Девадатта был двоюродным братом принца Сиддхартхи, внёсшим раскол в сангху, основанную Шакьямуни. В хинаяне признавался чуть ли не величайшим грешником среди людей. В XII главе Саддхарма-пундарика сутруы Будда Шакьямуни говорит, что Девадатта станет буддой, и это утверждение отражает новый взгляд махаяны на возможность спасения всех без исключения живых существ, который стал одним из краеугольных положений учения школы Тяньтай в Китае и её приемников в Японии.

Девадатта представил сангхе для обсуждения пять поправок к Уставу монашеской жизни и, не найдя в монахах сочувствия, оставил монастырь и вместе с пятьюстами последовавшими за ним бхиккху поселился в Гайасисе. Узнав, что бхиккху созрели для постижения, Учитель призвал двоих своих лучших учеников и молвил: "Сарипутта, пятьсот бхиккху, прежние твои приверженцы, ушедшие с Девадаттой, ныне достигли зрелости в понимании своём. Возьми же с собой монахов, пойди к отступникам, наставь их в дхамме, просвети в знании Пути и Плода и приведи назад ко мне".
Сарипутта с товарищем отправился в Гайасису, наставил отступников в дхамме, просветил их в знании Пути и Плода и на рассвете следующего дня воротился в Бамбуковую рощу вместе со всеми бхиккху, ушедшими с Девадаттой.

Рассказывают, что, когда Девадатта утратил способность к сосредоточению, а заодно и уважение, которое к нему прежде питали, у него осталась надежда на одно-единственное средство, и он стал молить Учителя открыть ему тайну пяти основ. Получив отказ, Девадатта расколол общину и увёл с собой в Гайасису пятьсот юных бхиккху, которые прежде обучались у двоих наставников, лучших из последователей Пробуждённого. Эти юные бхиккху не успели ещё укрепиться ни в дхамме, ни в знании правил поведения. Раскольники жили отдельной общиной и кормились за счёт одного из приходов. Как только настало для монахов-раскольников время вкусить от плода истинной веры, Учитель послал к ним двоих своих самых лучших учеников. Увидев их среди своих приверженцев, Девадатта обрадовался и решил, что на вечерней службе он сравняется величием с Пробуждённым.
В тот же вечер Девадатта прикинулся просветлённым и сказал одному из посланцев Учителя: "Почтенный Сарипутта, вся наша община ещё бодрствует и не собирается отходить ко сну. Побеседуй с монахами о трудностях постижения дхаммы, а я ненадолго прилягу, у меня что-то поясницу заломило". Девадатта ушёл в свою келью и тотчас же улёгся спать. Оба лучших ученика Пробуждённого принялись наставлять заблудших монахов в истинной дхамме и, пробудив в них стремление обрести подлинный Путь и Плод, увели всех за собой в Бамбуковую рощу. Видя, что монастырь совершенно обезлюдел, бхиккху Кокалика зашёл в келью к Девадатте и сказал ему возмущённо: "Ведомо ли тебе, почтенный Девадатта, что оба тхеры откололи от тебя твоих последователей и ушли вместе с ними, а монастырь совсем обезлюдел? Чего же ты здесь валяешься, как будто ничего не случилось?" И, сказав это, Кокалика в бешенстве сорвал с Девадатты покрывало, схватил Девадатту в охапку и шнырнул об стену с такой силой, словно хотел в неё вдавить. Затем пнул Девадатту в грудь, так что изо рта у того хлынула кровь. От этих побоев Девадатта никогда уже больше не смог оправиться.
Учитель спросил у тхеры, когда тот вернулся: "Сарипутта, как вёл себя Девадатта, когда вы к нему пришли?" "Почтенный, – ответил ему Сарипутта, – едва только Девадатта увидел нас, он тотчас вознамерился сравняться с тобой величием, однако тщетно он прикидывался просветлённым, ему так никого и не удалось обмануть".

