить, – сказал Сенака. – Вот мудрец, тот, наверное, уже на сто ладов решил её". – "Пойдём тогда к нему", – и они отправились все четверо к бодхисаттве.
Они пришли к его дверям, послали возвестить о себе и потом вошли. Почтительно приветствовав его, они стали рядом и спросили Великого: "Нашёл ли ты ответ на вопрос, о мудрый?" – "А кто ещё другой мог бы его найти? Конечно, я нашёл ответ". – "Скажи и нам". Мудрец подумал: "Если я им не скажу, царь их прогонит из своего царства, а меня вознаградит семью драгоценными дарами. Но не дам этим глупцам погибнуть – скажу им". Он посадил всех четверых на низкие сиденья и заставил сложить приветственно ладони. Но он не стал рассказывать им, что увидел царь, а только научил: "Когда царь спросит, отвечайте ему так…" – для каждого из четырёх он придумал по стиху, велел стихи те заучить и отослал их. На другой день они явились к царю на службу и сели на указанные им места. Царь спросил Сенаку: "Решил ты, Сенака, задачу?" – "Кто, как не я, о махараджа, мог её решить?" – "Тогда скажи ответ". – "Слушай, государь". И он прочёл тот стих, которому его научил мудрец:


Сам Сенака не понимал смысла стиха, который прочёл, а царь понял – ведь речь там шла о том, чему он был свидетелем. И он подумал: "Сенака нашёл ответ". Потом он обратился к Пуккусе. "Неужто я совсем невежда?" – молвил Пуккуса и прочёл тот стих, который ему дали заучить:


И он читал, не понимая смысла, но царь-то понял и решил, что тот нашёл ответ. Тогда он спросил Кавинду, и тот прочитал такую гатху:


"Этот тоже догадался", – подумал царь и обратился к Девинде, который тоже прочитал заученное:


Наконец царь спросил мудреца: "А ты понял ли вопрос, сын мой?" – "О махараджа, во всём мире, от низшего из адов до высшего из небес, кто ещё, кроме меня, мог понять его?" – "Тогда дай мне ответ". – "Внемли, о махараджа", – и он явил своё знание происшедшего, прочитав такие две гатхи:


Царь не знал, что остальные получили свои ответы от бодхисаттвы. Он подумал, что все пятеро своим умом дошли до сути дела, и, обрадованный, возгласил: "Немалая мне выгода иметь в своём дому подобных мудрецов! Вопрос глубокий и нелёгкий разрешили они, разумники, блистая красноречьем". И он сказал им:


И всё это он им дал.
Царица Удумбара знала, однако, что четверо получили отгадку от мудреца. "Царь равно наградил всех пятерых, не отличив боба от гороха, – подумала она. – А ведь мой братец заслужил особую награду". Она пошла к царю и спросила: "Кто ответил на твой вопрос, государь?" – "Пятеро мудрецов, милая". – "А от кого, государь, четверо из них получили ответ?" – "Я не знаю, милая". – "Махараджа, что знают эти люди? Это Махосадха, чтобы они, глупцы, не погибли, научил их правильным ответам. Несправедливо, что ты всем дал равную награду. Мудреца ты должен отличить".
Царю пришлось по сердцу, что мудрец о себе промолчал, и он решил не в пример щедро одарить его. "Ладно, – подумал он, – я задам сыну моему другой вопрос, а когда он ответит, пожалую ему богатую награду". И, поразмыслив, он избрал Вопрос о богатом и бедном.
Однажды, когда пятеро мудрецов явились к нему на службу и расселись безмятежно на своих местах, царь сказал: "Сенака, я хочу задать вопрос". – "Спрашивай, государь". И он задал ему такой вопрос о богатом и бедном:


А вопрос этот в роду Сенаки переходил от отца к сыну, поэтому он отвечал без промедления:


Царь выслушал этот ответ; он не стал спрашивать остальных троих, но обратился к сидевшему здесь же Махосадхе:


"Послушай, махараджа, – отвечал ему Великий:


Когда он это сказал, царь посмотрел на Сенаку. "Видишь, – молвил он, – Махосадха-то назвал лучшим мудрого". – "Махараджа, – отвечал Сенака, – Махосадха – ребёнок, у него ещё молоко на губах не обсохло, что он может знать!" И он прочёл такую гатху:


А Гориманда был богач, который жил в том городе. У него было восемьсот миллионов, но сам он был уродлив, не было у него ни сына, ни дочери, не знал он никакого ремесла, и из обоих уголков рта у него постоянно стекала слюна. И были у него две жены, прекрасные, как небесные девы. Обычно они стояли у него по бокам, нарядные и разукрашенные, и подбирали слюну, которая текла из его рта, в букеты цветов – голубых лотосов; потом они эти лотосы выбрасывали. Однажды некие забулдыги захотели украсить себя голубыми лотосами в питейном доме. Они пошли к дому Гориманды, стали у ворот и принялись выкликать: "Господин наш Гориманда! Старейшина!" На поднятый ими шум он выглянул в окошко и спросил: "Что вам, братцы?" А слюна текла у него изо рта, и его жёны, подобрав её в голубые лотосы, выбросили их из окна на середину улицы. Пьяницы тотчас их подобрали, выполоскали их в воде и пошли, украсив себя этими цветами, в питейный дом. Тем они прославили Гориманду. Потому Сенака и молвил так, приведя эту историю в пример.
Царь, выслушав Сенаку, молвил: "Что ты скажешь на это, мудрый Махосадха?" Тот отвечал: "Государь, что знает Сенака? Он – словно ворона перед рассыпанным рисом или пёс, вздумавший полакать молока, – он видит добычу, но не видит палки, готовой опуститься ему на голову. Послушай, государь". И он прочёл такую гатху:


Выслушав это, царь произнёс: "Что скажешь на это, учитель?" Сенака возразил: "Государь, что он знает? Не то что люди, даже птицы стремятся к дереву, богатому плодами!" И он прочёл такую гатху:


Царь, выслушав это, молвил: "Что скажешь, сын мой?" – "Что знает этот толстопузый? – возразил мудрец. – Послушай, государь". И он прочёл такую гатху:


И опять царь спросил Сенаку: "Что скажешь, Сенака?" И тот прочёл такую гатху:


Опять царь молвил: "Ну что, мудрец?" И тот отвечал: "Послушай, махараджа", – и прочёл такие две гатхи:


Выслушав это, царь сказал: "Что, Сенака?" – а тот в ответ: "Послушай, государь", – и прочёл такую гатху:


Опять царь сказал: "Что, сын мой?" – и мудрец отвечал: "Послушай, государь, что знает болтун Сенака?" И прочёл такую гатху:


На это Сенака прочёл такую гатху:


Опять царь спросил: "Что ты на это скажешь, сын мой?" – и мудрец отвечал: "Что знает Сенака? Он думает об этом мире, но не думает о грядущем". Сказав это, он произнёс такую гатху:


На это Сенака прочёл такую гатху:


"Да что он знает?" – возразил мудрец и, чтобы объяснить, в чём суть, прочёл такую гатху:


"Что скажешь?" – спросил царь Сенаку. Тот отвечал: "Государь, что может знать этот зелёный юнец?" И он произнёс такой стих, думая, что заставит Махосадху замолчать:


Выслушав его, царь подумал: "Хорошее доказательство привёл Сенака. Сможет ли сын мой его опровергнуть или привести своё?" И он спросил Махосадху: "Ну, что ты скажешь, мудрый?" Никто не мог бы опровергнуть довод Сенаки, кроме бодхисаттвы, и Великий опроверг его силой своей мудрости, молвив: "Махараджа, что знает этот глупец! Он судит только по себе и превосходства мудрости не ведает. Послушай, махараджа". И он произнёс такую гатху:


И словно он добыл золотой песок из подножья Сумеру, словно возвёл полный месяц на небо, – так веско привёл он этот довод, так явил Великий могущество своей мудрости. Царь тогда молвил Сенаке: "Ну, что скажешь, Сенака? Возрази, если можешь". Но, подобно человеку, который израсходовал всё зерно в своей житнице, тот сидел, подавленный и озабоченный, и ничего не ответил. Мог бы он привести другой довод, так и тысяча стихов не завершила бы эту повесть. А меж тем как он безмолвствовал, ещё одну гатху прославляющий мудрость, прочёл Великий – и как излияние глубокого потока то было:


Выслушав это, царь столь доволен был тем, как разрешил вопрос Великий, что осыпал его дождём богатых даров, примолвив:


С той поры возросла слава бодхисаттвы, а о прочем позаботилась царица Удумбара. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, она подумала так: "Мой названный братец стал взрослым, и слава его велика. Настало время женить его", – и с тем пошла к царю. Царь обрадовался, выслушав её. "Хорошо, скажи ему об этом", – согласился он. Она ему сказала, и Махосадха не спорил. "Тогда мы, братец, подберём тебе невесту", – молвила она. Но Махосадха подумал: "Я никогда не буду счастлив, если жену мне выберут другие. Я сам найду её себе". И он сказал ей: "Государыня, погоди немного и ничего царю не говори, а той порой я подыщу себе невесту по нраву и уведомлю тебя". Царица согласилась, и Махосадха, простившись с ней, отправился к себе домой.
Предупредив своих товарищей, он раздобыл портновскую снасть, переоделся и один отправился в предместье за Северные ворота. А в том предместье жила старинная, но обедневшая купеческая семья, и в той семье была дочь по имени Амарадеви, девушка красивая и благонравная, со всеми приметами доброй судьбы. В то утро спозаранку она вышла из дому, чтобы отнести отцу на пахоту рисовой каши, которую сама сварила. И случилось так, что шла она той же дорогой, что и бодхисаттва, и он её увидел. "Вот женщина со счастливыми приметами, – подумал он. – Коль она не замужем, быть ей моей женой". И та, едва увидела его, подумала: "Войти бы мне в дом такого человека – и наша семья опять узнает благие дни".
А Махосадха думал так: "Я не знаю, замужем ли она. Спрошу-ка я её. Подам ей знак рукою – она поймёт, если умна". Остановясь поодаль от неё, он сжал руку в кулак. Догадавшись, что он хочет знать, есть ли у неё муж, она раскрыла ладонь. Тогда он подошёл к неё и спросил: "Как твоё имя, милая?" – "Господин, – отвечала она, – имя моё означает то, чего не было раньше, нет сейчас и не будет потом". – "Милая, в мире нет ничего бессмертного, значит, зовут тебя Амара – Бессмертная". – "Верно, господин". – "Милая, кому несёшь ты эту кашу?" – "Божеству былого, господин". – "Божества былого – это родители, значит, ты несёшь пищу своему отцу". – "Так и есть, господин". – "А что делает твой отец?" – "Из одного делает два". – "Раздвоение единого означает пахоту. Значит, он пашет, милая". – "Верно, господин". – "А где пашет твой отец?" – "Там, куда единожды уходят и уже не возвращаются назад". – "Место, откуда не возвращаются, – кладбище; значит, он пашет близ кладбища, милая". – "Верно, господин". – "Пойдёшь ли ты ещё туда сегодня?" – "Коль придёт, не пойду, а не придёт – пойду". – "Я думаю, милая, что отец твой пашет на речном берегу, и если придёт разлив, ты туда не пойдёшь, а нет – пойдёшь". – "Верно, господин".
Так они потолковали, и Амарадеви предложила ему: "Испей, господин, рисового отвара". "Отказываться – неучтиво", – подумал он и согласился его отведать. Она опустила на землю горшок, а Махосадха думал тем временем: "Если она предложит мне пищу, не вымывши чаши и не дав мне сперва умыть руки, я тотчас уйду от неё". Но она зачерпнула чашей воды и полила ему на руки, а потом, не давая ему чаши в руки, опустила её на землю, размешала кашицу в горшке и налила отвара в чашу. Но риса в нём вышло мало, и Махосадха сказал: "Как мало риса в кашице, милая!" – "Нам не хватило воды, господин". – "Не хватило воды на вашем поле, когда всходил рис, должно быть?" – "Верно, господин". Она оставила варева для отца и ещё подлила бодхисаттве. Он выпил, прополоскал рот и сказал: "Милая, я хочу посетить ваш дом, укажи мне дорогу". – "Хорошо", – отвечала она и прочла такую гатху:


Это означало: "Войдя в селение, увидишь лавку, где торгуют лепёшками, затем харчевню, потом минуешь цветущее эбеновое дерево и повернёшь направо". Он пошёл, как было сказано, и пришёл к её дому. Мать Амары встретила его и усадила. "Отведай рисового отвара, господин", – предложила она. "Сестрица Амарадеви мне уже дала его отведать, матушка". Та сразу догадалась, что он пришёл ради её дочери. Великий между тем увидел, какая у них бедность в доме, и сказал: "Я, матушка, портной. Не нужно ли подлатать вам что-нибудь?" – "Нужно, господин, да денег у нас нету". – "О плате не заботься, матушка, неси всё – я починю". Она принесла ему старой одежды, и всё, что она принесла, бодхисаттва починил – известно, что у мудрого в руках дело спорится. Потом он сказал: "Пойди, матушка, расскажи обо мне соседям". Она разнесла весть о нём по всему предместью, и за один день Махосадха заработал портняжным ремеслом тысячу каршапан. Старуха приготовила ему обед, а вечером спросила, сколько ей готовить еды на ужин. "Столько, матушка, сколько нужно живущим в этом доме". И она наварила вдоволь еды с разными соусами и приправами.
Вечером вернулась из леса Амарадеви с вязанкой дров на голове и связкой листьев на бедре; она сбросила дрова у передней двери, а сама вошла через заднюю. Позднее пришёл её отец. Махосадха отведал разных яств. Амарадеви подала еду родителям и потом поела сама. После этого она омыла ноги родителям, а затем омыла ноги Великому.
Несколько дней он прожил там, и всё это время наблюдал за нею. И вот однажды, желая испытать её, он сказал: "Любезная Амарадеви, возьми полмеры риса и приготовь мне из него кашицы, лепёшек и рассыпчатого рису". – "Хорошо", – сказала она. Сначала она очистила рис; крупные зёрна она пустила на кашицу, средние отварила, а из мелких испекла лепёшек и ко всему сготовила подходящие приправы. Она дала Махосадхе кашицы с приправами, и едва он поднёс её ко рту, как ощутил бесподобный вкус и запах. Но, чтобы испытать Амару, он сказал: "Милая, если ты не умеешь стряпать, зачем было портить рис?" – и выплюнул кашу на землю. Но она не рассердилась и дала ему лепёшку: "Если каша нехороша, попробуй лепёшек, господин". Но и с лепёшкой Махосадха поступил так же. И варёный рис он отверг со словами: "Коли ты не умеешь стряпать, зачем было переводить моё добро?" И, притворившись рассерженным, он перемешал всё, что она наготовила и вымазал её этой кашей с головы до ног; и он велел ей сесть у двери. Она же ничуть не обиделась и, молвив: "Хорошо, господин", – повиновалась. Убедившись, что нет в ней гордыни, он сказал: "Поди сюда, любезная". И она подошла по первому слову.
Когда Великий пришёл к ним в дом, он принёс с собой в сумке для бетеля тысячу каршапан деньгами и новое платье. И вот теперь он вынул это платье и отдал ей в руки: "Любезная, – сказал он, – пойди соверши омовение со своими подругами, потом надень это платье и приходи ко мне". Она так и сделала. Мудрец отдал её родителям и те деньги, что принёс с собой, и те, что заработал здесь, утешил их, а её взял с собою в город.
Но он задумал испытать её и велел ей остаться в доме привратника, жене которого он раскрыл свой замысел, а сам отправился к себе. Он призвал своих людей и сказал: "Я оставил женщину в таком-то доме. Возьмите тысячу монет, предложите их ей и попробуйте её увести". Они повиновались. Но она отказалась от денег, молвив: "Это не стоит праха от ног моего господина!" Слуги вернулись и доложили о том мудрецу, но он послал их к ней снова, а потом и в третий раз. В четвёртый раз он велел им увести её силой. Они выполнили этот приказ, привели её, и, когда Великий предстал перед нею во всём своём блеске, она его не узнала. Взирая на него, она улыбнулась и заплакала. Он спросил её, чему она радуется и о чём печалится, и она отвечала: "Господин, я улыбаюсь, видя твоё величие, ибо понимаю, что оно дано тебе не без причины, – это награда за доброе деяние в прошлом. Думая о плодах благочестия, я улыбнулась. А плачу я, думая, что ты, присваивая себе чужое достояние, которое другой берёг и хранил для себя, согрешишь и попадёшь в ад. Из жалости к тебе я заплакала".
Так испытал он её и, убедясь в её душевной чистоте, велел отвести её обратно. Затем он снова принял личину портного, вернулся к ней и провёл с нею ночь.
На другое утро он отправился во дворец и рассказал обо всём царице Удумбаре. А та рассказала это царю. Одев Амаравати в нарядное платье и украсив её драгоценностями, она возвела её на блистающую колесницу и торжественно привезла в дом Махосадхи, где устроила пышное празднество. Царь послал бодхисаттве дары ценою в тысячу каршапан, и все жители города, начиная с привратника, прислали ему подарки. Половину от даров царя Амарадеви, однако, послала обратно, и так же поступила она с подарками от горожан, и тем привлекла их к себе. И с той поры Махосадха зажил с нею в добром согласии, наставляя царя в делах закона и управления.
Однажды к Сенаке пришли трое его друзей-мудрецов, и он им сказал: "Увы, мы не могли одолеть этого Махосадху, сына простолюдина, а теперь он взял себе жену, которая ещё умнее его. Сумеем ли мы посеять раздор между ним и царём?" – "Куда нам, учитель! Разве что ты сумеешь". – "Ладно, утешьтесь, есть одно средство. Я похищу большой самоцвет из царского венца, ты, Пуккуса, возьмёшь золотое ожерелье царя, ты, Кавинда, – его мантию, а ты, Девинда, – золотую сандалию". И вот они вчетвером ухитрились всё это похитить. Тогда Сенака сказал: "Теперь мы подбросим всё это незаметно в дом купеческого сына".
И вот Сенака положил самоцвет в горшок свежего масла и дал его служанке с наказом: "Ступай, но никому по дороге масла не предлагай, а как принесёшь в дом Махосадхи, отдай весь горшок, если спросят". Служанка пошла к дому мудреца и стала расхаживать перед дверьми выкрикивая: "Берите масло!" Амарадеви тогда стояла в дверях и уже издали углядела её; она видела, что служанка, никуда не сворачивая, пришла с горшком прямиком к их дому, и поняла, что дело нечисто. Она подала незаметно знак своим слугам и окликнула ту служанку: "Поди сюда, матушка, я возьму твоё масло". Когда та подошла, она стала звать слуг, но, повинуясь знаку, никто из них не вышел, и тогда она попросила служанку Сенаки сходить за ними. Только та отошла, Амара сунула руку в горшок и нашла в нём самоцвет. Когда служанка вернулась, она спросила её: "Откуда ты, матушка?" – "Я служу у пандита Сенаки". Амара спросила, как её имя и как зовут её мать, а после сказала: "Так дай мне масла". – "Бери, госпожа, если хочешь, платы не надо – бери вместе с горшком". Тогда Амара отослала её, а сама взяла лист и написала: "В такой-то день такого-то месяца учитель Сенака послал нам в дар с такою-то, дочерью такой-то служанки, самоцвет из царского венца".
Потом Пуккуса так же прислал золотое ожерелье, спрятав его в корзине с цветами, Кавинда прислал мантию в корзине с овощами, Девинда – золотую сандалию в снопе ячменя. Она всё это приняла и всё вписала на листе вместе с именами принёсших, спрятала лист и рассказала о том, что произошло, Махосадхе.
А те четверо пришли во дворец и сказали: "Что, государь, ты уже не носишь большой самоцвет в своём венце?" – "Да нет, ношу, – ответил царь и приказал: – Принесите мне его". Но самоцвета нигде не могли найти, а потом точно так же не нашли и других вещей. Тогда те четверо заявили: "Государь, твои драгоценности – в доме Махосадхи, он их присвоил. Этот сын простолюдина – твой враг!" Так они его оклеветали.
Друзья мудреца его оповестили об этом. Он молвил: "Пойду к царю и всё выясню". И он явился к царю во дворец, но царь в гневе сказал: "Я не знаю этого человека. Что ему здесь нужно?" – и не допустил его к себе.
Видя, что царь гневается на него, мудрец вернулся домой. Царь между тем послал стражу схватить его, но друзья Махосадхи предупредили его через Амарадеви, и он, переодетый, покинул город и скрылся в предместье Южного рынка, где поселился под видом горшечника.
В городе пошли толки о бегстве мудреца. А Сенака и трое других, когда узнали о том, что он скрылся, послали, каждый в тайне от остальных, по письму Амарадеви: не огорчайся, мол, я тоже не такой уж дурак. Она получила эти четыре письма и назначила каждому прийти к ней в такой-то час. А когда они явились к ней, один за другим, она каждого велела обрить и запереть в нужнике. Потом каждому задала хорошую трёпку, одела в рогожу и, предуведомив царя, привела всех четверых ко двору, захватив с собою царские драгоценности. После приветствий она обратилась к царю: "Государь, – сказала она, – мудрый Махосадха – не вор, это они – воры. Сенака украл твой самоцвет, Пуккуса – ожерелье, Девинда – золотую сандалию. В такой-то день такого-то месяца с такой-то и такой-то служанкой они были посланы нам как дары. Взгляни на этот лист, возьми принадлежащее тебе, государь, и прогони прочь этих воров". Так изобличила она тех четверых в тяжком преступлении и, поклонившись царю, возвратилась домой.
Но царь не знал, что ему делать – ведь бодхисаттва исчез, а других мудрецов при нём не было. Ничего не решив, он велел провинившимся совершить омовение и разойтись по домам.
Между тем обитавшая в царском зонте богиня, долгое время не слыша наставлений в вере из уст бодхисаттвы, обеспокоилась и решила вернуть мудреца. Ночью она явилась к царю в просвете зонта и обратилась к нему с вопросами, начиная со слов из Четвёртой книги: "Руками и ногами бьёт…" Царь не знал ответов на них и попросил день отсрочки, чтобы спросить у своих мудрецов. На другой день он послал за ними, но они отвечали, что, обритые наголо, они стыдятся показаться на улице. Тогда он послал им по тюбетейке – прикрыть бритые головы; говорят, с той поры и стали их носить.
Они пришли и сели на указанные им места. Царь сказал: "Сенака, этой ночью богиня, обитающая в моём царском зонте, обратилась ко мне с вопросами, на которые я не мог ответить, но я ей обещал спросить моих мудрецов. Разреши мне эти вопросы", – и он произнёс первую гатху:


Сенака ничего не мог понять: "Кто кого бьёт? Почему?" – пролепетал он, запинаясь. Остальные безмолвствовали. Царь был расстроен. Когда ночью опять явилась ему богиня и потребовала ответа, он признался: "Я спрашивал моих четверых мудрецов, но и они ответа не знали". Богиня молвила: "Да что они знают? Кроме пандита Махосадхи, никто не может решить эту задачу. Если ты не пошлёшь за ним, чтобы он ответил на мои вопросы, я рассеку тебе голову этим огненным мечом!" И так устрашив его, она продолжала: "О махараджа, если нужен тебе огонь, не пытайся раздувать светлячка, если хочешь молока, не берись доить рог". И она прочла гатху о светлячке из Пятой книги⁴:


"Такие люди не станут, как ты, дуть на светлячка, принимая его за уголёк. Когда с глубоким вопросом ты обращаешься к Сенаке и подобным ему, на кого ты похож? Не на того ли, кто дует на светлячка, когда огонь у него под рукой? Не на того ли, кто взвешивает вещь на ладони, забыв про весы, или на того, кто, желая молока, доит корову за рог? Что знают твои советники? Они – светлячки. Великое пламя – Махосадха, пылающий мудростью. И знай: если не ответишь на мой вопрос – простишься с жизнью". Так пригрозила царю богиня и исчезла.
В смертельном страхе призвал к себе царь наутро четырёх своих советников, и по его приказу они выехали в тот же день на колесницах из четырёх ворот города на поиски названого сына его, мудрого Махосадхи. Царь повелел им доставить его немедля с почётом в столицу, где бы они его ни нашли. Трое вернулись ни с чем, но тот, что выехал из Южных ворот, нашёл Великого в предместье Южного рынка. Там, наносив глины и потрудившись у хозяйского гончарного круга, сидел Махосадха, измазанный глиной, на мешке с соломой и уплетал горстями ячменную кашу со скудной приправой.
А вёл он себя так не без причины. Ведь он опасался, как бы царь не заподозрил его в покушении на царскую власть. "Если же он узнает, что мудрец стал горшечником, он забудет свои подозрения" – так подумал Махосадха. Увидев советника, мудрец сразу же догадался, что тот прибыл за ним. "Скоро благополучие вернётся ко мне, – подумал он, – и опять я буду вкушать разнообразные изысканные яства, которые сготовит для меня Амара". И он выплюнул ячменную кашу, которую только что отправил себе в рот, и прополоскал его.
Тут приблизился к нему советник. Он был сторонником Сенаки и заговорил с ним сурово: "Ну что, мудрый учитель, верны были речи нашего Сенаки! Сгинуло твоё благополучие и не помогла тебе твоя хвалёная мудрость. Вот сидишь ты теперь, измазанный глиной, на мешке с соломой и ешь эту кашу". И он прочёл из Вопроса о разуме в Десятой книге:


"Слепец! – отвечал ему Великий. – Могуществом моей мудрости я верну себе благополучие, когда захочу!" И ещё он молвил:


Советник сказал ему: "Пандит, богиня, что живёт в царском зонте, задала вопрос государю. Он искал помощи у своих четверых мудрецов, но ни один из них не мог дать ответа. Вот он и послал меня за тобою". –


Так восхвалил Махосадха мощь мудрости, а советник вручил ему новое платье и тысячу монет от царя и передал его повеление немедля совершить омовение, переодеться и вернуться в город. Хозяин Махосадхи перепугался, когда узнал, кто был у него в работниках, но Великий утешил его: "Не пугайся, учитель, ты мне очень помог", – и отдал ему полученные от советника деньги. Потом, как был, весь в глине, он взошёл на колесницу и поехал в город.
Советник доложил царю о его возвращении. "Где ты, любезный, нашёл мудреца?" – спросил царь. "Государь, он был в работниках у горшечника в предместье Южного рынка. Едва он услышал, что ты призываешь его, он отправился в путь, весь измазанный глиной, не совершив омовения". Царь подумал: "Если бы он таил ко мне вражду, он держал бы себя надменно. Нет, он не враг мне". И он повелел: "Пусть сына моего проводят в его дом, а когда он совершит омовение и наденет украшения, пусть с почётом доставят его во дворец". Это было исполнено, и когда Махосадха прибыл вновь ко дворцу и его пригласили войти, он вошёл, поклонился царю и стал близ трона. Царь приветливо заговорил с ним, а затем, чтобы его испытать, сказал ему так:


На это бодхисаттва отвечал:


И, опять испытывая его, царь молвил, поминая мудрость кшатриев⁵:


На это Великий прочёл такую гатху, сравнивающий человека с деревом:


"Махараджа, – продолжал он, – если сломать ветвь с дерева, под которым отдыхал, считается предательством, то что же сказать о том, кто убил человека? Ты даровал великое богатство моему отцу, мне оказал ты бесценные милости. Облагодетельствованный тобою, как мог бы я предать тебя?" Так высказав свою преданность, он произнёс с упрёком: "Если один человек объяснит Закон другому или в чём-то сомненье его развеет, тот защитой станет его и опорой, и такую дружбу мудрый не разрушит". И ещё он сказал, увещевая: "Нет хорошего в мирянине сластолюбивом, праздном, нет хорошего в отшельнике-невежде, и в царе, необдуманно свой приговор выносящем, хорошего мало, нет хорошего и в мудреце, поддающемся гневу.


После того как Махосадха сказал это, царь возвёл его на свой трон, осенённый белым зонтом, а сам сел на низшее место и промолвил: "О мудрый, богиня, обитающая в белом зонте, задала мне четыре вопроса. Я обратился к своим мудрецам, но из четырёх ни один не нашёл ответа. Ответь ты мне на эти вопросы, о сын мой!" – "Махараджа, – отвечал мудрец, – будь это богиня, обитающая в зонте, или будь это четыре великих царя, или кто угодно, пусть задают мне любые вопросы, я отвечу. Скажи мне, махараджа, какие вопросы задала тебе богиня?" И царь, повторяя вопросы божества, произнёс первую гатху:


Махосадхе смысл вопроса стал сразу же ясен, как месяц, взошедший на небе. "Слушай, махараджа, – молвил он. – Когда дитя на руках у матери, играя, бьёт руками и ногами, дёргает её за волосы и тычет кулачком в лицо, она говорит ему: "За что ты колотишь меня, плутишка?" – и в порыве любви прижимает его к груди и целует, и в этот миг оно ей дороже, чем его отец". Так он объяснил этот вопрос, словно возвёл солнце на небо. И, услышав его ответ, богиня вышла наполовину из просвета в зонте и произнесла сладкозвучным голосом: "Хорошо решён вопрос". Великий получил от неё в дар драгоценную шкатулку, наполненную чудесными цветами и умащениями, она же исчезла. От царя он тоже получил цветы и другие дары, после чего тот попросил его разрешить другой вопрос. "Говори, махараджа", – молвил мудрец, и царь произнёс вторую гатху:


Великий объяснил: "Махараджа, когда семилетний ребёнок уже может выполнять поручения матери, она посылает его на поле или в лавку, а он отвечает: "Дай мне того-то и того-то поесть или попить, тогда пойду", – она исполняет его просьбу, а он говорит: "Сама, небось, прохлаждаешься дома, а я бегай по жаре по твоим поручениям!" – и корчит рожи и дразнит её, она же, рассердившись, хватается за палку и кричит: "Поел, а теперь делать ничего не хочешь!" Он убегает, после того как она ему пригрозила, ей его не догнать, и она кричит: "Убирайся, пусть тебя разбойники в куски изрубят!" – и тому подобное, и так бранит его вовсю и по-всякому, но что язык её произносит, того она нимало не желает и ждёт его возвращения. Он весь день где-нибудь играет, а вечером боится вернуться домой и идёт к какому-нибудь родственнику; мать же глаза проглядела, ожидая его возвращения. Она догадывается, что он боится идти домой, и сердце её исполняется печали, со слезами она ищет его по домам своих родных и, найдя сына, обнимает его и целует, крепко прижимает к себе и восклицает: "Неужели ты обиделся на меня?" – и ещё больше любит его. Так, махараджа, когда мать сердится на сына, он ей ещё дороже". Так он ответил на второй вопрос, и богиня опять почтила его дарами; и царь почтил его тоже и попросил ответить на третий вопрос. "Говори, махараджа", – молвил тот, и царь прочёл ещё гатху:


Великий объяснил: "Махараджа, когда влюблённые, уединившись, предаются любовным утехам и она ему говорит: "Ты меня совсем не любишь, ведь сердце твоё влечётся к другой!" – и так они корят и упрекают друг друга напрасно и без причины, они в то время друг другу ещё дороже. Знай, в этом смысл вопроса". И богиня почтила его, и царь почтил его тоже и попросил ответить ещё на один вопрос. "Спрашивай, махараджа", – молвил тот, и царь прочёл ещё гатху:


Тот объяснил: "Махараджа, это вопрос о праведных брахманах-странниках. В домах благочестивых людей, верующих в этот и иной мир⁶, им подают с радостью, и когда те брахманы-странники приходят просить подаяние, они получают и вкушают его, а хозяева думают, глядя на них: "Это у нас они просят, нами данную еду вкушают", – и от этого они их ещё больше любят. Странники получают дары и уносят их на своих плечах – и оттого они становятся только дороже хозяевам". И когда найден был ответ и на этот вопрос, богиня его одобрила и опять почтила мудреца, положив к его ногам шкатулку с семью драгоценностями: "Прими, о мудрый". Царь же, обрадованный, пожаловал ему звание полководца. С той поры ещё больше возросла слава Махосадхи.
И опять четверо пандитов держали совет: "Ещё больше возвысился сын простолюдина, что нам теперь делать?" Сенака сказал: "Ладно, я придумал. Мы пойдём к купеческому сыну и спросим его, кому можно доверить тайну. Он скажет: "Никому", – тогда мы пойдём к государю и обвиним его в предательстве и настроим царя против сына простолюдина". Вчетвером они пришли в дом мудреца, приветствовали его и сказали: "О мудрый, мы хотим задать тебе вопрос". – "Спрашивайте", – молвил он, и Сенака спросил: "О мудрый, в чём должно утвердиться человеку?" – "В истине". – "Утвердившись в истине, что должен он делать дальше?" – "Обрести имущество". – "Обретя его, что делать дальше?" – "Принять совет". – "Приняв совет, что дальше?" – "Не выдавать своих тайн другому". – "Хорошо, о мудрый", – обрадовались они, а сами подумали: "Теперь-то мы посмотрим, как у сына простолюдина пятки засверкают!" И они пошли к царю и сказали: "Махараджа, сын простолюдина замыслил измену!" Царь сказал: "Я вам не верю, никогда он мне не изменит". – "Поверь, махараджа, это правда. Если не веришь, спроси у него самого, кому можно доверить тайну. Не будь он предатель, он ответит кому, а если предатель, то скажет, что никому нельзя, мол, довериться, пока не исполнишь своё желание. Тогда ты нам поверишь и перестанешь в нас сомневаться".
Царь согласился, и однажды, когда все собрались и сели на свои места, он прочёл первый стих из Вопроса о мудреце в Двадцатой книге:


Когда он это произнёс, Сенака, думая о том, привлечь его на свою сторону, молвил:


Тогда покорствующий страстям царь произнёс такую гатху:


"Царь теперь на нашей стороне", – подумал обрадованный Сенака и прочёл гатху, раскрывающую его намерения:


Тогда царь спросил Пуккусу: "Как ты считаешь, Пуккуса, кому можно доверить тайну?" – и тот прочёл такую гатху:


Потом царь спросил Кавинду, и тот прочёл такую гатху:


Потом царь спросил Девинду, и тот прочёл такую гатху:


Расспросив их, царь обратился к мудрецу: "Как ты считаешь, о мудрый?" – и тот произнёс:


Царю эти слова мудреца не понравились, и он переглянулся с Сенакой. Бодхисаттва заметил это и понял, что, как и раньше, эти четверо прибегли к клевете и вопрос был задан, чтобы испытать его. А между тем, пока они беседовали, Солнце зашло и в покоях зажгли светильники. "Пути царей неисповедимы, – подумал мудрец. – Никто не знает, что может случиться. Мне надо уходить отсюда без промедления". Он поднялся с места, поклонился царю и вышел, думая про себя: "Из них один сказал, что тайну можно открыть другу, другой – что брату, кто-то сказал, что сыну, кто-то – матери. Должно быть, каждый из них или сам так поступил, или был тому свидетелем, или слышал о подобном от очевидца. Ладно, я это узнаю сегодня же", – решил он.
А у тех четверых было в обычае по выходе из дворца присаживаться на опрокинутые конские ясли, что лежали близ дворцовых ворот, и обсуждать свои дела, прежде чем разойтись по домам. Мудрец решил спрятаться под эти ясли и узнать их тайные замыслы. С помощью своих слуг он приподнял ясли и забрался под них, подстелив себе коврик, а слугам наказал прийти за ним, когда четверо мудрецов, посовещавшись, удалятся. Те обещали ему вернуться вовремя и ушли.
Сенака между тем сказал царю: "Махараджа, ты нам не верил, а теперь что ты думаешь?" Царь же внял речам клеветников, не размыслив, как следует, и спросил, устрашённый: "Что нам теперь делать, пандит Сенака?" – "Махараджа, – отвечал тот, – немедля и никого не уведомляя, сына простолюдина надо убить". – "О Сенака, никто так не печётся о моём благе, как ты! Завтра утром ты придёшь со своими товарищами и станешь у дверей, и когда сын простолюдина явится на службу, ты этим мечом отрубишь ему голову". И он отдал ему свой царский драгоценный меч. "Хорошо, государь, – сказали они, – не беспокойся, мы убьём его", – и с этими словами они удалились.
"Наконец-то мы взяли верх над нашим врагом!" – воскликнули они, выйдя из дворца, и сели на яслях. Сенака сказал: "Ну, так кто же нанесёт удар сыну простолюдина?" – "Ты же и нанесёшь, учитель", – сказали другие, возлагая на него это бремя. Сенака между тем молвил: "Каждый из вас сказал, кому, по его мнению, можно доверить тайну. Вы что, сами так поступили когда-нибудь, или видели, или слышали о подобном?" – "Оставь, учитель. А когда ты сам сказал, что тайну можно доверить другу, ты собственный поступок имел в виду?" – "Какое вам дело до этого?" – "Нет, ты скажи, учитель!" – "Если об этой тайне узнает царь, я погиб". – "Не бойся, учитель, здесь нет никого, кто выдал бы твою тайну, расскажи нам, учитель!" Он постучал пальцем по яслям и сказал: "А не может быть, что здесь прячется сын старейшины?" – "Да что ты, учитель, полезет ли сюда такой важный человек, как сын старейшины? Он, должно быть, упоён своим успехом. Рассказывай". И Сенака поведал им свою тайну. "Знаете ли вы в этом городе такую-то гетеру?" – спросил он их. "Да, учитель". – "А давно ли видели вы её?" – "Давно не видели, учитель". – "Я развлекался с нею однажды в саловой роще, а потом убил, чтобы завладеть её драгоценностями. Их я завязал в узел, который отнёс домой и повесил на слоновый бивень в такой-то комнате на таком-то этаже. Но воспользоваться ими я не могу, пока не пройдёт время. Об этом тяжком преступлении моём я рассказал одному только другу, и он пока никому не проболтался. Вот потому-то я и сказал, что тайну можно доверить другу".
Мудрец всё это подслушал и крепко эту тайну запомнил. Потом и Пуккуса открыл свою тайну: "У меня на бедре есть пятно от проказы. По утрам мой младший брат промывает язву и делает перевязку, и никому не говорит об этом. А царь, когда он в хорошем настроении, обычно подзывает меня и кладёт мне голову на колени. Если он узнает о язве, он меня убьёт. Никто об этом не знает, кроме моего младшего брата, потому-то я и сказал, что тайну можно доверить брату".
И Кавинда рассказал о своей тайне: "Однажды в тёмную ночь в канун поста в меня вселился яккха по имени Нарадева. Я стал лаять, как бешеный пёс. В минуту просветления я рассказал о происшедшем со мною своему сыну. С тех пор, когда он видит, что на меня находит, он оставляет меня связанным во внутренних покоях, запирает дверь, а сам, чтобы заглушить мой крик, затевает шум у входа в дом. Потому я и сказал, что тайну можно доверить сыну".
Тогда те трое обратились к Девинде, и он тоже открыл свою тайну:
"В бытность мою смотрителем царской сокровищницы я украл драгоценный камень-талисман, приносящий счастье, который бог Шакра даровал царю Куше, и отдал его своей матери. Она никому о том не сказала; теперь, когда я отправляюсь в царский дворец, я всякий раз беру его у неё, и благодаря этому во дворце мне сопутствует удача. Царь заговаривает со мною первым, прежде чем обратиться к вам, и каждый день дарит мне то восемь, то шестнадцать каршапан, то тридцать две, то шестьдесят четыре. Если царь узнает, что я скрываю у себя этот камень, я погиб. Вот потому-то я и сказал, что тайну можно доверить матери".
Так Махосадха узнал все эти тайны. А те, словно извергнув из разверстой груди свои тайны одну за другой и тем облегчив душу, поднялись с места и удалились со словами: "Завтра придём спозаранку и убьём сына простолюдина".
Когда они ушли, пришли слуги мудреца, приподняли ясли, дали выбраться хозяину и проводили его домой. Он умылся, переоделся и поел. Зная, что царица Удумбара, названная сестра его, должна сегодня прислать ему весть из дворца, он послал верного человека сторожить у дверей, наказав ему немедля ввести гонца, который прибудет из царского дворца, а сам прилёг отдохнуть.
А царь в это время, тоже отдыхая на ложе, вспоминал достоинства мудреца. "Пандит Махосадха служит мне с семилетнего возраста и никогда ещё не делал мне дурного, – думал он. – Когда богиня задала мне трудные вопросы, я бы погиб, если бы не мудрец. Не следовало мне слушать речи его заклятых врагов и вручать им меч для казни мудрейшего из мудрых. С завтрашнего дня я его уже никогда не увижу!" И он опечалился, пот выступил у него на теле, в горести он лишился душевного покоя. Царица Удумбара, делившая с ним ложе, видя его в таком расположении духа, спросила: "Не провинилась ли я чем-нибудь перед тобой? Или что-нибудь другое печалит государя?" И она молвила:


На это царь отвечал ей:


Когда она услышала это, тяжко, как гора, легла ей на сердце тревога за Махосадху. Но она подумала: "Я знаю, как успокоить царя. Когда он отойдёт ко сну, я пошлю весть моему названому брату". А царю она сказала: "Махараджа, ты сам столь возвысил сына простого купца, ты возвёл его в сан полководца, а он теперь, видишь, стал изменником. Нельзя, однако, пренебрегать и ничтожным врагом. Конечно, нужно от него избавиться, ты себя не мучай". Так она утешила царя; горесть его улеглась, и он заснул.
Тогда царица поднялась с ложа, ушла в свои покои и там написала такое письмо мудрецу: "Махосадха, четверо пандитов оклеветали тебя. Царь разгневан и приказал убить тебя завтра у дворцовых ворот. Не ходи завтра во дворец; приходи, только когда город будет в твоей власти". Она засунула это письмо внутрь сладкой лепёшки, которую перевязала ниткой и положила в новенький горшок, наполненный сластями, надушила их, запечатала горшок и отдала его служанке со словами: "Отнеси эти лепёшки моему брату".
Служанка выполнила поручение; из дворца её выпустили беспрепятственно, ибо царь ещё раньше разрешил царице посылать названому брату гостинцы в любое время. Бодхисаттва получил горшок со сластями и отпустил служанку; она воротилась и доложила, что передала подарок. Тогда царица вернулась в опочивальню и легла с царём. Бодхисаттва же разломил лепёшку, прочёл письмо и, обдумав, что ему делать завтра, опять лёг.
На другой день спозаранку четверо сторожили с мечом у ворот, но, не дождавшись мудреца, удручённые, пришли к царю. "Убили вы сына простолюдина, пандиты?" – спросил он. "Мы не дождались его, государь", – отвечали они. А Махосадха между тем уже на рассвете овладел городом, расставил всюду своих стражей и прибыл потом к воротам дворца с великой пышностью на колеснице в сопровождении многочисленной свиты сторонников. Царь увидел его из окна. Махосадха сошёл с колесницы и поклонился ему, и царь подумал: "Если бы он был изменником, он не стал бы мне кланяться". И он велел позвать его, а сам воссел на троне.
Махосадха вошёл и сел близ трона, и четверо мудрецов тоже сели на свои места. Царь, словно ничего не зная, спросил: "Сын мой, вчера ты ушёл, не спрашиваясь, а сегодня пришёл поздно. Почему ты так дерзок со мною?" И добавил:


Махосадха отвечал: "Махараджа, ты внял речам этих четырёх пандитов и приговорил меня к смерти, поэтому я не пришёл в назначенный час". И он проговорил с упрёком:


Услышав это, царь подумал: "Так это она тогда же оповестила мудреца", – и с гневом посмотрел на царицу. Махосадха это заметил и сказал: "Ты гневаешься на царицу, государь? Но мне ведомо всё: прошлое, настоящее и будущее. Ты думаешь, что царица выдала твою тайну; но тогда кто же раскрыл мне тайны Сенаки, Пуккусы и прочих? А я знаю их тайны!" И он раскрыл тайну Сенаки:


Царь, устремив взор на Сенаку, спросил: "Правда ли это?" – "Правда, государь", – отвечал тот. И царь велел бросить его в темницу. Мудрец же раскрыл тайну Пуккусы, молвив:


Царь устремил на того взор и спросил: "Правда ли это?" – "Да, государь", – отвечал тот, и царь его тоже велел бросить в темницу. А мудрец раскрыл тайну Кавинды, сказав так:


И его царь спросил: "Правда ли это, Кавинда?" – "Правда", – отвечал он, и его царь отправил в темницу. А мудрец раскрыл и тайну Девинды, произнеся такие слова:


И его царь спросил: "Это правда?" – "Правда", – отвечал тот, и его царь отправил в темницу. Так те, что замышляли погубить бодхисаттву, сами оказались ввергнуты в узилище. А бодхисаттва молвил: "Вот потому-то я и говорю, что никому нельзя доверить тайны, а те, кто говорил иное, навлекли на себя великую беду". И, наставляя в высшей истине, он произнёс:


Когда царь выслушал речи Великого, он подумал, разгневанный: "Эти люди, сами предавшие своего государя, выставили мудреца предателем в моих глазах!" И он вскричал: "Изгнать их из города, посадить на кол, отрубить им головы!" Всем четверым связали руки за спиною, провели по городу и дали сто ударов палками на площади. Но мудрец сказал царю: "Государь, ведь они тебе немало послужили, прости им их прегрешения". Царь внял его словам, велел их отпустить, но отдал Махосадхе в рабство. Тот, однако, сразу отпустил их на волю. "Всё же во владениях моих я им жить не разрешаю", – сказал царь. Но мудрец стал просить за них: "Прости этих глупцов, государь". И он уговорил царя смилостивиться и вернуть пандитов ко двору. Царь был восхищён мудрецом: "Если к врагам он так милосерден, как же добр он должен быть к другим!" А те четверо пандитов с той поры лишились голоса в совете, уподобясь змеям, у которых вырвали жало.
С тех пор мудрец наставлял царя в делах веры и управления. "Я – как белый зонт царя, – думал он. – Это я правлю государством, я должен быть всегда на страже". И он велел обнести город укреплённым валом. У ворот он поставил сторожевые башни и ещё окружил город тремя рвами; один был наполнен водою, другой – илом, третий был сухой. В самом городе он велел починить старые здания, вырыть большие пруды и водоёмы и прочистить городские водотоки. Все амбары в городе он наполнил зерном и распорядился, чтобы обновили также старые строения в предместьях. И он поручил приближенным к царскому дому отшельникам доставить с Гималаев семян лотосов.
Делалось всё это, чтобы предотвратить грядущие беды. Прибывающих в город купцов стали допрашивать о странах, из которых они приезжали, особо – о том, что тамошний правитель любит. Когда они отвечали на эти вопросы, их принимали с почётом и содержали в довольстве, пока они не покидали город. А потом Махосадха призвал к себе сто одного война и дал им поручение: "Друзья, ступайте в сто один столичный город и эти подарки, которые я вам вручаю, поднесите тамошним государям, каждому по его вкусу. И пусть каждый из вас поступит к тому государю на службу и шлёт мне потом донесения о его деяниях и замыслах. А я позабочусь о ваших семьях". И он послал с ними кому серьги, кому парчовые туфли, кому золотые ожерелья. А людям своим он дал ещё письменные наставления, наказав прочесть их, когда придёт время.
Те отправились в путь и вручили подарки царям, испрашивая дозволения поступить к ним на службу. Но они не говорили, из какого города прибыли, а если их спрашивали, называли не свой, а другой. Когда их брали, они старались потом прочно обосноваться на месте и войти в доверие к властителю.
В то время в царстве Экабала государь по имени Санкхапала собирал войска и снаряжал их для битвы. Соглядатай мудреца прислал донесение: "Так-то вот обстоят дела, но намерения царя мне не известны, пошли ещё кого-нибудь, чтобы их выведать".
А у Махосадхи был маленький попугай, и ему он наказал: "Лети, дружок, в царство Экабала и узнай, что затевает там царь Санкхапала. Потом облети всю Джамбудвипу и принеси мне вести о том, что где происходит". Он накормил попугая жареным зерном в меду, напоил медовой водой, смазал ему крылья маслом, очищенным тысячу и сто раз, и выпустил его из восточного окна дворца. Попугай полетел к соглядатаю мудреца и всё разузнал о том царе. Потом, облетая Джамбудвипу, он достиг города Уттарапанчалы в царстве Кампилья. Там правил тогда царь по имени Чулани-Брахмадатта, наставником которого в делах управления и веры был некий брахман по имени Кеватта, учёный пандит. Этот брахман, проснувшись однажды на рассвете, окинул взглядом свой роскошный покой и, видя его великолепие, подумал: "Кто даровал мне это великолепие? Не кто иной, как Чулани-Брахмадатта. Царь, дарующий подобную роскошь, достоин стать властелином всей Джамбудвипы, я же буду его верховным жрецом". И спозаранку он пошёл к царю, осведомился, хорошо ли тот спал, и молвил: "Государь, я должен что-то сказать тебе". – "Говори, учитель". – "Государь, не следует здесь говорить о тайном, пойдём в парк". – "Хорошо, учитель", – и царь отправился с ним в парк. Он оставил свиту за пределами парка, поставил стражу у входа, а сам вошёл туда с брахманом и сел на царскую скамью.
Там их увидел попугай и подумал: "Неспроста они так себя ведут. Сегодня я наверняка что-то услышу, о чём нужно будет сообщить мудрецу". И он спрятался в листве дерева сал над царской скамьёй.
Царь между тем приказал: "Говори, учитель". – "Приклони ко мне ухо, махараджа, – произнёс тот. – То, что я скажу, не предназначено для посторонних ушей. Если махараджа последует моему совету, я сделаю его властелином всей Джамбудвипы". Царь выслушал его со вниманием и сказал, довольный: "Говори, учитель, я всё сделаю". – "Государь, мы соберём войско и начнём с того, что осадим маленький город. Я проберусь в город через потайной ход и скажу тамошнему царю: "Махараджа, тебе нет смысла сражаться; стань нашим вассалом – и сохранишь царство, а если вздумаешь сопротивляться нашему могучему войску, будешь разбит наголову". Если он последует совету, мы возьмём его в союзники, если нет, будем сражаться и убьём его, а войско его присоединим к своему и с двумя войсками возьмём другой город, а потом ещё один, и так завладеем всей Джамбудвипой и вкусим сладость победы!" И он продолжал: "После этого мы пригласим в наш город сто одного царя и устроим пиршество в парке, подадим гостям отравленное вино и так избавимся ото всех и бросим их тела в Ганг. Так мы приберём к рукам сто одно царство, и ты станешь властелином всей Джамбудвипы". – "Хорошо, учитель, – молвил тот, – я так и сделаю". – "Махараджа, никто, кроме нас, не должен знать об этом, поэтому не будем медлить, пока никто не проведал о наших замыслах, и выступим сразу". Царю это понравилось, и он согласился с советником.
Попугай их подслушал и, когда они кончили беседовать, словно невзначай уронил помёт на голову Кеватте. "Что такое?" – вскричал тот и с разинутым ртом задрал голову, а попугай нагадил ему прямо в рот и взлетел с ветки, восклицая: "Кеватта, ты думал, что никто не проведает о твоих замыслах, но чьи-то уши тебя уже слышали, и скоро всё станет известно ещё кое-кому, а потом и всем!" – "Держи его, держи!" – закричали те оба, но птица с быстротою ветра устремилась к Митхиле и прилетела к мудрецу в дом.
У попугая был уговор с Махосадхой: если вести предназначались только для ушей мудреца, он садился ему на плечо, если слышать их должна была также Амарадеви, он садился ему на колени, если всем присутствующим можно было их слышать, птица садилась на пол. В этот раз попугай сел на плечо мудреца, и присутствующие, поняв, что речь пойдёт о тайном, удалились. Махосадха с попугаем поднялся к себе в верхние покои и там спросил его: "Ну, дружок, что ты видел, что слышал?" Тот отвечал: "Во всей Джамбудвипе, о государь, не обнаружил я властителя, от которого тебе грозила бы опасность, вот только в городе Уттарапанчале жрец царя Чулани-Брахмадатты по имени Кеватта уединился со своим государем в парке и там рассказал ему о своём тайном замысле. Я же в это время сидел на ветке над их головами и всё слышал. Этому жрецу я наделал в разинутый рот и прилетел сюда". И обо всём, что он видел и слышал, попугай поведал мудрецу. "И царь согласился на это?" – спросил Махосадха. "Согласился, государь".
Мудрец угостил птицу, как она того заслуживала, и посадил её в золотую клетку с мягкой подстилкой. "Не знает Кеватта, что имеет дело с Махосадхой! – подумал он. – Я не дам этому хитрецу выполнить его замысел".
Он выселил из города в предместья все бедные семьи, а в столицу призвал всех богатых и состоятельных людей, из всех городов и селений царства; и в городских стенах собраны были большие запасы зерна. А Чулани-Брахмадатта между тем последовал советам Кеватты. Он выступил с большим войском и осадил чужой город. Кеватта, как и задумал, пробрался в город, предстал перед царём и убедил его покориться. Объединив два войска, Брахмадатта, следуя указаниям Кеватты, вторгся во владения другого царя и так подчинил постепенно своей власти всех государей Джамбудвипы, кроме царя Ведехи.
Между тем подосланные в своё время бодхисаттвой люди постоянно уведомляли его в своих донесениях: "Брахмадатта захватил такие-то города, будь начеку", на что он отвечал им: "Я здесь всегда начеку, будьте и вы без устали бдительны на своих местах". А Брахмадатта за семь лет, семь месяцев и семь дней завоевал все царства Джамбудвипы, кроме царства Видехи.
И вот он сказал Кеватте: "Учитель, захватим теперь Митхилу и завладеем царством Видехой!" – "Махараджа, нам не завладеть этим царством, пока там живёт Махосадха, такою мудростью он наделён и столь хитроумен". И Кеватта восхвалил достоинства Махосадхи, словно возвёл месяц на небо. И, будучи сам весьма умён, он молвил: "Митхильское царство маленькое, государь, зачем оно нам? Хватит нам завоёванных стран Джамбудвипы". Своего царя он убедил, но его вассалы сказали: "Захватим всё-таки Митхильское царство и вкусим сладость победы!" Кеватта, однако, остановил их: "К чему нам завоёвывать царство Ведехи, он и так уже на нашей стороне, отступитесь!" Так ему удалось их уговорить, и они отказались от своего намерения. Люди Махосадхи донесли ему, что Чулани-Брахмадатта со ста одним царём выступил в поход на Митхилу, но потом вернулся в свою столицу. Мудрец послал им наказ и впредь неукоснительно следить за тем, что затевает завоеватель.
Брахмадатта же с Кеваттой держали совет, что предпринять дальше. "Да вкусим мы сладость победы!" – решили они, украсили парк и повелели слугам выставить вино в тысячах сосудов, наготовить мяса, рыбы и всяких других яств. Мудреца уведомили и об этих приготовлениях. Соглядатаи его не знали о замысле отравить царей, но сам Махосадха знал об этом от попугая, и он послал им наказ уведомить его наперёд о дне пира.
И они уведомили его, и тогда он подумал: "Негоже, чтобы погибло столько царей, когда живёт в стране такой мудрый человек, как я. Я спасу их". Он призвал к себе тысячу войнов, своих ровесников, и сказал им: "Друзья, Чулани-Брахмадатта украсил свой парк и собирается устроить там пир, он пригласил на него сто одного царя. Ступайте туда и, прежде чем цари начнут рассаживаться по местам, займите почётное место, ближайшее к Брахмадатте, и скажите, что это – для вашего царя. Вас спросят: "А чьи вы люди?" Вы ответите: "Царя Ведехи". Тогда поднимется шум, станут кричать: "Мы с тобою семь лет, семь месяцев и семь дней завоёвывали царства и в глаза не видывали Ведеху! Что это за царь такой? Ступайте, займите ему место в конце!" Но вы не уступайте и кричите: "Здесь нет царя выше нашего, кроме Брахмадатты!" – и поднимайте переполох: "Если нашему царю нет здесь места, мы вам не дадим пить вино и есть рыбу и мясо!" И так шумите и прыгайте, устрашите их криком, разбейте тяжёлыми палками все кувшины с вином, а рыбу и мясо разбросайте по полу, чтобы их нельзя было есть. И, не давая им опомниться, перемешайтесь с воинами Брахмадатты, подобно асурам, вторгшимся в град богов, и во всю мочь вопите: "Мы – люди пандита Махосадхи из Митхилы! Попробуйте совладать с нами, если можете!" А потом поспешите сюда".
Войны обещали всё исполнить. Попрощавшись с мудрецом, они пустились в путь, вооружённые до зубов. Они вступили в украшенный парк, подобный небесной роще Нандана, и узрели великолепие пиршественного стола, осенённого белыми зонтами, с роскошными сиденьями, приготовленными для ста одного царя, и всем прочим. Они сделали всё так, как наказал им Махосадха, и, учинив погром и оставив многолюдное собрание в смятении, пустились обратно в Митхилу.
Когда Брахмадатте донесли обо всём, что случилось, он пришёл в ярость: сорвался его замысел отравить царей. Сами цари тоже разгневались, ибо не пришлось им на пиру испить чашу победы; а их войны были недовольны, оставшись без даровой выпивки. И Брахмадатта сказал царям: "Выступим на Митхилу! Мы отрубим голову царю Ведехе и, поправ её ногами, вернёмся, чтобы испить из чаши победы", – и он приказал снаряжать войска для похода.
Потом он уединился с Кеваттой и поведал ему о происшедшем, заключив свой рассказ такими словами: "Учитель, мы должны покарать врага, что не дал исполниться столь блестящему замыслу! Мы выступим в поход на его столицу со ста одним царём и войском из восемнадцати полков". У брахмана, однако, хватило ума понять, что никогда им не одолеть мудрого Махосадху и ничего, кроме позора, этот поход им не принесёт. "Царя надо отговорить", – подумал он и сказал: "Махараджа, царь Ведеха здесь ни при чём, всем заправляет пандит Махосадха, а он – могущественный противник. Охраняемая им, как пещера львом, Митхила неприступна. Мы только навлечём на себя позор; отмени поход". Но царь, гордый воинской славой и опьянённый своим могуществом, вскричал: "Да что он против нас!" – и выступил в поход с восемнадцатью полками в сопровождении ста одного царя. Кеватта, не сумев отговорить его, понял, что противоречить далее бесполезно, и присоединился к нему.
Но войны Махосадхи за одну ночь достигли Митхилы и рассказали мудрецу о происшедшем. А те, что были подосланы им раньше, донесли и предупредили: уже выступил Чулани-Брахмадатта со ста одним царём в поход против царя Ведехи. Потом посылали донесения одно за другим: "Сегодня он достиг такого-то места, сегодня – такого-то, сегодня вступил в такой-то город".
Эти донесения побудили Махосадху удвоить бдительность. Дошли и до царя Ведехи слухи, что Брахмадатта идёт войной на его город. И вот однажды в вечерних сумерках появилось в поле войско Брахмадатты и окружило город; сто тысяч факелов в руках его воинов озарили окрестность. Брахмадатта выставил заслоны из слонов, коней и колесниц, а промежутки между ними заполняли пехотинцы. Воины кричали, щёлкали пальцами, ревели, приплясывали, вопили. На семь йоджан вокруг Митхилы разлилось сияние от факелов и блеска доспехов, а от шума, который поднимали слоны, кони, колесницы, пехота, казалось, раскалывается земля. Четверо мудрецов, слыша нестройный этот шум и не зная, что он означает, пошли к царю и сказали: "Махараджа, страшный грохот доносится со всех сторон. Мы не понимаем, что это значит. Да узнает махараджа причину". Царь подумал: "Видно, это пришёл Брахмадатта" – и глянул в окно. Узрев врагов, царь испугался и воскликнул: "Мы пропали! Нас всех лишат жизни, не иначе!" И, не зная, что делать, он принялся толковать с придворными о пришедшей беде. Между тем, когда весть о приходе врагов дошла до Великого, бесстрашный, как лев, он расставил по всему городу часовых, а сам поднялся в царский чертог, чтобы успокоить своего государя.
Приветствовав царя, он склонился перед ним, а тот, увидев его, ободрился и подумал: "Никто не избавит меня от этой беды, кроме сына моего, пандита Махосадхи". И он обратился к нему с такими словами:


Услышав такие речи, Великий понял, что царь панически боится смерти. "Спасение больного – во враче, голодного – в пище, жаждущего – в питье, – подумал он, – а для него спасение – во мне и ни в ком больше. Нужно успокоить его". И, словно лев, оглашающий рыком плоскогорье, он вскричал громовым голосом: "Не бойся, махараджа, царствуй счастливо! Как ворону гонят камнем, а обезьяну – потрясая луком, так изгоню я это войско – все восемнадцать вражеских полков! Они уйдут отсюда в одном исподнем". И он воскликнул:


Ободрив царя, Махосадха покинул дворец. Он повелел бить в барабаны по всему городу и объявил во всеуслышанье: "Позабудьте тревогу! Доставайте венки, благовония и умащения, выставляйте еду и питьё, устройте праздник на семь дней! Пусть народ пьёт вволю, умащается, поёт и пляшет, веселится, шумит, рукоплещет – я беру на себя все расходы. Пусть знают Махосадху, пусть видят моё могущество!" Так он ободрил горожан.
Они повиновались, и вскоре до осаждающих донеслись из города пение и музыка. Через боковые входы можно было проникнуть в город – их не запирали и пропускали через них любого, кто не был вооружён, и враги убедились, что горожане действительно празднуют вовсю. И Чулани-Брахмадатта, слыша праздничный шум в городе, сказал своим приближённым: "Послушайте, вот мы осадили город восемнадцатью полками, а жителям его хоть бы что. Они не устрашились, они довольны и счастливы, они рукоплещут, веселятся, шумят, скачут от радости и поют. Что сие значит?" Тогда люди мудреца стали внушать ему: "Государь, когда мы проникли в город через боковые входы, мы спрашивали у празднующих, почему они так беззаботны, осаждённые всеми царями Джамбудвипы, и они отвечали нам, что царь их, ещё будучи мальчиком, объявил однажды: лучшим праздником для него будет, если все цари Джамбудвипы осадят его город; теперь, мол, исполнилось его заветное желание, вот он и велел бить в барабаны, а сам пирует во дворце".
Услышав это, царь Брахмадатта разгневался. И он послал отряды войска идти немедля на приступ с разных сторон, повелев им засыпать рвы, проломить стены, обрушить сторожевые башни и ворваться в Митхилу. Он приказал войнам, как тыквами, насыпать полные телеги головами горожан, голову же царя Ведехи принести к нему.
И по его приказу отборные войны, вооружённые до зубов, подступили к городским воротам, невзирая на дождь раскалённых ядер, потоки грязи и камней, которые обрушились на них со стен. Они преодолели ров и стали ломать стену, а горожане со сторожевых башен метали в них стрелы, копья и дротики. Защитники города осыпали войнов Брахмадатты насмешками, дразнили их и кричали им с издёвкой: "Силёнок у вас маловато! Нате, подкрепитесь!" – и на глазах у них выносили чаши с вином и вертелы с мысом и рыбой, сами ели и пили и расхаживали по стенам.
Потерпев неудачу, войны Чулани-Брахмадатты отошли назад. "Государь, без колдовства такой стены не одолеть", – сказали они своему повелителю. Царь подождал четыре или пять дней, но средства овладеть городом не придумал и обратился к Кеватте: "Учитель, нам города не взять! К нему нельзя и подойти. Что нам делать?" – "Не отчаивайся, махараджа, – сказал тот. – Город получает воду извне. Мы закроем ход к воде, и в муках жажды они сами откроют нам ворота". – "Значит, средство есть", – обрадовался царь и велел войскам перекрыть доступ к воде. Но соглядатаи мудреца о том узнали и на стреле послали заблаговременно донесение в город. А мудрец заранее предупредил, чтобы тот, кто увидит стрелу с листом, тотчас отнёс её к нему. И когда донесение на стреле принесли мудрецу, он его прочёл и сказал себе: "Не ведают они, что имеют дело с мудрым Махосадхой!"
Он велел доставить шесты бамбука в шестьдесят локтей длиною, расколоть их по длине, убрать перегородки и заново соединить тогда, обмотавши кожей и обмазав сверху глиной. Затем он послал за семенами лотосов и той землёй, что принесли отшельники-ведуны с Гималаев, посадил те семена в ил на краю пруда, а наверх стоймя поставил бамбуковые трубы и наполнил их водою. За ночь семена взошли и лотосы поднялись в трубах, в каждой до верхушки. Наутро он вытащил стебли и дал своим людям, чтобы они снесли их Брахмадатте. Они свернули лотосовые стебли кольцом и перебросили за стену: "Эй, прихвостни Брахмадатты! Не помрите с голоду! Вот вам цветочки, а из стеблей сварите себе еды, набейте животы!" Один из соглядатаев мудреца поднял такой стебель и снёс его царю. "Смотри-ка, государь, какой длинный стебель у этого цветка, – сказал он. – Видано ль такое?" – "измерьте-ка его". Люди мудреца намерили вместо шестидесяти локтей все восемьдесят. Царь спросил: "Где же он вырос?" Тогда один из них придумал: "Однажды, государь, мне захотелось пить, и я пробрался в город через боковой вход. Я там увидел большие пруды – горожане там плавали в лодках и рвали цветы в воде. Вот этот, видно, рос у берега, а у тех, что в глубине, стебли, должно быть, локтей в сто".
Царь поверил этой выдумке. Он сказал Кеватте: "Учитель, лишить их воды нам не удастся, нам их не одолеть, надо бросить эту затею" – "Что ж, государь, – сказал тот, – мы их одолеем, лишив пищи, ведь пищу тоже доставляют в города извне". – "Да будет так, учитель". Но мудрецу донесли об этом, как и прежде. "Не ведает моей мудрости брахман Кеватта", – подумал он. И он вдоль городской стены велел наложить той илистой земли и на ней посеять рис. Желаньям бодхисаттвы нет преграды, и за одну ночь рис взошёл и зелень показалась над стеной. Брахмадатта её увидел и спросил: "Эй, что там зеленеет над стеной?" Соглядатай мудреца тут же нашёл случай ввернуть: "Государь, Махосадха ведь сын домохозяина; в предвиденье грядущих бед он собрал со всего царства запасы зерна и наполнил ими амбары в городе, а остатки выбросил под стену. Вот и взошёл он, этот рис, согретый солнцем и орошённый дождями. Я сам однажды пробрался в город по делу через боковой вход и подобрал горсть риса под стеной. Он у меня просыпался на улице, и прохожие надо мной смеялись: "Ты, видать, голоден, так завяжи рису в полу, возьми домой, свари и поешь".
Царь, это услышав, сказал Кеватте: "Учитель, голодом нам их не взять, это средство не годится". – "Тогда, государь, мы одолеем их, лишив дров, ведь в город дрова доставляют извне". – "Да будет так, учитель". И снова мудрецу донесли о том, как и прежде. Позади посевов риса он велел сложить поленницы, которые поднялись над стеной. А горожане смеялись над войнами Брахмадатты и кричали: "Небось, есть хотите? Вот вам дрова – варите кашу" – и бросали на них брёвна со стены.
Царь спросил: "Что там за поленницы поднялись над стеной?" Соглядатаи мудреца отвечали: "Сын простолюдина в предвиденье грядущих бед запасся дровами – ими забили все сараи за домами, а избыток свалили за стеной". – "Учитель, – сказал царь Кеватте, – и с дровами у нас ничего не выйдет. Оставим этот замысел". – "Не беспокойся, махараджа, я придумаю что-нибудь ещё". – "Что ты придумаешь, учитель? Я вижу, выдумкам твоим конца не будет. Город нам не взять – вернёмся восвояси". – "Государь, какой позор будет для нас, когда все станут говорить: "Чулани-Брахмадатта со ста одним царём не смог взять города Ведехи". Махосадха – не единственный мудрец на свете. Я тоже чего-то стою. Придумаем что-нибудь, употребим хитрость". – "Какую хитрость, учитель?" – "Испытаем их Битвою Закона". – "Битвой Закона? Что это такое?" – "Махараджа, сражения не будет, но сойдутся двое мудрецов, советники обоих царей, и тот, кто первым приветствует другого, будет признан побеждённым. Махосадха этого обычая не знает. Я ведь старше, и ему придётся первому приветствовать меня. Вот мы и объявим Ведеху побеждённым. Так, победив Ведеху, мы вернёмся в Панчалу, и позора нам не будет. Вот какова Битва Закона".
И об этом замысле узнал мудрец, как и прежде. "Если я в этом деле уступлю Кеватте, – подумал он, – я – не мудрец более". Брахмадатта же пришёл в восторг от замысла своего учителя. Он написал Ведехе такое письмо: "Да будет завтра Битва Закона между двумя мудрецами, да назовёт Закон победителя, а кто от этой битвы уклонится, того признаем побеждённым". Это письмо он переслал в город через боковой вход. Прочитав его, Ведеха призвал мудреца. Узнав о письме, тот сказал: "Хорошо, государь, прикажи к завтрашнему утру приготовить арену для Битвы Закона у Западных ворот. Пусть все соберутся там". И по его совету царь отослал с тем же гонцом письмо Брахмадатте.
На другой день приготовили арену для Битвы Закона у Западных ворот, как указал мудрец, предвкушавший поражение Кеватты. Между тем вассалы Брахмадатты, сто один царь, решили на всякий случай охранять мудрого Кеватту. Они пришли с брахманом к арене Битвы Закона и стали там, обратив взоры на восток. Бодхисаттва же рано утром омылся в воде с благовониями, облачился в бенаресский наряд в сто тысяч ценою, надел на себя сколько возможно драгоценных украшений, позавтракал, вкусив изысканнейших яств, и в сопровождении многочисленной свиты явился к вратам дворца. Когда царю доложили о нём, тот распорядился: "Да войдёт сын мой". И он вошёл и склонился перед царём. "Ну что, друг Махосадха?" – молвил царь. "Я иду на арену Битвы Закона". – "А мне что делать?" – "Государь, я хочу перехитрить Кеватту с помощью самоцвета, мне нужен восьмигранный драгоценный камень". – "Возьми его, сын мой". Он взял самоцвет, простился с царём и, сопровождаемый тысячью войнов, своих ровесников, на украшенной колеснице, запряжённой белыми синдскими конями ценою в девяносто тысяч каршапан⁷, до полудня прибыл к городским воротам.
Кеватта ждал его, глядя во все глаза на дорогу, вытягивая шею, обливаясь потом на жаре и твердя: "Вот он едет, вот он едет". Великий со своею многочисленной свитой, словно катящий волны океан, словно воспрянувший лев, бесстрашный и невозмутимый, выехал из раскрытых городских ворот. Сойдя с колесницы, он выступил вперёд, грозный, как лев. Цари, все сто один человек, поражённые величием его облика, возгласили многоголосым хором: "Вот пандит Махосадха, сын старейшины Сириваддхи, мудрец, не знающий себе равных во всей Джамбудвипе!" И он, подобный Шакре, сопровождаемому дружиной Марутов, предстал перед Кеваттой во всём блеске своего несравненного могущества с драгоценным камнем в руке.
Кеватта, когда увидел его, не мог устоять перед его величием. Он двинулся ему навстречу и сказал: "Пандит Махосадха, вот нас двое мудрецов, мы уже столько времени живём друг от друга неподалёку, и ни разу ты ничего не послал мне в дар, отчего это?" Великий отвечал ему: "Пандит, я искал дар, достойный тебя, и только сегодня нашёл этот камень. Прими его – другого, ему подобного, нет". Тот, видя в его руке сверкающий самоцвет, подумал: "Это для меня" – и протянул за нему руку: "Так дай его мне". – "Возьми", – сказал Махосадха и уронил камень на кончики пальцев его протянутой руки. Брахман не успел удержать в руке тяжёлый самоцвет, тот упал и подкатился к ногам Махосадхи. Побуждаемый жадностью, брахман, чтобы поднять его, наклонился к ногам соперника, а Махосадха, не давая ему выпрямиться, обхватил его одной рукой за плечи, другой – за бёдра и воскликнул: "Встань, учитель, встань, учитель! Я же моложе тебя, я тебе во внуки гожусь! Не надо мне кланяться!" Повторяя это снова и снова, он так пригнул брахмана, что растёр ему лицо об землю до крови, потом со словами: "Дурак, ты думал, я тебе стану кланяться?" – схватил его за горло и отшвырнул. Тот упал в нескольких шагах от него, вскочил и обратился в бегство, а люди Махосадхи подобрали самоцвет. И в тот миг, как возглас бодхисаттвы "Встань, встань, не надо мне кланяться" разнёсся по площади, собравшиеся все его услышали и вскричали в один голос: "Брахман Кеватта поклонился в ноги мудрецу!"
И Брахмадатта, и другие цари – все видели, как Кеватта склонился к стопам Махосадхи. "Наш мудрец поклонился Махосадхе, – подумали они. – Мы потерпели поражение, пощады нам не будет". И, вскочив на коней, они помчались прочь, в страну Уттарапанчалу. Видя это, войны бодхисаттвы подняли крик: "Чулани-Брахмадатта бежал со своими ста царями!" Перепуганные насмерть этим криком, цари бросились врассыпную и привели в смятение собственное войско; войны же бодхисаттвы кричали и вопили всё громче, и поднялся оглушительный шум.
Махосадха со своими войнами возвратился в город, а рати Брахмадатты бежали за три йоджаны. Кеватта верхом на коне догнал войско и, утирая кровь со лба, восклицал: "Не бегите! Не кланялся я сыну простолюдина! Стойте! Стойте!" Но беглецы не останавливались, отвечая бранью Кеватте: "Еретик! Негодный брахман! Взялся победить в Битве Закона и поклонился юнцу, который годится ему во внуки! Не мог придумать что-нибудь позорней?" Они не слушали его и бежали дальше, но он, скача во весь опор, опередил бегущих и возопил: "Поверьте мне! Я не кланялся ему! Он провёл меня своим самоцветом!" Кое-как ему удалось разубедить царей и заставить себя слушать. Тогда они остановили расстроенное войско и привели его в порядок.
А войско то было так велико, что если бы каждый ратник взял камень или комок земли и бросил его в ров, на месте рва вырос бы холм с городскую стену высотой. Но желания бодхисаттвы всегда исполняются, и никто не додумался бросить камень или комок земли в сторону города. Войско вернулось под его стены и заняло своё прежнее место. Брахмадатта спросил Кеватту: "Что нам теперь делать, учитель?" – "Государь, закроем полностью выходы из города и не выпустим никого даже из боковых дверей. Когда им нельзя будет выйти, они откроют ворота, и мы овладеем городом".
Мудрец получил донесение об этом, как прежде, и подумал тогда: "Если они останутся здесь надолго, не будет нам покоя. Надо придумать средство, как прогнать их". Он стал размышлять о том, как бы это осуществить, и вспомнил об одном искусном в замыслах советнике по имени Анукеватта. Он призвал его и сказал: "Учитель, есть одно дело, которое я хотел бы тебе поручить". – "Что нужно сделать, о мудрый? Скажи". – "Ступай на городскую стену и выжди время, когда можно будет сбросить украдкой войнам Брахмадатты лепёшек, рыбы, мяса и прочей снеди. Ты им тогда скажи: "Поешьте того и этого и не унывайте. Постарайтесь не уходить отсюда ещё несколько дней. Скоро горожане здесь затоскуют, как куры в клетке, и сами откроют вам ворота. Тогда вы заберёте в плен и Ведеху, и этого сына старейшины". Когда наши люди это услышат, они набросятся на тебя с бранью, свяжут тебя по рукам и ногам на глазах у войнов Брахмадатты, станут бить тебя бамбуковыми палками так, чтобы на спине остались рубцы, повалят тебя, завяжут тебе волосы в пять узлов, натрут кирпичной крошкой, накинут на шею гирлянду из канаверы, обвяжут тебя верёвкой и на ней спустят со стены к войнам Брахмадатты, восклицая: "Прочь, изменник!" Те отведут тебя к своему царю, он спросит тебя, в чём ты провинился. Тогда ты ответишь ему: "О махараджа! Некогда я был в большом почёте, но этот подлый сын простолюдина обвинил меня в измене, и царь, разгневавшись, лишил меня всего. Я же теперь задумал лишить головы сына простолюдина, обесславившего меня. Обеспокоенный унынием, которое охватило твоих войнов, я принёс им всякой снеди, а за это меня вон как отделали по злобе. Твои войны это видели, махараджа!" Так или иначе ты должен войти в доверие к нему. Потом ты ему скажи: "Махараджа, теперь, когда я на твоей стороне, можешь ни о чём не беспокоиться. Ведеха и сын старейшины всё равно что мертвы. Я знаю все сильные и слабые места в укреплениях города, знаю, где есть во рву крокодилы, а где их нет. И скоро я отдам этот город тебе во власть". Царь поверит и воздаст тебе почести и поручит тебе предводительство войском. Тогда ты приведёшь войско к тем местам, где кишат змеи и крокодилы; войны откажутся спуститься в ров из страха перед крокодилами, а ты скажешь царю: "В войско твоё, государь, внёс разложение сын простолюдина, нет в нём человека, начиная с Кеватты и вассальных царей, который не был бы им подкуплен. Окружающие тебя втайне держат сторону сына простолюдина, я один предан тебе. Если ты мне не веришь, вели царям явиться перед тобой в полном облачении, и ты обнаружишь на их платьях, украшениях, мечах и прочем имя сына простолюдина, от которого они всё это получили, и тогда ты убедишься, что я прав". Он так и сделает, всё это увидит и, поверив тебе, со страху прогонит царей. Потом он спросит у тебя, что ему делать, а ты отвечай: "Махараджа, этот сын простолюдина – такой хитрец. Если ты пробудешь здесь ещё несколько дней, он всё твоё войско приберёт к рукам, а тебя возьмёт в плен. Не медли, сегодня же в среднюю стражу ночи мы сядем с тобой на коней и бежим, пока не приняли смерть от руки врага". Он поступит так, как ты ему скажешь, а ты после того, как он бежит, воротишься к нам и дашь знать нашим людям".
Выслушав это, брахман Анукеватта сказал: "Хорошо, о мудрый, я всё сделаю". – "Только придётся тебе претерпеть побои". – "О мудрый, – молвил тот, – пощади жизнь мою и оставь целыми руки и ноги, в остальном же располагай мной по своему усмотрению".
Махосадха осыпал милостями домочадцев Анукеватты, а самого брахмана поколотили, как было условленно, и спустили на верёвке к войнам Брахмадатты. Царь Брахмадатта, испытав его, доверил ему предводительство войском. Анукеватта привёл войско ко рву, кишащему змеями и крокодилами. Устрашённые крокодилами, войны остановились. Между тем осаждённые поражали их с городских укреплений стрелами, копьями и дротиками; войско, понеся большие потери, не смогло приблизиться к стенам. Тогда Анукеватта пошёл к царю и сказал: "Махараджа, нет у тебя преданных войнов, они все подкуплены. Если ты мне не веришь, призови своих вассалов и посмотри, что у них написано на одеждах, украшеньях и прочем". Царь послушался, увидел у всех на одеждах и украшениях имя Великого и уверился в том, что приближённых его подкупили. "Что теперь делать, учитель?" – спросил он Анукеватту, и тот отвечал: "Государь, ничего уже не поделаешь. Если мы промедлим, сын старейшины возьмёт тебя в плен. Махараджа, твой учитель Кеватта нарочно сделал себе ссадину на лбу. Он тоже подкуплен. Самоцвет-то он взял и заставил всех бежать три йоджаны, а потом сумел вернуть себе доверие и возвратил войско к городу. Но он – предатель, и я бы ни на день ему не доверился. Ты должен бежать сегодня же в среднюю стражу ночи. Один я остался верен тебе". – "Тогда, учитель, ты сам приготовь мне коня и снаряди колесницу", – молвил царь. Видя, что он действительно собрался бежать, брахман его ободрил и, выйдя от него, сообщил соглядатаям мудреца: "Царь бежит этой ночью, не спите". Затем он оседлал царю коня и так приладил сбрую, чтобы конь бежал тем быстрее, чем сильней натянуты поводья. В полночь он доложил: "Государь, конь твой готов, час настал". И царь сел на коня и бежал.
Анукеватта тоже сел на коня, будто бы для того, чтобы сопровождать царя, но, проскакав немного, вернулся. А конь царя мчался вперёд тем быстрее, чем сильнее тот натягивал поводья. Анукеватта же прискакал к войску с криком "Чулани-Брахмадатта бежал!" – и крик этот подхватили соглядатаи мудреца со своими слугами. Прочие цари, слыша крик, перепугались: "Видно, пандит Махосадха вышел из городских ворот. Теперь нам от него не будет пощады!" И, бросив свои роскошные шатры, они тоже бежали. Ещё громче поднялся крик: "Цари бежали!" – и те, кто стоял у ворот, на сторожевых башнях и в других местах, заслышав этот крик, тоже стали кричать и рукоплескать, и весь город и окрестности огласились таким шумом, что, казалось, раскалывается земля или разверзается морская пучина. И поднялся крик в восемнадцати полках вражеского войска: "Пандит Махосадха взял в плен Брахмадатту и сто одного царя!" Охваченные смертным страхом, войны бежали в беспорядке, бросив даже набедренные повязки, и вражеский лагерь опустел. Чулани-Брахмадатта со ста одним царём вернулся в собственный город.
А на другой день утром войны мудреца открыли городские ворота, вышли в поле и нашли богатую добычу. Они спросили Махосадху, что им с ней делать. "Всё это брошенное добро теперь наше, – отвечал он. – То, что принадлежало царям, отдайте нашему царю, имущество Кеватты и старейшин передайте мне, остальное пусть берут горожане". Полмесяца считали драгоценности, а на то, чтобы подобрать всё остальное, ушло ещё четыре месяца. Махосадха воздал великие почести Анукеватте, а у жителей Митхилы с той поры было золота в достатке.
Прошёл год с того времени, когда Брахмадатта с вассалами вернулся в город Уттарапанчалу. Однажды Кеватта, глядя в зеркало, увидел у себя на лбу шрам и вспомнил: "Это дело рук сына простолюдина. Он выставил меня посмешищем перед столькими царями". Гнев охватил его, и он подумал: "Когда же мне удастся с ним рассчитаться?" Тут ему пришло в голову: "Есть средство. Дочь нашего царя Панчалачанди красотой подобна небесной деве. Я покажу её царю Ведехе, Ведеха воспылает к ней страстью, и, уподобясь рыбе, попавшей на крючок, он вместе с Махосадхой окажется в моей власти. Я предам обоих смерти и изопью из чаши победы". Он пошёл к царю и сказал: "Государь, есть у меня замысел". – "Учитель, из-за твоих замыслов я уже остался однажды голым. Что ты ещё придумал? Не лучше ли тебе угомониться?" – "Махараджа, ещё не бывало замысла, подобного этому". – "Ну, говори". – "Махараджа, только мы двое должны знать об этом". – "Да будет так". Брахман отвёл его в верхние покои и сказал: "Махараджа, я хочу соблазнить царя Ведеху. Пробудив в нём страсть, заманим его сюда вместе с сыном старейшины и убьём обоих". – "Прекрасный замысел, учитель, но как нам пробудить в нём страсть и заманить сюда?" – "Махараджа, твоя дочь Панчалачанди отличается необычайной красотой. Мы велим поэтам воспеть её красу в стихах, и пусть эти стихи поют в Митхиле, чтобы внушить царю Ведехе мысль: "На что мне царство, если прекраснейшая из женщин не моя?" И когда мы убедимся, что он охвачен любовной страстью, я отправлюсь в Митхилу и назначу день встречи. В этот день он явится сюда, словно рыба, попавшая на крючок, а с ним сын старейшины, и мы убьём их обоих". Царю это понравилось: "Прекрасный замысел, учитель, так мы и сделаем". Но разговор этот слышала птица майна, сторожившая царское ложе, и всё запомнила.
Царь Чулани-Брахмадатта призвал искусных поэтов, показал им свою дочь и щедро заплатил им, чтобы они описали её красоту. Они сочинили сладкозвучнейшие стихи и прочли их ему, и он ещё раз щедро наградил их. Певцы выучили эти стихи и стали петь их в собрании, и скоро они разнеслись по городу. Когда они стали известны повсюду, царь призвал к себе уличных певцов и сказал им: "Дети мои, наловите побольше птиц, ночью заберитесь с ними на деревья и там пойте эти песни, а на рассвете привяжите птицам колокольчики на шеи, отпустите их и сами слезайте". Он затеял это затем, чтобы люди подумали: "Сами небожители воспевают красоту дочери царя Панчалы".
Потом царь опять призвал к себе стихотворцев и сказал: "Дети мои, сочините такие песни, которые говорили бы, что во всей Джамбудвипе нет царя, достойного этой царевны, кроме Ведехи, царя Митхилы, и прославьте в тех песнях его величие и её красоту". Они сочинили такие песни и прочли царю, и он наградил их. После этого он велел им идти в Митхилу и петь там, как было задумано. Они отправились в Митхилу и пели свои песни по дороге, а потом пели их в собрании в самом городе. Многие люди слышали их и многократно выражали возгласами своё одобрение и щедро одаривали певцов.
И вот ночью певцы забрались на деревья и пели там, а на рассвете, привязав птицам колокольчики на шеи, спустились вниз. Люди услышали в небе звон колокольчиков, и по всему городу разнеслась весть, что сами небожители поют славу красоте царевны. Царь Ведеха, услышав об этом, послал за стихотворцами и созвал собрание в своём дворце, обрадованный тем, что за него прочат такую красавицу. Он щедро одарил певцов, и те, возвратясь, доложили царю Брахмадатте об успехе.
Тогда Кеватта сказал царю: "Теперь, махараджа, я отправляюсь в Митхилу, чтобы назначить день свадьбы". – "Хорошо, учитель, а что ты возьмёшь с собою?" – "Небольшой подарок". Царь дал ему подарок, и в сопровождении многочисленной свиты тот отправился в царство Ведехи. Когда в Митхиле стало известно о прибытии сватов, по городу пошли толки: "Цари Чулани и Ведеха собираются, говорят, вступить в союз. Чулани выдаёт свою дочь за нашего царя, и Кеватта прибыл, чтобы назначить день свадьбы". Дошло это и до царя Ведехи, дошло и до Махосадхи, который подумал: "Не нравится мне его приход; я должен узнать, что он замыслил".
Он осведомился у своих соглядатаев при дворе Чулани, но те отвечали: "Нам их замысел не известен. Царь и Кеватта совещались в опочивальне наедине; только птичка майна, что стережёт царское ложе, могла слышать их беседу". Получив это донесение, Махосадха подумал: "Чтобы помешать замыслам наших врагов, я перегорожу улицы в городе и так их разукрашу, чтобы Кеватта ничего не увидел". От городских ворот до царского дворца и от царского дворца до своего дома по обе стороны улицы он воздвиг высокие разрисованные щиты-заслоны, а землю устлал цветами, поставил всюду кувшины с вином, развесил цветочные гирлянды и знамёна. Кеватта, когда вступил в город, ничего не мог разглядеть из-за этих щитов, но решил, что царь украсил улицу в его честь, не понимая, для чего это в самом деле устроено. Представ перед царём, он передал ему подарок, приветствовал его и сел близ трона.
Когда царь приветствовал его в ответ, Кеватта объяснил цель своего прихода такими словами:


Махараджа, – продолжал он, – наш царь хотел послать другого своего советника, но потом решил, что никто лучше меня не сумеет передать его послание. Он сказал мне: "Ступай, учитель, склони царя к миру и возвращайся вместе с ним". Так идём же, махараджа. Да получишь ты в жёны превосходнейшую и прекраснейшую царевну и да утвердится отныне дружба между нашим царём и тобою!" Эти речи пришлись царю по сердцу, соблазн взять в жёны царевну-красавицу одолел его. Он молвил: "Учитель, была Битва Закона между тобою и пандитом Махосадхой. Теперь ступай к нему – навести моего названого сына. Вы оба – мудрецы, вы должны помириться. Поговорите и приходите сюда". Кеватта согласился и пошёл навестить мудреца.
Между тем великий в тот день, не желая беседовать со злонравным брахманом, поел с утра очищенного масла, а в доме велел густо покрыть пол свежим коровьим навозом, колонны намазать сезамовым маслом и убрать из опочивальни сиденья, оставив лишь ложе, застелённое тонкой тканью, на котором он сам возлежал. Своим слугам он наказал: "когда брахман заговорит, скажите ему: "Не надо разговаривать с пандитом, о брахман, он сегодня выпил очищенного масла". А когда я сделаю вид, что собираюсь заговорить с ним, остановите меня: "Не разговаривай, мол, государь, ты же выпил очищенного масла". Так рассудив, Махосадха, одевшись в красное, расставил своих людей у семи ворот, а сам возлёг на ложе. Кеватта, подойдя к первым воротам, спросил о пандите. Слуги ему сказали: "Брахман, не поднимай шума. Если ты хочешь войти, ступай тихонько – пандит сегодня выпил очищенного масла и не выносит шума". И у каждой из следующих дверей ему повторяли то же. Наконец он миновал седьмые ворота и вошёл к мудрецу. Тот сделал вид, что собирается заговорить с ним, но слуги сказали: "Не разговаривай, государь, ты же принял крепкого очищенного масла. К чему тебе толковать с этим зловредным брахманом!" Так они его остановили. А Кеватта, войдя к мудрецу, не мог найти ни куда ему сесть, ни где ему стать. Он прошёл по сырому навозу и остановился. Тогда один из слуг, глядя на него, потёр глаза, другой поднял брови, третий почесал локоть. Видя это, Кеватта сказал, обиженный: "Я ухожу, пандит". Слуга сказал: "Эй, зловредный брахман, не подымай шума! Если будешь шуметь, я переломаю тебе кости". Кеватта, устрашённый, стал озираться, но тут один слуга вытянул его по спине бамбуковой палкой, другой схватил за горло и отшвырнул, третий хлопнул его по спине ладонью, и он бежал в страхе, словно лань, вырвавшаяся из когтей пантеры, и вернулся во дворец. Царь Ведеха между тем думал: "То-то обрадуется мой сын, когда увидит, как обернулось дело. Между двумя такими мудрецами какова-то будет беседа о толковании Закона! Сегодня они помирятся, а в выигрыше буду я". И когда он увидел Кеватту, он спросил его: "Ну, как прошла беседа? Расскажи, Кеватта, как вы с Махосадхой теперь потолковали? Ты помирился с ним? Махосадха доволен?" На это Кеватта отвечал ему: "Махараджа, ты его считаешь мудрецом, а между тем хуже него нет человека.


Речи эти пришлись царю не по нраву, но спорить он не стал. Он распорядился, чтобы послу и его свите отвели жильё и дали всё, что нужно. Потом он отпустил его: "Ступай, учитель, отдохни", а сам подумал: "Сын мой мудр и знает вежливое обхождение. Если он не захотел быть обходительным с этим человеком и не выказал радости при виде его, у него на то должны быть причины – видно, чего-то он опасается". И царь произнёс: "Поистине, решение его постигнуть трудно, хотя суть дела сам он ясно видит. Меня же дрожь берёт при мысли: кому здесь суждено всё потерять, стать жертвою врага? Сын мой, должно быть, подумал, что не с добром пришёл к нам этот брахман. Не ради мира и дружбы прибыл он сюда. Видно, он решил соблазном заманить меня в свой город, чтобы там взять в плен". И он понял: "Мудрец прозрел грядущую опасность".
Между тем как царь, испуганный и озабоченный, размышлял об этом, вошли четыре мудреца. Царь обратился к Сенаке с вопросом: "Одобряешь ли ты, Сенака, решение моё отправиться в город Уттарапанчалу и взять в жёны дочь царя Чулани?" – "О чём ты говоришь, махараджа! – отвечал тот. – Кто же станет гнать от себя счастье, когда оно само идёт в руки? Если ты туда отправишься и женишься на ней, тебе не будет равных во всей Джамбудвипе, исключая Чулани-Брахмадатту. Ведь женитьба на дочери верховного владыки поставит тебя над другими. Все прочие цари для него слуги, только Ведеху он почитает равным себе, потому и выдаёт за него свою несравненную красавицу дочь. Сделай, как он желает, дай нам тоже поживиться богатыми нарядами и украшениями". Царь спросил других, и все трое сказали то же самое.
Той порой из дома, что ему был отведён, пришёл проститься с царём брахман Кеватта. "Мне больше нельзя медлить, махараджа, – сказал он. – Мы отбываем, повелитель!" Царь с почётом отпустил его. Когда Махосадха узнал, что Кеватта уехал, он совершил омовение, надел богатое платье и в положенное время явился к царю. Поклонившись, он сел близ трона. Царь подумал: "Сын мой, пандит Махосадха, – великий мудрец, нет ему равных по глубине замыслов, ему ведомо прошлое, настоящее и будущее, он-то знает, следует мне туда ехать или нет". Ослеплённый страстью, он забыл о своём прежнем решении и обратился к мудрецу с таким вопросом:


Мудрец подумал: "Царя снедает страсть, и в ослеплении своём он внимает речам тех четверых. Я должен объяснить ему губительность его намерения и удержать его". И он произнёс:


Эта отповедь разгневала царя. "Да что он, рабом своим меня считает? – подумал он. – Он не видит во мне своего государя. Ему ведомо, что могущественный владыка предлагает мне свою дочь в жёны, но, вместо того чтобы благословить меня, он сравнивает меня с глупым оленем и предрекает мне смерть, как рыбе, попавшейся на крючок, или оленю на тропе к водопою". И, разгневанный, он тут же произнёс:


Предав его так хуле и поношению, царь воскликнул: "Этот сын простолюдина хочет воспрепятствовать моему счастью! Долой его!" – и повелел его изгнать:


Видя гнев царя, мудрец подумал: "Если кто-нибудь, подчиняясь приказу царя, схватит меня за руку или за шею, если кто-нибудь тронет меня, я буду опозорен до конца моих дней. Лучше я уйду сам". И, поклонившись царю, он вышел и возвратился в свой дом. Царь, однако, говорил так лишь в приступе ярости, на деле же он из уважения к бодхисаттве никому сделать подобное не позволил бы.
Великий же думал: "Глуп этот царь. Он не понимает, что ему во благо, что во вред. Он ослеплён страстью и мечтает о дочери Брахмадатты, не понимая, какой опасности себя подвергает. Ведь он погубит себя. Я не должен принимать его слова близко к сердцу. Он – мой благодетель, он даровал мне великое богатство. В нём я должен найти опору. Прежде всего мне надо послать моего маленького попугая, чтобы он всё разузнал, а потом я отправлюсь и сам". И, вернувшись из дворца Ведехи, он послал мудрого попугая Матхару, сказав ему:


Всё обещав исполнить, в путь пустился мудрый попугай, и к птице майне Матхара зелёнокрылый прилетел. У майны сладкогласной, в клетке заключённой, он спросил: "Как, Весса, поживаешь ты в прекрасной этой клетке? Дают тебе здесь вволю жареные зёрна с мёдом?" – "Неплохо я живу, дружок, всё у меня в порядке, и жареные зёрна с мёдом мне дают, о мудрый попугай. А ты зачем пожаловал и кто тебя послал? Я о тебе не слышала, и в первый раз тебя я вижу". Услышав эти слова, он подумал: "Если я скажу, что прилетел из Митхилы, она нипочём мне не доверится. По пути сюда я видел город Ариштапур в царстве Шиби, скажу-ка ей, будто меня послал сюда царь Шиби". И попугай сказал: "Во дворце у Шиби-государя ложе я стерёг. Узникам свободу праведный властитель этот дал".
Майна угостила его жареными зёрнами в меду со своего золотого блюда, дала ему сладкого питья и молвила: "Дружок, издалека же ты прилетел! Что привело тебя сюда?" Желая выведать у неё тайну, он прибёг к такой выдумке: "Была у меня жена – сладкогласная майна, – убил её ястреб, увы, у меня на глазах". Она его спросила: "Как же это ястреб убил твою жену?" И он рассказал ей:
"Слушай, госпожа. Однажды наш царь захотел развлечься играми в воде. Когда он отправился к реке, он взял с собою и меня с женой. Вечером мы с ним вернулись во дворец. Чтобы просушить перья, мы с женой вылетели из окна и сели на верхушке шпиля на башенке. Вдруг ястреб ринулся на нас сверху, когда мы уже слетали с кровли. В смертельном страхе я полетел прочь от него, ну а жена – она ждала тогда птенцов – была не в силах лететь так быстро, и на моих глазах он её убил и унёс. Царь увидел моё горе и спросил меня: "Ты о чём горюешь?" Узнав причину, он мне посоветовал не убиваться и поискать другую жену. "Зачем же мне другая, государь, беспутная и злонравная? – возразил я ему. – Лучше уж остаться одному". Он мне отвечал: "Дружок, я знаю птичку, что не уступит в добродетели твоей жене. То майна, стерегущая ложе царя Чулани, – на неё она похожа. Ступай к ней и посватайся. Если ты ей придёшься по душе, возвращайся и уведоми меня. Мы с царицей прибудем туда с пышной свитой и привезём тебе невесту". Это он послал меня сюда – вот почему я здесь". И он добавил:


Речь его пришлась ей по сердцу, но она не подала виду и отвечала так, словно была несогласна:


Тот, это услышав, подумал: "Она меня не отвергает, она только жеманится. Нет сомнения, я ей нравлюсь. Попробую убедить её примерами". И он произнёс:


И он произнёс следующую гатху, дабы показать меру различий между людьми по рождению:


Известно, что Джамбавати, мать царя Шиби, была из касты чандалов, и всё же стала любимой супругой сына Васудевы из рода Кришнаяны, старшего из десяти братьев. Рассказывают, что однажды в саду близ Дваравати он увидел деву необыкновенной красоты – из деревни чандалов она шла по делу в город. Он влюбился в неё, но когда узнал от неё, что она из касты чандалов, был весьма опечален. Услышав, однако, что она незамужняя, он, влюблённый, вернулся к ней и взял ей к себе во дворец, где окружил роскошью и сделал своею главной царицей. Она родила ему сына по имени Шиби, который правил в Дваравати после смерти отца.
Приведя этот пример, попугай заключил: "Ведь даже такой высокородный царь женился на деве-чандалке, а что говорить о нас, птицах! Если только мы сами склонны жить вместе, не о чём и толковать". И ещё он напомнил:


А Ваччха был брахман-отшельник, и вот как случилось, что она его полюбила. Некогда, познавший тщету страстей, он бросил все свои богатства и ушёл от мира. Он жил в горах Гималаев, в шалаше из ветвей, который сам и построил. А невдалеке была пещера, где жили киннары, и в той же местности жил большой паук. Он ловил их в свою паутину, разгрызал им головы и пил их кровь. Киннары были нежны и пугливы по природе, паук же был огромный и очень ядовитый, и бороться с ним они были не в силах. И вот они пришли к отшельнику, поклонились ему, рассказали о своей беде – о том, что губит их паук и не могут они найти от него защиты, – и просили отшельника спасти их, просили убить паука. Но тот им сказал: отшельникам, мол, негоже лишать кого бы то ни было жизни. Между тем была среди киннаров незамужняя дева по имени Ратхавати. Они её нарядили и привели к отшельнику: "Пусть, государь, она будет твоей рабыней, только избавь нас от нашего врага". Отшельник в неё сразу же влюбился, и они стали жить вместе, а паука он подстерёг у входа в пещеру, и когда тот вышел на добычу, прикончил его дубиной. А с нею он так и жил до самой смерти, и она ему родила сыновей и дочерей. Так она его любила".
И попугай, приведя этот пример, заключил: "Ваччха, отшельник, ведь был человеком, а жил с лесной девой, что сродни диким зверям, мы же оба – птицы. А было и так, что человек любил лань".
Она выслушала его и сказала: "Господин, сердце непостоянно, я боюсь разлуки с любимым". Но он, мудрый, зная женские уловки, произнёс, чтобы её испытать:


От этих слов у неё защемило сердце. Но перед ним она сделала вид, что любовь только теперь пробуждается в ней, и произнесла:


И когда настал вечер, они сошлись как муж и жена и зажили потом вместе в любви и согласии. "Теперь она не будет скрывать от меня тайну, – решил про себя попугай. – Теперь мне нужно её расспросить и возвращаться домой". И он обратился к ней: "Майна!" – "Что, господин мой?" – "Я хочу спросить тебя о чём-то". – "Спрашивай, господин мой". – "Хотя нет, сегодня праздник, спрошу в другой раз". – "Если об этом можно говорить в праздник – спрашивай, если нельзя – не говори вовсе". – "Да нет, об этом можно говорить и в праздник". – "Тогда говори". – "Если ты расположена слушать, я скажу". И, чтобы выведать тайну, он произнёс:


Услышав это, майна воскликнула: "Господин мой, зачем в праздничный день ты заговорил о недобром?" – "Я думал, что это добрая весть, а ты говоришь, что она недобрая. Что это значит?" – "Господин мой, не бывает добра между врагами". – "Объясни мне, милая". – "Господин мой, я не смею говорить об этом". – "Милая, коль ты не желаешь посвятить меня в тайну, которая тебе известна, о каком согласии между нами может быть речь!" Так он её вынудил открыться, и она сказала: "Врагам своим, о Матхара, не пожелай ты свадьбы, какую царь Панчалы здесь устроит для Ведехи". – "Зачем ты говоришь такое, милая?" – молвил попугай. Майна сказала: "А ты послушай, я расскажу тебе, в чём тут зло, – и продолжала: – К себе Ведеху царь Панчалы заманить задумал, чтоб умертвить его, – друзьями им не быть". И всё, что замыслил тайно Кеватта, она открыла попугаю; а мудрый попугай, услышав это, восхвалил Кеватту: "Поистине, хитроумен учитель, ловко он придумал, как убить этого царя!" Потом добавил: "Но для нас-то что в этом недоброго? Нам лучше помалкивать".
Так, добившись своей цели, он провёл с ней ночь, а наутро сказал: "Милая, теперь я возвращусь к себе домой и расскажу царю Шиби, что обрёл любящую супругу". И он стал с ней прощаться:


Майна, хоть и не хотела расставаться с ним, не могла и отказать ему. Она сказала:


"Милая, что ты такое говоришь? – возразил он. – Если я не увижу тебя на восьмой день, смогу ли сам я жить?" Так говорил он вслух, а про себя подумал: "Будешь ли ты жива или умрёшь, мне что до этого!" Он поднялся в воздух и направился сначала к царству Шиби, но потом поворотил в сторону Митхилы.
Когда попугай прилетел к мудрецу, он опустился ему на плечо. Тот поднялся с ним в верхние покои и расспросил его, и попугай ему всё рассказал. И, как и прежде, Великий воздал птице всяческие почести.