Когда главные ученики Пробуждённого пришли к Девадатте и ночью увели от него почти всех бывших с ним монахов, Девадатта не смог сдержать горя. Он тяжко занедужил, стал кашлять кровью и вспомнил наконец о достоинствах Пробуждённого: "Вот уже восемь месяцев я злоумышляю против Татхагаты, а между тем у самого Учителя нет ни малейшей враждебности ко мне. Да и ни один из восьмидесяти великих тхер не держит против меня зла. Лишь я сам повинен в том, что остался теперь один и все от меня отвернулись – и Учитель, и великие тхеры, и Рахула, сын Учителя, и княжеские роды шакьев. Пойду к Учителю вымаливать себе прощение!" Подозвав тех, кто ещё оставался при нём, Девадатта велел уложить себя на носилки и нести в Шравасти. Люди шли всю ночь, и к утру оказались уже в окрестностях города. В тот час Ананда обратился к Учителю: "Почтенный! Похоже на то, что Девадатта направляется к тебе просить прощения!" – "Нет, Ананда. Больше Девадатте свидеться со мной не дано". Когда Девадатту уже внесли в город, Ананда опять известил о том Учителя, но Блаженный ответил так же. И наконец носилки с Девадаттой поднесли к пруду, что был неподалёку от ворот в рощу Джеты. В тот самый миг плоды злодейств его созрели и проявились сполна. По всему телу Девадатты разлилось жжение, захотелось ему умыться и напиться, и он попросил поставить носилки и сходить за водой. Но напиться ему уже не пришлось: едва носилки коснулись земли, как земная твердь дала трещину, из Незыби взметнулось пламя и поглотило его. "Вот он, плод моих злодеяний!" – понял Девадатта и успел лишь воскликнуть:


Так он восславил Пробуждённого и вновь признал себя его учеником, но всё же провалился в ад.
... За Девадаттой в своё время пошли пятьсот семей мирских последователей Учения. Все они, взявши его сторону, тоже бранили и чернили при своей жизни Татхагату, а потому после смерти тоже угодили в ад.
... Закончив это наставление в дхарме, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Девадатта и в прошлом, а не только теперь, легкомысленно предавался удовольствиям (!?) не думал о грозившей ему опасности и потому погиб и погубил всех, кто был с ним.


Про бикху Кокалику.
Однажды Сарипутта и Маудгальяяна, главные ученики Пробуждённого, решили прожить дожди в уединении, без младших монахов своего окружения. Они отпросились у Учителя, пришли на родину монаха Кокалики, где он и жил, и сказали ему: "Любезный Кокалика! Если нам от тебя будет прок и тебе от нас будет прок, то мы хотели бы прожить грядущие три месяца дождей здесь с тобою". – "Какой же, почтенные, вам от меня прок?" – "Если ты, почтенный, никому не станешь говорить, что здесь с тобою главные ученики Пробуждённого, то нам будет спокойно. Такой и будет нам от тебя прок". – "Ну, а мне, почтенные, какой от вас прок?" – "Мы все три месяца будем читать на память сутты, будем беседовать о дхарме. Такой и будет тебе от нас прок". – "Оставайтесь, почтенные, если вам здесь по душе", – и Кокалика отвёл им хорошие места для ночлега. Так они и прожили благополучно три месяца, наслаждаясь обретёнными плодами монашеской жизни и упражняясь в созерцании. С концом дождей они отпраздновали праварану и стали прощаться: "Пожили мы с тобой довольно, почтенный; пойдём поклониться Учителю". Кокалика согласился отпустить их и пошёл в последний раз с ними за подаянием в ближайшую деревню. Поев, тхеры вышли за околицу, а Кокалика вернулся в деревню и сказал её жителям: "Глупый же вы народ, миряне, не лучше баранов! С вами в близком соседстве главные ученики Пробуждённого жили, а вы и не догадались. Теперь уж они ушли". – "Что же вы, почтенный, нам знать не дали?" – огорчились те. Набрали они с собой масла, лекарств, тканей побольше, догнали тхер и говорят: "Простите нас, почтенные. Мы не знали, что вы и есть главные ученики. Почтенный Кокалика только сегодня нам это сказал. Примите от нас, сделайте милость, эти лекарства, ткани и покрывала". А Кокалика знал, что тхеры непритязательны, довольствуются тем, что у них уже есть. Он рассчитывал, что сами они ничего не возьмут, а велят отдать всё ему, и потому пришёл вместе с мирянами. Но тхеры совершенны в монашестве: они и сами не взяли, и Кокалике не велели брать ничего. "Почтенные, – попросили тогда миряне, – сейчас вы у нас брать ничего не хотите, но приходите к нам ещё, если вы к нам благоволите". Тхеры согласились и ушли к Учителю в Шравасти. А Кокалика затаил на них злобу: "И сами не берут, и мне не дают!" Погостив немного при Учителе, тхеры вместе с младшими монахами, что были при них (а было тех тысяча человек), пришли обратно к Кокалике. Миряне радушно встретили их, поселили в обители и что ни день приносили им щедрые дары – лекарства, ткани, покрывала. Но вся одежда доставалась только пришлым монахам, а не Кокалике, да тхеры и не велели ему давать ничего. Кокалика остался без новой одежды и начал уже тхер поругивать: "Дурное на уме у этих Сарипутты и Маудгальяяны! Когда им давали – они брать не хотели, а теперь берут себе да берут, а о других не думают". Сарипутта и Маудгальяяна поняли, что у Кокалики из-за них портится нрав, и ушли со всеми своими монахами. Просили их ещё задержаться ненадолго, да они не захотели. А один монах из молодых возьми и скажи: "Что вы, миряне! Тхеры здесь жить не могут – ведь ваш здешний монах их не терпит". Миряне пришли к Кокалике и говорят: "Почтенный, ты, говорят, не смог с тхерами ужиться. Ступай и проси у них прощения – пусть они вернутся. А не то и сам уходи". Кокалика струсил и пошёл просить. "Ступай себе, любезный, не вернёмся мы" – ответили тхеры и ушли совсем. Так он ни с чем и пришёл в обитель. "Ну как, почтенный, уговорил ты тхер вернуться?" – спросили миряне. "Нет, не удалось". "С таким сварливым монахом нам хороших монахов в глаза не видать. Прогоним-ка мы его прочь", – решили миряне и сказали: "Уходи отсюда, почтенный. Нам от тебя один вред". Видя, как с ним обходятся, Кокалика собрал вещи и отправился в рощу Джеты, к Учителю. Пришёл и говорит: "Почтенный! Сарипутта и Маудгальяяна дали волю дурным желаниям". – "Не надо так, Кокалика, – отвечал Учитель. – Не держи в сердце зла на Сарипутту и Маудгальяяну. Помни, что это монахи, добронравные люди". – "Вы, почтенный, верите в них, потому что они ваши главные ученики, – возразил Кокалика. – А я сам убедился, что на уме у них дурное. "Они исподтишка козни строят". На том Кокалика и стоял, как ни разубеждал его Учитель. И стоило ему уйти, как у него всё тело пошло прыщами с горчичное зерно. Потом они стали вздуваться, выросли до плода бильвы и лопнули, сочась кровью и гноем. И Кокалика, стеная от жгучей боли, упал на землю при входе в рощу. На всех небесах, вплоть до миров Брахмы, боги узнали, что Кокалика оскорбил главных учеников Пробуждённого. И тогда бывший его наставник в монашестве, что стал после смерти богом в мире Брахмы (звали его Туду), решил: "Заставлю его повиниться". Он явился к Кокалике и, паря над землёю, промолвил: "Кокалика, ты тяжко провинился. Проси прощения у главных учеников". – "А кто ты, почтенный?" – "Я Туду, бог из мира Брахмы". – "А, почтенный! Так это про тебя Блаженный сказал, что ты в наш мир уже не вернёшься? Тебе, верно, впору родиться призраком где-нибудь в мусорной куче". Так Кокалика оскорбил вдобавок и Великого Брахму. Тот не смог его образумить, сказал только: "Сам теперь за свои слова будешь расплачиваться", – и ушёл к себе в чистую обитель. А Кокалика умер и родился в лотосовом аду.