Выслушав попугая, Великий подумал: "Царь отправится туда помимо моей воли, и там он найдёт свою гибель. Но если из-за обиды я не стану спасать царя, так щедро меня одарившего, я буду достоин порицания. Как может допустить его погибель такой мудрец, как я? Я отправлюсь туда сам прежде царя и встречусь с Чулани. Я там устрою всё к нашему благу: построю дворец, где будет жить царь Ведеха, проложу потайную пешеходную дорогу длиною в гавьюту и прокопаю большой подземный ход в пол-йоджаны длиной. Потом я выдам дочь царя Чулани за нашего царя, и она будет его рабою. И даже если нас осадит в том городе сто один царь с их восемнадцатью полками, я помогу моему царю, и он оттуда выйдет невредимым, как месяц из пасти Раху. Моя задача – вернуть его домой благополучно". При этой мысли радость охватила его, и он изрёк:


Он совершил омовение, нарядился и с великой пышностью прибыл во дворец. Приветствовав царя, он стал близ трона и спросил: "Собираешься ли ты, государь, в город Уттарапанчалу?" – "Да, сын мой. Если Панчалачанди не будет моею, на что мне царство? Не покидай меня, поезжай со мною. Двух целей я достигну, отправившись туда: обрету эту прекраснейшую из женщин и заключу союз с царём, её отцом". На это мудрец сказал: "Тогда, государь, я отправлюсь раньше и приготовлю дворец для тебя. А ты приезжай, когда я тебя извещу". И он добавил:


Услышав это, царь очень обрадовался, что мудрец его не покидает, и молвил: "Сын мой, если ты поедешь раньше, что тебе нужно взять с собою?" – "Большой отряд, государь". – "Возьми столько войнов, сколько тебе нужно, сын мой". Мудрец продолжал: "Государь, вели отворить двери четырёх тюрем и освободить от уз содержащихся там воров. Их тоже пошли со мною". – "Поступай, как тебе заблагорассудится, сын мой".
И Великий велел отворить двери тюрем и взял с собою отважных людей, сильных бойцов, способных исполнять порученное всюду, куда их ни пошлют, и принял их к себе на службу, и оказал им почести. Он взял с собою также восемнадцать отрядов каменщиков, кузнецов, плотников, маляров и прочих искусных в различных ремёслах людей вместе с их пилами, топорами, ломами, лопатами и другими орудиями. В сопровождении всей этой огромной свиты он вышел из города. Так в путь Махосадха пустился в прекрасный град царя Панчалы, воздвигнуть дом для славного Ведехи.
В дороге Махосадха ставил укрепления на расстоянии йоджаны одно от другого и в каждом оставлял царского советника с наказом: "К тому времени, когда царь будет возвращаться вместе с Панчалачанди, подготовьте подставы слонов, коней и колесницы, чтобы ему незамедлительно добраться до Митхилы, а сами готовьтесь отразить преследующих его врагов". Достигнув берега Ганга, он призвал к себе царевича Ананду и сказал ему: "Ананда, возьми триста мастеров и ступай на Верхнюю Гангу, заготовь отборного леса и построй триста кораблей; пусть нарубят также дров для нужд города. Погрузи на суда лёгкую древесину и доставь нам незамедлительно". Сам он переправился через Ганг на лодке и от места высадки стал мерить расстояние шагами, высчитывая: "Здесь на пол-йоджаны пройдёт большой подземный ход, на том месте будет дворец для нашего царя, отсюда до царского дворца пройдёт тайная пешеходная дорога длиной в гавьюту". Разметив все места, он вступил в город Уттарапанчалу.
Царь Чулани был рад узнать о прибытии Махосадхи. "Исполняются мои желания, – подумал он. – Скоро я увижу гибель моих врагов. Теперь, когда приехал он, недолго ждать и Ведеху. Тогда я убью обоих и стану властелином всей Джамбудвипы". Весь город пришёл в волнение. "Это тот самый Махосадха, – говорили люди, – который обратил в бегство сто одного царя, словно камнем спугнул стаю ворон". И когда он ехал через город к вратам дворца, горожане толпами стремились взглянуть на него, и они дивились величию его облика. Сойдя с колесницы, он велел доложить о себе царю. "Пусть войдёт", – приказал царь, и он вошёл и, поклонившись государю, стал близ трона.
Царь приветливо обратился к нему. "Когда прибудет ваш повелитель, любезный?" – спросил он. – "Когда я пошлю ему весть, государь". – "Зачем же ты прибыл?" – "Воздвигнуть здесь дворец для моего владыки, государь". – "Хорошо, любезный". И он назначил содержание свите, оказал великие почести самому Махосадхе и отвёл ему дом: "Любезный, – сказал он, – пока не прибыл ваш царь, живи здесь, и да исполнишь ты беспрепятственно всё, что тебе нужно сделать".
А когда Махосадха вошёл во дворец, он остановился внизу лестницы, думая: "Здесь надо бы сделать дверь для потайного хода", и тут ему пришло в голову: "Царь разрешил мне делать всё, что я сочту нужным. Следует позаботиться о том, чтобы лестница не провалилась в подземный ход, когда его начнут копать". И он сказал царю: "Государь, войдя к тебе, я задержался там, у главной лестницы, и увидал изъян в постройке. Если тебе угодно, я добуду нужный материал и всё исправлю". – "Хорошо, исправь, любезный". Он тщательно всё осмотрел и определил, где надо сделать дверь в подземный ход, велел снять лестницу и, чтоб земля там не осела, уложить покрытие из брёвен, а на него поставить лестницу надёжно, чтобы она не обрушилась. Царь же ничего не заподозрил – он был уверен, что это мудрец для него старается. А тот провёл весь день, приглядывая за работой. Назавтра он сказал царю: "Государь, если мне укажут, где будет жить наш царь, я присмотрю, чтобы всё было сделано, как нужно". – "Ладно, пандит, бери любой участок в городе, кроме моего дворца". – "Махараджа, мы здесь чужие, а в городе у тебя много любимцев; если наш выбор падёт на занятое уже место и твои войны нам станут препятствовать, что нам тогда делать?" – "Ты не обращай на них внимания, пандит, бери любое место, которое понравится". – "Но, государь, к тебе прибегут жалобщики и будут досаждать тебе. Если тебе угодно, пока мы выбираем место, я поставлю свою стражу у дворца. Тогда никто к тебе прорваться не посмеет, и всем будет спокойнее – и тебе, и нам". Царь согласился. Тогда Махосадха расставил своих людей повсюду – на лестнице, внизу и наверху, и у дверей – приказав им никого не пропускать.
И вот Махосадха послал своих людей к дому царицы-матери: "Идите и ведите себя так, словно хотите его снести". Они пошли и начали долбить стены и ворота, так что с них посыпались кирпичи и глина. Когда царица-мать такое увидала, она вышла к ним и спросила: "Зачем вы ломаете мой дом, любезные?" – "Ломаем по приказу пандита Махосадхи, он хочет построить здесь дворец для своего царя". – "Если так, зачем ломать? Живите здесь". – "У нашего царя большая свита – этот дом ему не подойдёт. Мы построим для него другой, побольше". – "Вы не знаете, кто я? Я – мать царя! Я пойду к моему сыну и спрошу, что это значит". – "Мы ломаем дом с ведома царя. Попробуй нам помешать". Она сказала в гневе: "Я на вас найду управу" – и отправилась во дворец. Но её туда и не впустили. "Я – мать царя", – твердила она, а ей отвечали: "Мы это знаем, да царь велел никого не пропускать. Ступай!" Не найдя себе защиты, она вернулась к своему дому. Там один работник закричал ей: "Тебе чего здесь надо? Ступай прочь!" Он подскочил к ней, схватил за шиворот и так её толкнул, что она упала. Тогда она подумала: "Видно, в самом деле это царь им приказал, иначе они бы не посмели так себя вести. Пойду-ка я к мудрецу".
Она пришла к нему и сказала: "Сынок Махосадха, зачем ты хочешь снести мой дом?" Он ей не ответил, но человек, стоявший рядом, переспросил: "Что ты сказала, государыня?" – "Пандит, ты зачем велел ломать моё жилище?" – "Там будет построен дворец царю Ведехе". – "Ужель, сынок, во всём этом огромном городе не найти другого места? Возьми с меня сто тысяч, только выбери другой участок". – "Ладно, государыня, мы оставим твой дом. Только ты никому не говори, что дала нам взятку, а то другие тоже станут подкупать нас, оберегая свои дома". – "Сынок, да если прознают, что я, мать царя, откупилась взяткой, какой позор мне будет! Конечно, я никому не скажу". – "Ладно", – согласился слуга мудреца и взял сто тысяч. Потом работники направились к дому Кеватты. Тот тоже бросился к царю, но вернулся от дворца ни с чем, со спиной, исполосованной бамбуковыми палками. Тогда и он, не зная, как настоять на своём праве, заплатил сто тысяч. И так, посягая на разные участки в городе и принимая взятки, они собрали девятьсот тысяч золотых монет.
Махосадха между тем, обойдя весь город, вернулся во дворец. Царь спросил его, выбрал ли он место. "Махараджа, – отвечал он, – никто нам не отказывает, но людям горестно расставаться со своими домами. Не подобает нам лишать их того, что им дорого. А в гавьюте отсюда, между городом и Гангой, есть подходящее место, где можно построить дворец для нашего царя". Тот, услышав это, обрадовался в душе. "Сражаться в городе неловко, – подумал он. – Там не различишь, кто свой, а кто чужой. Биться за городом куда удобней. За городом мы и нападём на них и всех перебьём". И царь сказал: "Хорошо, любезный! Строй на том месте, которое ты присмотрел". – "Махараджа, там я и буду строить, только своим людям не вели ходить туда ни за дровами, ни за листьями, ни за чем иным. А то ведь непременно начнутся ссоры, и это радости ни тебе, ни нам не принесёт". – "Хорошо, пандит, не пускай туда никого". – "И ещё, государь, наши слоны любят воду и постоянно в ней плещутся. Так если река замутится и горожане станут жаловаться: мол, с тех пор как сюда явился этот Махосадха, мы не можем попить чистой воды, – с этим тебе придётся мириться". Царь отвечал: "Пусть плещутся в воде твои слоны". И он велел объявить по городу под бой барабана: "Тот из горожан, кто сунется туда, где ведёт работы Махосадха, заплатит пеню в тысячу монет".
Тогда Великий простился с царём и со своей свитой покинул город. В избранном месте он принялся строить новый городок, а напротив него, через Ганг, заложил селение, которое назвал Гаггали. Там он разместил слонов, коней и колесницы, коров и быков. Он усердно занялся строительством города, каждому указал, что ему делать, и, распределив все работы, приступил к сооружению подземного хода. Вход в большое подземелье он устроил на берегу Ганга. Рыли его шестьдесят тысяч войнов. Землю они выносили в больших кожаных мешках и бросали в Ганг, а там её утаптывали слоны, и река замутилась. Жители Уттарапанчалы зароптали: "С тех пор как явился сюда этот Махосадха, не стало чистой воды для питья. Ганг течёт мутный. Что нам теперь делать?" Подосланные мудрецом люди им толковали, что это слоны Махосадхи плещутся в Ганге и подымают ил со дна – вот почему река течёт мутная. Между тем в подземном ходе все корни и камни тонули в земле и не мешали работе – ведь желания бодхисаттвы всегда исполняются!
В том новом городе была ещё дверь, ведущая в малый ход. Его копали семьсот человек. Землю они выносили в кожаных мешках и сваливали прямо в городе, заливали водой и клали в стену или на другие работы пускали. И вход в большое подземелье был там же в городе; его закрывала дверь высотой в восемнадцать локтей. И все двери там были снабжены таким прибором, что стоило нажать на один колышек, как они запирались. Стены большого подземного хода выложили кирпичом и оштукатурили, сверху его перекрыли досками, потолок укрепили и побелили. Всего там было восемьдесят больших дверей и шестьдесят четыре малых, и все они запирались, когда нажимали на один колышек, и открывались, если нажать на другой. А по сторонам тянулись сотни комнат для отдыха, тоже с такими устройствами в дверях, что когда открывалась одна, открывались и остальные, а когда закрывалась одна, все закрывались. И с обеих сторон располагалось по сто одному покою для сто одного война, каждый с коврами разных цветов, с широким ложем, осенённым белым балдахином, с роскошным сиденьем у каждого ложа и со статуей женщины такой красоты, что её надо было потрогать рукой, чтобы убедиться, что она неживая. А на стенах подземного хода искусные художники нарисовали всяческие картины: прекрасного обликом Шакру, склоны горы Меру, моря и океан, четыре материка, Гималаи, озеро Анаватапта, Красное плоскогорье⁸, луну и солнце, свиту Четырёх Царей и других небожителей, шесть чувственных небес и прочие сферы – всё можно было увидеть в этом подземном ходе. Пол там был посыпан белым песком, подобным серебру, и красивыми лотосами был украшен потолок. По бокам хода шли торговые лавки и повсюду висели гирлянды ярких и благоухающих цветов. Так был украшен тот подземный ход, подобный божественному чертогу Судхарма.
А между тем триста мастеров мудреца построили триста кораблей, нагрузили их заготовленным материалом и привели туда вниз по Гангу. Когда они явились к мудрецу, он привлёк их к строительству города, а суда велел спрятать в укромном месте, откуда их можно было бы вывести на реку, когда он подаст знак.
Город обвели рвом и наполнили ров водою, обнесли стеной высотою в восемнадцать локтей с воротами и башней, возвели в нём дома и дворцы, слоновники и другие строения, вырыли пруды, и на том работы закончили. Всё строительство большого и малого подземных ходов и нового города завершилось в четыре месяца.
Тогда Махосадха послал гонца к своему царю: пора, мол, ехать. Царь, получив послание, обрадовался и выступил из своей столицы с большой свитой. В положенное время он достиг берегов Ганга. Махосадха его встретил и проводил в свой город. Царь вступил в новопостроенный дворец, отведал приготовленных для него яств, недолго отдохнул, а вечером послал гонца к царю Чулани с вестью о своём прибытии.
Чулани эта весть очень обрадовала. "Теперь враг в моих руках, – подумал он. – Я отрублю головы тому и другому и изопью из чаши победы". Но гонца он принял с подобающим почётом и молвил с притворным радушием:


Гонец вернулся и доложил Ведехе: "Государь, он тебя просит дождаться положения звёзд, благоприятного для свадьбы, – тогда он не замедлит отдать за тебя дочь". – "Счастливое расположение звёзд – сегодня!" – объявил тот и с тем послал гонца обратно. Когда Ведеха-царь узрел расположение звёзд на небе, определив счастливый день, послал он к Брахмадатте:


И царь Чулани отвечал:


Но, повторяя: "Вот я пошлю её к тебе! Нынче же пошлю", – он лгал и только оттягивал время, а сам дал знать ста одному царю: "Готовьтесь к битве и выступайте с восемнадцатью полками. Наконец-то мы отрубим головы обоим врагам нашим и отпразднуем победу!" Он оставил во дворце царицу Талату, свою мать, царицу Нанду, свою главную супругу, сына своего Панчалачанду и дочь Панчалачанди со всею женской свитой, а сам выступил в поход.
Той порою бодхисаттва с почестями встречал войско, что пришло с царём Ведехой. Войны вволю выпили вина, поели рыбы и мяса, а некоторые сразу легли отдыхать, утомлённые долгой дорогой. Царь же Ведеха с Сенакой и другими пандитами восседал тем временем в кругу придворных на разукрашенной террасе дворца. Вот тогда-то царь Чулани и осадил город. Озарив окрестность сотнями тысяч факелов, его войска стали вокруг того города четырьмя кольцами, ожидая лишь зари, чтобы идти на приступ.
Когда Великий узнал об этом, он вызвал триста своих войнов и приказал им: "Ступайте малым ходом под землёю и захватите в плен мать царя, его главную супругу, сына и дочь. Проведите их в большой подземный ход, но из его дверей не выпускайте и сторожите там их до нашего прихода. Когда же мы придём, выведите их оттуда в большой зал у входа". Повинуясь приказу, войны пошли малым подземным ходом, подняли настил под лестницей дворца Чулани, схватили его стражей, стоявших и у лестницы, и наверху, и на террасе, и всех их вместе с горбунами и прочей царской челядью связали по рукам и по ногам и, заткнув им рты, попрятали в укромных местах. Потом они наелись царских яств, а что осталось, выбросили, после чего поднялись в верхние покои.
А между тем царица Талата, зная, что всякое может случиться, позвала к себе царицу Нанду и царевича с царевной, и все они собрались в одной опочивальне. Войны мудреца подошли к дверям и окликнули их. Царица Талата вышла из своих покоев: "Что вам надобно, любезные?" – "Государыня, наш царь покончил с Ведехой и Махосадхой. Теперь он стал владыкой всей Джамбудвипы и пирует с превеликой пышностью со ста одним царём, а нас послал сюда за вами четверыми".
Они спустились вниз по лестнице, и войны провели цариц, царевича и царевну в подземный ход. "Сколько мы живём здесь, – удивились те, – а никогда ещё этой дорогой не ходили". – "Этой дорогой в обычные дни не ходят, – отвечали им, – она только для праздников. Сегодня – торжество, потому царь и приказал провести вас этой дорогой". Они поверили. Часть войнов их сопровождала дальше, другие же вернулись во дворец, взломали вход в сокровищницу и забрали оттуда царских драгоценностей, кто сколько хотел. А четверо тем временем вошли в большой подземный ход и, видя великолепие его, достойное божественных чертогов, уверились в том, что он и впрямь построен для их царя. Затем их вывели в тот конец хода, что был ближе к Гангу, и поместили там в роскошном покое. Часть войнов осталась сторожить их, другие пошли известить бодхисаттву.
Услышав, что привели царскую семью, Махосадха подумал: "Исполнились мои заветные желания!" Радостный, он предстал перед своим царём. А тот, томимый страстью, только об одном и помышлял: "Сейчас он пришлёт ко мне свою дочь! Сейчас пришлёт!" Поднявшись с ложа, он подошёл к окну и тут увидел, что вся окрестность озарена тысячами факелов и город окружён неисчислимым войском. "Что это? – воскликнул он, устрашённый, и, обратившись к пандитам, произнёс:


Сенака на это отвечал: "Не тревожься, махараджа. Почему так много факелов? Я думаю, это пришёл царь Брахмадатта отдать тебе свою дочь". И Пуккуса сказал: "Он, верно, хочет воздать тебе должное. Это в твою честь он явился сюда с большой свитой и стражей". И другие пандиты сказали царю каждый, что ему вздумалось. Тут до царя донеслись слова команды: "Отряду стоять здесь! Там поставьте стражу, бдите!" И, видя вооружённых войнов, перепуганный до смерти, он произнёс, желая услышать мнение Великого:


Махосадха подумал: "Надо сперва припугнуть немного этого глупца, а там уж я ему явлю свою силу и утешу его". И он сказал:


Услышав эти слова, все страшно испугались. У царя перехватило горло, во рту у него пересохло, он задрожал как в лихорадке. Смертельно испуганный, он произнёс жалобно:


Слушая его сетования, Махосадха подумал: "В другое время этот глупец меня слушаться не станет, надо его ещё больше припугнуть". И он молвил:


Потом, чтобы царь понял, что нельзя так поступать с тем, кого он назвал своим сыном, мудрец напомнил слова, ранее им произнесённые:


И Махосадха повторил слова царя: "За шиворот его и из моих владений прочь того, кто счастью моему задумал помешать", после чего продолжал: "Махараджа, где уж мне, сыну простолюдина, разобраться в делах, какие ведают Сенака и другие пандиты, это не моего ума дело, я разбираюсь разве что в низких ремёслах, а такое способны понять только Сенака и ему подобные. Вот эти мудрые господа пусть и спасают тебя теперь от восемнадцати полков, осадивших город. А меня прикажи взять за шиворот и вышвырнуть вон. Что меня спрашивать?" Так безжалостно корил он царя. Тот выслушал его и подумал: "Мудрец напоминает мне о моём недомыслии, но сам-то он уже тогда предвидел грядущую опасность. Поэтому он так жестоко меня укоряет. Не может быть, однако, чтобы он всё это время бездействовал. Наверняка он уже позаботился о нашем спасении". И он молвил в ответ:


Великий подумал: "Царь просто глуп и слеп, он не умеет ценить людей. Помучаю его ещё немного, прежде чем помочь", – и он произнёс:


Услышав такое, царь онемел. А Сенака подумал: "Никому, кроме мудреца, ни царя, ни нас не спасти. А царь испуган его речами и безмолвствует. Придётся мне его просить". И он обратился к мудрецу со словами:


Великий ему отвечал с укоризной:


Растерянный и перепуганный до смерти царь не посмел обратиться к Махосадхе и спросил Сенаку в надежде, что хоть тот что-то придумает:


Сенака же подумал: "Царь пойдёт на всё, только бы спастись. Хорошо ли, плохо ли я придумал, а всё ж скажу ему". И он произнёс:


Царя его речь не обрадовала. "Лучше ты самому себе с женой и детьми устрой такой погребальный костёр", – подумал он и обратился к Пуккусе, а потом и к другим. Но и они ничего умного не придумали и отвечали кому что в голову пришло.


Мне спасти вас не под силам. Вот Махосадха сумел бы".
Говоря это, Девинда думал про себя: "Что это царь делает? Когда рядом огонь, он дует на светлячка! Нас не может спасти никто, кроме Махосадхи, а царь, вместо того чтобы искать его совета, обращается к нам! А мы-то что знаем?" И, не видя выхода, он, повторив слова Сенаки, воздал хвалу Великому, молвив:


Выслушав это, царь вспомнил, как дурно говорил он раньше с Махосадхой, и, не смея обратиться к нему прямо, стал сетовать громко, так, чтобы тот услышал:


Услышав это, мудрец подумал: "Царь в самом деле мучается, если я его не утешу, сердце у него может разорваться и он умрёт". И он утешил его. Тогда, царя Ведеху столь удручённым видя, Махосадха премудрый такое слово молвил:


Царя эта речь успокоила – он понял, что спасён. И всех ободрил бодхисаттва голосом, подобным рыку льва. Сенака спросил его: "Каким путём ты выведешь нас отсюда, о пандит?" – "Украшенным подземным ходом. Будьте наготове", – отвечал тот и отдал приказ войнам:


Войны открыли двери в подземный ход, который сверкал, словно божественный чертог. Услышав приказание, повиновались слуги мудреца, открыли двери с хитрыми приводами. Они доложили о том Махосадхе, и он сказал царю: "Пора, государь! Спустись с террасы!" Царь сошёл с террасы, а Сенака тем временем снял головной убор и развязал свой пояс. Махосадха спросил, зачем он это делает, и он ответил: "О мудрый, когда лезешь в подземный ход, надо подобрать одежду". Тот сказал: "Не думай, Сенака, что тебе придётся ползти на четвереньках. Если захочешь, можешь ехать на слоне, – ход просторный, в восемнадцать локтей высотой, с широкими дверями. Ты можешь нарядиться, как тебе угодно, и шествовать впереди царя". И Махосадха послал Сенаку вперёд, царь пошёл следом, а сам мудрец замыкал шествие, торопя тех, кто мешкал, разглядывая украшения подземного хода. Там приготовлено было в достатке яств и напитков, и люди ели и пили по дороге и рассматривали картины на стенах и прочее, а Махосадха шёл сзади, увещевая царя не медлить, когда тот останавливался, поражённый красотами подземного хода, подобного божественному чертогу.
Заслышав их приближение, войны Махосадхи вывели им навстречу мать, супругу, сына и дочь Брахмадатты. При виде царя Ведехи и мудреца, шествующих по подземелью, те перепугались до смерти. "Нет сомненья, мы – в руках врагов! – вскричали они. – Так это войны Махосадхи пришли за нами!"
А царь Чулани был настороже. Чтобы предотвратить бегство Ведехи, он стал в гавьюте от Гангв. И он услышал возгласы в ночи – ему показалось, что он слышит голос царицы Нанды. Он хотел сказать об этом свите, но побоялся, не высмеяли бы его, ибо откуда было взяться здесь царице Нанде? А Махосадха в это самое время возвёл царевну Панчалачанди на возвышение из сложенных в кучу драгоценностей и совершил над нею обряд обручения. "Махараджа, – сказал он, – та, ради которой ты пришёл сюда, отныне да станет твоей главной супругой!"
Триста кораблей подвели к берегу, и царь, выйдя из подземелья, взошёл на украшенное судно, а за ним ввели четверых царственных пленников.


"Хорошо", – согласился царь. А о царице-матери Великий ничего не сказал, ибо она была уже старицей. Всё это бодхисаттва говорил, стоя на берегу. Царю же, избегнувшему великой опасности, не терпелось отплыть, и он молвил: "Сын мой, почему ты всё ещё там? Взойди скорее на корабль, что ты стоишь на берегу? Теперь, когда мы спасены, немедля в путь, Махосадха!" Махосадха отвечал ему: "Государь, мне с тобой отправляться не нужно", – и он воскликнул: "Не дело, махараджа, мне, военачальнику, оставив войско, самого себя спасать! О полководец, тот отряд, что во дворце остался, я выведу, и Брахмадатта мне не помешает. Из наших войнов, – продолжал мудрец, – теперь кто спит после тягот пути, кто ест и пьёт, не ведая, что мы уходим, а некоторых совсем изнурила работа за эти четыре месяца. Много людей мне помогало, и никого из них я не могу бросить на произвол судьбы. Я вернусь и выведу всё твоё войско, и Брахмадатта не сможет мне помешать. А ты, махараджа, не медли. Тебе нигде не будет задержки – я позаботился о подставах на дороге, и ты, меняя уставших слонов и коней, скоро достигнешь Митхилы". Тогда царь спросил:


На это бодхисаттва отвечал:


Молвив это, Великий простился с царём и напутствовал его: "Ступайте!"
Царь, понимая, что это мудрец врывал его из рук врага, что с его только помощью обрёл он царевну и благодаря ему исполнилось желание его сердца, обратился к Сенаке и так восхвалил достоинства бодхисаттвы:


Сенака ответил на это тоже хвалою:


Царь Ведеха, не медля более, переправился через реку и на расстоянии йоджаны оттуда он достиг укрепления, которое построил для него Махосадха. Люди мудреца дали там путникам слонов и коней и снабдили их провиантом. Царь оставил здесь уставших слонов и коней, взял свежих и направился со свитой к следующему укреплению. Так за сутки они покрыли сто йоджан и уже на другой день прибыли в Митхилу.
А Махосадха тем временем вернулся к дверям подземного хода. Он снял с себя меч и закопал его у входа в песке, а сам подземным ходом возвратился в город. Там он совершил омовение в благовонной воде, вкусил изысканных яств и возлёг на своё роскошное ложе, утешенный тем, что заветные желания его исполнились.
Когда ночь миновала, царь Чулани отдал приказ своему войску двинуться на город.


И такая предстала картина:


И царь повелел взять Ведеху живьём. Он произнёс:


Так Чулани грозил Ведехе, уверенный, что тот уже в его руках. Погоняя своего слона алмазным стрекалом, он взывал к войску: "Хватайте, бейте, разите!" – и, словно потоп, подступили его рати к городу Упакари. Но в это же время соглядатаи Великого, готовые ко всему, незаметно окружили его.
Махосадха же восстал тогда со своего благого ложа, привёл себя в порядок и после утренней трапезы облачился в богатый наряд. Он надел бенаресское платье в сто тысяч каршапан ценою, накинул красный плащ на плечо, обулся в золотые сандалии; в руки он взял жезл, украшенный семью драгоценными камнями. В сопровождении нарядных служанок, подобных небесным девам, – они овевали его опахалами из хвостов яков, – Махосадха вышел на украшенную террасу, открыл окно и на виду у царя Чулани принялся расхаживать по террасе взад и вперёд, величавый, как Шакра, владыка богов.
Царь Чулани, видя это великолепие, потерял голову. "Надо его немедля взять в плен", – решил он и ещё быстрее погнал своего слона. "Он спешит сюда, уверенный в том, что сейчас возьмёт в плен Ведеху, – подумал мудрец. – Он не знает, что наш царь уже ушёл отсюда, и семью его с собой увёл. Я ему явлю свой лик, подобный златому зерцалу, и буду с ним говорить". И, стоя у окна, он обратился к царю и молвил медоточивым голосом:


Слыша такие слова, царь подумал: "Сын простолюдина надо мной издевается. Ну погоди же, ты не знаешь, что я сделаю с тобой сегодня!" И он сказал с угрозой:


А пока они разговаривали, всё огромное войско Чулани узрело величие бодхисаттвы. "Наш царь беседует с пандитом Махосадхой, послушаем, о чём они говорят", – и войны стали тесниться ближе к царю. Мудрец между тем так отвечал ему:


И ещё произнёс мудрец, подобный бесстрашному льву:


Царь, услышав эту бесстрашную речь, подумал: "Сын старейшины так дерзок в своих речах. Значит, Ведеха бежал, в том нет сомнения". Гневу его не было границ. "Когда-то из-за этого сына простолюдина я остался нагишом, – подумал он. – Теперь он помог бежать моему врагу, который уже был в моих руках! Поистине, он сделал мне столько зла, что теперь – дай только срок – я заставлю его расплатиться за двоих!" И он отдал такие распоряжения:


Услышав это, Великий улыбнулся. "Брахмадатта не знает, – подумал он про себя, – что его царицу и всю его семью я отправил в Митхилу. А ведь в порыве ярости он может пронзить меня стрелою, может сделать всё, что взбредёт ему на ум. Поражу его горестною вестью – пусть поникнет он на своём слоне, снедаемый сердечной мукой". И он произнёс:


Царь, услышав речи Махосадхи, подумал: "О чём это толкует сын простолюдина? Как это может быть, чтобы Ведеха поступил с моей семьёй, как я с ним поступлю? Он не знает, что семья моя сейчас под охраной в надёжном месте, и в страхе болтает вздор, чтобы оттянуть час расплаты. Я не верю тому, что он говорит". Махосадха догадался, о чём он думает, и сказал:


"Мудрец говорит так уверенно, – подумал царь. – А ведь ночью мне и впрямь послышался близ Ганга голос царицы Нанды. Великой мудрости этот человек. Быть может, он и правду говорит". Горесть овладела им, но он сдержался. Не подавая виду, он призвал к себе одного из советников и послал его проверить сказанное мудрецом:


Посланец отправился с отрядом в столицу панчалов. Когда он отворил двери внутренних покоев дворца и вошёл туда, он обнаружил часовых, связанных по рукам и по ногам, с кляпами во рту, подвешенных на крюки в стенах, а с ними горбунов, карликов и всякую другую челядь. И он увидел, что посуда перебита и разбросана по полу, двери в сокровищницу взломаны и она разграблена вчистую, а двери в опочивальню тоже отворены и по ней гуляют вороны, залетевшие в раскрытые окна, словно это была покинутая жителями деревня или кладбище. Найдя чертог в таком плачевном виде, советник вернулся к царю и доложил: "Всё так, о махараджа, как Махосадха сказал: твой терем пуст, деревне брошенной подобен, населённой вороньём".
Царь содрогнулся, сражённый горем, когда узнал, что его родные исчезли. "Эту беду принёс мне сын старейшины!" – подумал он, и злоба охватила его, какая овладевает змеёй, которую ударили палкой. Видя это по лицу его, бодхисаттва подумал: "Этот царь избалован славой. Гордость война может заговорить в нём, и во власти гнева он способен, забыв о родных, нанести мне удар. Напомню ему, как красива царица Нанда, опишу её так, словно он и не видел её раньше. Тогда он осознает, что, убив меня, навсегда потеряет это сокровище, и он пощадит меня из любви к жене". Ради безопасности оставаясь на террасе, Махосадха явил из-под красного плаща златые персты свои и, указывая тот путь, которым ушла царица, так молвил, описывая её красоту:


Так Махосадха описывал её красоту, и царю показалось, что он никогда раньше её не видел. И великая любовь пробудилась в нём. То пробуждение любви узрел Великий и произнёс:


Великий восхвалял Нанду, а не кого-то другого вот почему: никто не бывает супругу дороже любимой жены. Махосадха помнил и о матери, и о сыне, и о дочери, но восхвалял он жену. Если бы он восхвалил мать, царь подумал бы, что это лишь из почтения к её возрасту, но когда мудрый Махосадха сладкогласно воспел красоту Нанды, она словно воочию предстала пред царём. "Никто, кроме Махосадхи, не вернёт мне мою супругу", – подумал царь, и грусть охватила его. Великий сказал ему: "Не печалься, махараджа. Вернутся к тебе и твоя государыня, и сын твой, и мать. Одно условие тому – отпусти меня с миром. Утешься, о властитель". Так он утешил царя.
А царь думал: "Я так предусмотрителен был, заботясь об охране моего города, а этот городок Упакари я окружил огромным войском, и всё же мудрец ухитрился похитить из бдительно охраняемого дворца мою царицу, и сына, и мать и передать их Ведехе! Пока мы этот городок осаждали, он сумел вывести отсюда Ведеху с войском, слонами и конями так, что никто из нас об этом не проведал. Владеет ли он волшебством или как-то иначе умеет отводить глаза людям?" И он спросил:


На это Великий отвечал: "Я ведаю науку волшебства, махараджа. Мудрые, что постигли её, вызволяют себя и других из беды в трудный час". И он произнёс:


Царь, выслушав эти слова, не мог не догадаться, что беглецы ушли через подземный ход. "Что это за ход?" – подумал он; ему захотелось его увидеть. Махосадха угадал его желание и, готовый его исполнить, пригласил царя: "Пойди взгляни, о махараджа, на подземный этот ход. Просторный, светлый, он построен столь искусно, что им пройдут и пешие, и кони, и слоны, и колесницы. Взгляни же сам на этот ход, махараджа. Моею мудростью он задуман, светел, будто Луна и Солнце восходят в нём, украшен, с восьмьюдесятью большими и шестьюдесятью четырьмя малыми дверями, со ста одной опочивальней и многими сотнями малых комнат. Ступай со мною и мирно вместе с войском войди в город Упакари, государь".
Он приказал открыть ворота, и Брахмадатта вошёл в город со ста одним царём в свите. Махосадха спустился с террасы, приветствовал царя панчалов и со всей свитой повёл его в подземный ход. Когда царь увидел этот подземный ход, великолепием подобный граду богов, он произнёс, восхваляя бодхисаттву: "Немалая же выгода Ведехе таких, как ты, Махосадха, великих мудрецов иметь в дому!" Тут Махосадха показал ему сто одну опочивальню и двери, которые все открывались и закрывались, когда открывалась или закрывалась одна. Осматривая подземный ход, царь шёл впереди, за ним шёл мудрец, а следом вошло туда и войско. Когда мудрец увидел, что царь вышел наружу, он нажал на рукоять и закрыл выход, не давая выйти остальным. И тут же восемьдесят больших дверей и шестьдесят четыре малых, и двери ста одной опочивальни, и двери сотен малых комнат – все закрылись разом, и везде стало темно, как в нездешнем мире. И всё многочисленное войско объял страх.
А Великий вынул из песка меч, закопанный им накануне, когда он входил в подземный ход. Он прянул на восемнадцать локтей ввысь от земли, опустившись же, схватил царя за руку и, грозя ему мечом, вскричал: "Кто властвует над всею Джамбудвипой? Кому принадлежит власть?" Испуганный, тот отвечал: "Тебе, о мудрый! Пощади меня!" – "Не бойся, махараджа, – сказал тогда Махосадха. – Не для того я поднял меч, чтобы убить тебя, а затем, чтобы ты увидел мою мудрость". Он отдал меч царю и сказал: "Если ты хочешь убить меня, махараджа, убей сейчас этим мечом; если хочешь пощадить, пощади". – "О мудрый, я обещаю тебе пощаду, не тревожься". Царь взял меч, и они заключили честно дружеский союз.
"О пандит, – сказал бодхисаттве Брахмадатта, – наделённый такой мудростью, почему ты не захватишь власть в царстве?" – "Махараджа, если бы я захотел, я сегодня же овладел бы царствами всей Джамбудвипы, умертвив их царей, но целью мудреца не может быть захват чужого имения ценою убийства". – "О мудрый, множество людей томится под землёй в заточении и не может выбраться наружу. Открой двери подземного хода и верни эти толпы к жизни". Он открыл двери, и весь подземный ход озарился ярким светом. Ободрённые, все цари со своими войсками вышли наружу. И они явились пред мудрецом, который вместе с царём Брахмадаттой ожидал их в большом зале.
Цари сказали: "О мудрый, ты даровал нам жизнь. Если бы двери подземного хода ещё немного оставались запертыми, мы все бы там умерли". – "Не только ныне, о махараджи, но и раньше приходилось мне спасать ваши жизни". – "Когда же, о мудрый?" – "Вспомните, когда были завоёваны все царства Джамбудвипы, кроме нашего, вы прибыли в город Уттарапанчалу и собрались в парке, чтобы отпраздновать победу. Было ли так?" – "Было, о мудрый". – "Тогда сей царь вместе с Кеваттой замыслил злое дело – он отравил вино и яства, чтобы погубить вас. Проведав об этом, я послал к вам своих людей, дабы не погибли вы злою смертью, они побили посуду и спасли ваши жизни, сорвав этот замысел".
Смутившись духом, цари обратились к Чулани и вопросили: "Правда ли это, о махараджа?" – "Да, по совету Кеватты я поступил так. Мудрец сказал правду". Тут все бросились благодарить Махосадху: "О мудрый, ты был нашим спасителем, это твоею заботой мы избежали смерти!" И все они почтили бодхисаттву богатыми дарами.
Мудрец обратился к Брахмадатте и молвил: "Не печалься, махараджа. Вина твоя в том, что ты избрал себе порочного друга. Проси прощения у царей". Брахмадатта сказал: "Я поступил так, вняв совету дурного человека. Это – моя вина, простите меня. Я никогда так больше не поступлю". Они простили его, сами повинились, в чём было, друг перед другом и пришли в доброе согласие. Царь повелел доставить многие яства, и благовония, и цветы, и прочее, и семь дней они пировали и веселились в подземном ходе.
Затем они вернулись в город Уттарапанчалу и воздали там великие почести Махосадхе. И царь Брахмадатта в окружении ста одного вассального царя воссел на большом троне. Желая удержать мудреца при своём дворе, он сказал ему:


Но мудрец отклонил его предложение, молвив:


Тогда царь ему сказал: "Но обещай хотя бы, о мудрый, что, когда твой царь вознесётся в мир богов, ты придёшь ко мне". – "Если буду жив, приду, махараджа". И царь семь дней принимал его с великим почётом, а когда настало время расстаться, он предложил ему богатые дары:


Тот отвечал царю: "Ты не тревожься о своей семье, махараджа. Когда мой царь уходил отсюда, я наставил его, чтобы он чтил царицу Нанду, как родную мать, чтобы любил Панчалачанду, как брата, а твою дочь я отдал ему в жёны, совершив торжественный обряд обручения. Твою мать, жену и сына я скоро верну тебе". – "Хорошо, о мудрый", – молвил царь и попросил его отвезти дочери приданое: рабынь и рабов, платья и украшения, золото червонное и цветное, богато убранных слонов, коней и колесницы и многое другое. "Передай ей это", – сказал он Махосадхе, а затем распорядился и о войске:


С тем он и отпустил мудреца, напутствовав его: "С конями, колесницами, слонами и пехотой ступай, о мудрый, в Митхиле тебя Ведеха встретит".
Так с почётом проводил он мудреца, и его цари – все сто один – воздали почести Махосадхе и богато одарили его. И люди мудреца, некогда к ним подосланные, теперь присоединились к его многочисленной свите, и с нею он пустился в путь. Ещё в пути он разослал своих людей собирать подать с тех деревень, что подарил ему царь Чулани. И вскоре он достиг царства Ведехи.
А Сенака расставил караулы по дорогам от границ – уведомить его вовремя, если вторгнется царь Чулани или кто-нибудь другой. Караульный за три йоджаны увидел приближение Великого и примчался в столицу с вестью: "Пандит приближается сюда с большою свитой!" А царь, выглянув в окно с террасы, увидел огромное войско и испугался: "У Махосадхи войска мало, неужели это наступает Чулани?"
И он вопросил:


Сенака объяснил ему: "Явилась радость нам великая, о махараджа, – Махосадха явился и привёл он войско!" Царь возразил: "У мудреца войска было мало, Сенака, а тут, гляди, сколько пришло!" – "Махараджа, должно быть, царь Чулани, довольный им, в знак милости своей дал ему такую свиту". Тогда царь послал по городу глашатаев, объявить с барабанным боем, чтобы улицы были украшены в честь возвращения мудреца. Горожане исполнили это повеление, и мудрец с почётом вступил в город и явился во дворец. Он приветствовал царя, а тот поднялся с трона и обнял его. Воссев опять на троне, он милостиво заговорил с ним и спросил:


Великий ответил: "Я цель свою, Ведеха, цели вражьей противопоставил и замысел свой – замыслу врага. Как океан объемлет Джамбудвипу, так хитростью со всех сторон врага я обошёл!"
Царь рад был слышать это. А Махосадха рассказал ему о дарах, которые он получил от царя Чулани:


Тогда царь, необычайно довольный и радостный, вдохновенно восхвалил достоинства Великого:


Он велел объявить по городу под бой барабанов: "Пусть будет праздник семь дней и всяк, кто мне предан, да окажет почести мудрецу! Пусть звучат литавры, лютни, тамбурины, трубы пусть магадхские поют и барабаны бьют!" А горожане и сельские жители и сами стремились воздать почести мудрецу. Услышав об этом повелении, они повиновались с необычайным рвением.


На исходе торжества Махосадха, придя к царю, сказал: "Махараджа, мать, жену и сына царя Чулани нужно поскорее отослать обратно". – "Хорошо, сын мой, отошли". И мудрец воздал тем троим подобающие почести и почтил как гостеприимный хозяин их войско, которое пришло с ними. После этого он отправил царскую семью со свитою обратно в сопровождении своих людей. И сто жён, и четыреста рабынь, которых даровал ему царь Брахмадатта, он послал обратно с царицей Нандой, как и чужое войско.
Когда со всею огромной свитой они достигли города Уттарапанчалы, царь Брахмадатта спросил свою мать: "Хорошо ли обращался с вами царь Ведеха, матушка?" – "О чём ты говоришь, сын мой? Он оказывал мне почести, словно некоему божеству". И она рассказала, что с царицей Нандой он обращался как с матерью, а с Панчалачандой – как с младшим братом. Царь был рад услышать это и послал Ведехе богатые дары. И с тех пор оба жили в дружбе и добром согласии.
Панчалачанди мила была и дорога царю Ведехе, и на второй год она родила ему сына. Когда ему пошёл десятый год, царь Ведеха скончался. Бодхисаттва, возведя наследника на трон, просил соизволения отбыть к царю Чулани, его деду. "О мудрый, – воззвал в ответ сын Ведехи, – не покидай меня, я ещё слишком молод. Будь мне вместо отца". И Панчалачанди сказала: "О мудрый, если ты покинешь нас, кто нас защитит? Не уходи!" Но он ответил: "Я обещал царю и не могу нарушить слово". И он отбыл, взяв с собою слуг, под причитанья несчётных толп народа.
Когда царь услышал, что мудрец направляется в Уттарапанчалу, он вышел его встретить и с великой пышностью ввёл его в город. Он отвёл ему большой чертог и в придачу к восьмидесяти селениям, пожалованным раньше, даровал другие. И Махосадха стал ему служить.
В то время при дворе кормилась некая отшельница. Звали её Бхери. Это была мудрая и учёная женщина, но с Великим она не встречалась – только слышала, что есть у царя на службе пандит Махосадха. А царица Нанда затаила зло на бодхисаттву с той поры, как он её похитил и разлучил с возлюбленным супругом, отчего, как она считала, пострадала её честь. Она призвала пять своих наперсниц и поручила им: "Присматривайте за Махосадхой, ищите у него какой-нибудь порок, чтобы подорвать доверие к нему царя". И они стали следить за ним, выполняя её поручение.
Случилось так, что та отшельница шла из дворца от трапезы и во дворе ей повстречался бодхисаттва, направлявшийся на службу к царю. Он задержался, приветствуя её, она же подумала: "Это и есть тот самый пандит! Проверю-ка, так ли он мудр, как говорят". И она сделала рукою знак – раскрыла ладонь, глядя ему в глаза. Немой вопрос её означал: хорошо ли обходится с ним вдарь, призвавший его к себе из другой страны. Бодхисаттва понял, о чём она спрашивает, и сжал в ответ кулак. Этим он хотел сказать: "Госпожа, я принял приглашение царя, который взял перед тем с меня слово, но теперь он зажал в кулаке свою щедрость". И она поняла его и провела рукой по голове, что означало: "Если ты недоволен, пандит, отчего бы тебе не уйти, как я, в отшельники?" Великий погладил себя по животу, тем отвечая: "Госпожа, много людей кормится при мне, а потому нельзя мне стать отшельником". После этого немого разговора она отправилась к себе домой, а бодхисаттва, простившись с нею, вошёл во дворец.
Наперсницы Нанды-царицы видели всё это из окна. Они пошли к царю и сказали: "Государь, Махосадха с отшельницей Бхери замыслили против тебя недоброе – они хотят отнять у тебя царство". Так они попытались посеять недоверие между царём и мудрецом. "Что вы видели, – спросил царь, – что слышали?" – "Махараджа, идя от трапезы, Бхери повстречала Махосадху и показала ему раскрытую ладонь, будто спрашивала, почему бы ему не прихлопнуть царя, как бьют снопы на току, и не захватить царство. А Махосадха сжал руку в кулак, будто схватился за меч, – мол, через несколько дней он отрубит тебе голову и заберёт твоё царство. Она провела рукой по голове – так и сделай, отруби ему голову, – а он показал себе на живот – разрублю, мол, его пополам. Берегись, махараджа! Махосадху нужно казнить!"
Царь подумал: "Не могу я так просто поверить, что мудрец злоумышляет против меня. Не может этого быть. Я допрошу отшельницу". На другой день, во время трапезы, он подошёл к ней и спросил: "Госпожа, видела ли ты пандита Махосадху?" – "Да, махараджа, вчера, когда вышла отсюда после трапезы". – "Был ли разговор между вами?" – "Разговора-то не было. Но я много слышала о его мудрости и захотела его испытать. Я ему подала знак рукой, вопрошая: протягивает ли царь ему руку, благосклонен ли и щедр к нему? Он в ответ сжал руку в кулак – мол, царь пригласил его, взяв с него слово, а теперь ничего не даёт ему. Я провела рукой по голове – спросила, почему бы ему не удалиться от мира, если он недоволен; он на это погладил себя по животу, разумея, что ему нужно кормить много ртов и в отшельники идти он не может". – "Так что же, мудр Махосадха?" – "Да, махараджа. На всей земле нет ему в мудрости равных".
Выслушав отшельницу, царь отпустил её. Когда она ушла, явился во дворец мудрец, и царь ему задал вопрос: "Виделся ли ты, о мудрый, с отшельницей Бхери?" – "Да, махараджа, я её видел вчера, когда она вышла отсюда. Она меня стала расспрашивать знаками, и я знаками ей отвечал". И он рассказал всё точно так же, как и она. Царь в милости своей в тот же день возвёл его в сан полководца и передал все важные дела в его ведение. И велика была власть мудреца, только власти самого царя она уступала.
И тогда он подумал: "Царь в единый миг вознёс меня на вершину могущества. Но цари совершают такое и тогда, когда намереваются погубить человека. Испытаю-ка я, вправду ли он ко мне благосклонен. И не кто иной, как мудрая отшельница Бхери поможет мне в этом, измыслив подходящее средство". Взяв с собою венков, благовоний и прочего, он пошёл в её дом, приветствовал её с должным почтением и сказал: "Госпожа, с той поры, как ты царю меня похвалила, он засыпал меня дарами и доверил мне великую власть, но вот искренен он или нет, я не знаю. Хорошо, если бы ты как-нибудь попыталась узнать его истинное ко мне отношение". Она согласилась.
На другой день, когда она направлялась во дворец, пришёл ей на ум вопрос о Дакараккхе – водяном демоне. Но она подумала: "Не подобает мне действовать хитростью, как соглядатаю. Найду лучше случай задать царю вопрос прямо и постараюсь узнать, как он относится к мудрецу". Она пришла во дворец и после трапезы села в собрании. Царь, приветствовав её, сел неподалёку. "Если царь не благоволит к мудрецу, – подумала она, – нехорошо заставлять его высказать это на людях. Мне надлежит задать ему вопрос с глазу на глаз". Царь отослал своих приближённых. Тогда она сказала: "Я хочу задать тебе вопрос, махараджа". – "Спрашивай, госпожа. Я тебе отвечу, если смогу". И она прочитала первую гатху Вопроса о Дакараккхе:


На это царь ответил откровенно, произнеся такую гатху:


Так отшельница убедилась в добром расположении царя к Махосадхе, но она не знала ещё, какие он в нём ценит достоинства, и тогда она придумала вот что: "Заговорю-ка я в многолюдном собрании о достоинствах остальных, а царь скажет тогда об их пороках и отличит достоинства мудреца, так что они заблистают перед всеми, как месяц на небе".
И однажды она собрала всех, кто обитал во внутренних покоях дворца, и задала при них царю тот же вопрос, и он ответил ей, как и прежде. Тогда отшельница молвила: "Махараджа, ты сказал, что первой принесёшь в жертву мать. Но ведь велики достоинства матери, а твоя мать – выше других и много для тебя сделала". И она восхвалила её достоинства в таких словах:


А надо сказать, что мать Чулани, когда тот был ещё маленьким, изменила его отцу Махачулани с главным жрецом. Она отравила царя и возвела на трон своего любовника, брахмана Чхамбхина, сделав его своим мужем. Как-то раз мальчик попросил есть, и мать дала ему сладкой патоки. Мухи стали одолевать его, и, чтобы избавиться от них, он дал патоке частью стечь на пол. Мухи облепили патоку на полу, мальчик же доел сладкое, вымыл руки, прополоскал рот и удалился. Это видел брахман, и он подумал: "Если сейчас он сумел так хитро избавиться от мух, он наверняка отнимет у меня царство, когда подрастёт. Нужно немедля убить его". Он сказал об этом царице Талате, и она отвечала: "Хорошо, государь. Если ради тебя я умертвила мужа, неужели я пожалею этого мальчишку? Но не нужно посвящать в это дело много людей, убьём его тайно". Так она успокоила брахмана, а сама, хитроумная, придумала, как спасти сына.
Она послала за своим поваром и сказала ему: "Друг мой, царевич Чулани, мой сын, и твой сын, юный Дханусекха, родились в один день. Брахман Чхамбхин хочет убить моего сына, помоги мне спасти его!" – "Хорошо, государыня, – отвечал тот, – скажи, что я должен сделать". – "Пусть мой сын часто бывает у тебя в доме. Оставляйте его ночевать с собой вместе на кухне, чтобы не было потом подозрений. Выбери день, навали на ложе кучу бараньих костей и в час, когда все отойдут ко сну, подожги кухню, а сам вместе с обоими сыновьями, моим и своим, беги в чужую страну, но так, чтобы никто не узнал. Сохрани жизнь моего сына и не говори никому, что он царевич".
Повар обещал всё исполнить, и она отдала ему свои драгоценности. Он сделал всё, как было сказано, и вместе с мальчиками бежал в царство Мадра, в город Сагалу, где поступил на службу к царю – тот уволил своего прежнего повара и взял этого на его место.
Оба мальчика часто приходили с ним во дворец. Однажды царь увидел их и спросил, чьи они сыновья. "Это мои сыновья", – отвечал повар. "Но они не похожи на братьев". – "У них разные матери, государь", – сказал повар. Прошло ещё некоторое время, и мальчики стали часто играть во дворце с дочерью царя Мадры. Они подросли, и, проводя много времени вместе, Чулани и царевна полюбили друг друга. В зале для игр царевич нередко заставлял царевну приносить ему мяч или кости; если она отказывалась, он её бил порою до слёз. Однажды царь услышал, что она плачет, и послал нянек узнать, кто повинен в этом. Царевна подумала, что её отец накажет Чулани, если она пожалуется, и из любви к нему на расспросы отвечала, что её никто не бил.
Но однажды царь сам увидел, как он ударил её. Он подумал: "Этот юноша не похож на повара. Он красив, статен и не ведает страха. Он не может быть его сыном". С этих пор он стал изъявлять Чулани своё благоволение. Няньки имели обычай приносить царевне еду в зал для игр, и она угощала там сверстников, а те при этом становились перед ней на колени. Один Чулани лишь протягивал за едой руку, не прекращая игры. И это тоже заметил царь.
Однажды мяч Чулани подкатился под царское ложе. Мальчик из гордости не стал наклоняться перед ложем чужого царя и достал мячик палкой. Когда царь такое увидел, он уверился окончательно, что перед ним не сын повара. Он послал за поваром и спросил: "Чьи это сыновья?" – "Мои, государь". – "Я сам знаю, кто из них – твой сын, а кто нет. Скажи правду, иначе расстанешься с жизнью!" – вскричал царь и обнажил меч. Повар, испуганный до смерти, взмолился: "Государь, я отвечу тебе, только сохрани это в тайне!" Царь обещал ему это, и он, выговорив себе прощение, рассказал, как всё было, по правде. И царь торжественно отдал дочь в жёны царевичу Чулани.
А в городе Уттарапанчале в день их бегства разнеслась весть: "Повар сгорел в своём доме вместе с сыном и царевичем Чулани!" Царица Талата, услышав это, сказала брахману, что его желание исполнилось – все трое сгорели на кухне. Тот был очень доволен, когда царица Талата показала ему обгоревшие бараньи кости и сказала, что это кости царевича Чулани. Потом она их сожгла.
Теперь же царь Чулани так ответил отшельнице: "Госпожа, у моей матери много достоинств, и я признаю, что она много для меня сделала, но у меня всё же достоинств больше". И он поведал о пороках своей матери:


"Пусть у матери своей, махараджа, ты находишь такие пороки, но жена-то твоя – достойная женщина", – молвила отшельница и так продолжала:


Он же поведал о её пороках:


Отшельница тогда сказала: "Ну пусть жена твоя так порочна, но младший брат твой, царевич Тикхинамантин, сделал тебе много доброго. Его-то ты за что отдашь?


А Тикхинамантин родился, когда его мать уже стала женой брахмана. Когда он возмужал, брахман вложил ему в руку меч и повелел служить себе. Считая брахмана своим отцом, царевич повиновался. Но кто-то из придворных раскрыл ему правду: что не сын он брахману и что мать его, когда он ещё был у неё во чреве, убила его отца и возвела этого человека на трон. "Ты – сын царя Махачулани", – сказали ему. Гнев охватил царевича, и он решил найти средство убить брахмана.
Однажды, когда он направлялся во дворец, он дал свой меч слуге, а другому наказал затеять с первым ссору из-за этого меча у ворот дворца. Услышав крики у ворот, царевич послал узнать, что там за шум, посланный вернулся и сообщил, что двое слуг оспаривают друг у друга меч. Брахман услыхал об этом и спросил, о каком мече идёт речь. "О том, что ты мне дал, – ответствовал царевич. – Разве он чужой?" – "Да что ты говоришь, сын мой!" – "Если я пошлю за ним, ты его узнаешь?" – и царевич велел подать меч. Когда меч принесли, царевич вытащил его из ножен, подошёл вплотную к брахману, словно для того, чтобы показать ему меч, и, молвив: "Взгляни!" – одним ударом снёс ему голову, и она упала к его ногам.
Тикхинамантин освятил дворец, украсил город, и его помазали на царство. Тогда мать рассказала ему, что его брат Чулани живёт в изгнании в царстве Мадра. Он отправился туда с войском, привёл брата домой и отдал ему царство.
Но царь далее поведал о его пороках:


"Ну, пусть у брата твоего такие пороки, – сказала отшельница. – Но Дханусекха Кумара тебе так предан и так много сделал для тебя", – и она молвила так:


Царь же рассказал о его пороках:


"Хорошо, пусть у этого такие пороки, – сказала отшельница, – но жрец твой сделал тебе немало доброго.


Царь нашёл и у него пороки:


Тогда сказала ему отшельница: "Махараджа, ты готов отдать Водяному Демону всех пятерых, начиная с собственной матери. Но как при своей славе и могуществе готов ты отдать и собственную жизнь за пандита Махосадху? Какие ты видишь в нём достоинства?


Выслушав её речь, он поведал о достоинствах мудреца:


Отшельница подумала: "Этого ещё недостаточно, чтобы прославить достоинства мудреца. Я объявлю о них жителям города, и молва о них распространится, как растекается благовонное масло по поверхности моря, когда его проливают на волны". И вместе с царём она сошла с террасы и вышла во двор. Она велела поставить там для царя сиденье и, когда он сел, собрала вокруг народ. И снова она задала царю Вопрос о Водяном Демоне. Он повторил всё, что сказал раньше, и она обратилась к горожанам с такими словами:


Так превознесла она достоинства великого, словно увенчала великолепной островерхой башнею кровлю драгоценного дворца".
Так подошла к подобающему концу эта повесть о прошлом рождении.  Учитель, закончив это наставление в дхарме, молвил: "Итак, монахи, не только теперь, но и в прошлом был мудр Татхагата". И в заключение он так связал перерождения: "Бхери была Уппалаванна, отцом был Шуддходана, матерью – Махамая, Амарою была красавица Бимба. Попугаем был Ананда, Шарипутра был царём Чулани, Махосадхой был властелин мира – так это и запомните. Кеваттою был Девадатта, Талатой – Чулланандика, Панчалачанди – то была Сундари, царицей была Ясассика, Амбаттха был Кавиндой, Поттхапада – Пуккусой, Пилотика – Девиндой, Сенакой же – Саччака. Царицей Удумбарой была Диттхамангалика, майною – Кундали, Ведехой был Лалудайи¹¹".