|
|
Джатака о
плотниках-мореходах.
Sutta
pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Dvadasa-Nipata. 466 Samuddavanija-Jataka.
Перевод
с пали:
В.
Эрман, А.В.
Парибок, 2002 г.
выполнен по изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в
1877-1897 гг. По этому же изданию указан и порядковый номер
джатаки.
"На Джамбудвипе сеют, жнут…" – произнёс Учитель
в роще Джеты по поводу Девадатты,
ибо тот некогда соблазнил уйти с
собою от Учителя пятьсот семей, но кончил тем, что провалился в ад и их
с собой увлёк.
Когда главные ученики1
Пробуждённого пришли к Девадатте
и ночью увели от него почти всех
бывших с ним монахов, Девадатта
не смог сдержать горя. Он тяжко
занедужил, стал кашлять кровью и вспомнил наконец о достоинствах
Пробуждённого: "Вот уже восемь месяцев я злоумышляю против Татхагаты, а
между тем у самого Учителя нет ни малейшей враждебности ко мне. Да и ни
один из восьмидесяти великих тхер2 не держит
против меня зла. Лишь я сам повинен в том, что остался теперь один и
все от меня отвернулись – и Учитель, и великие тхеры, и Рахула, сын Учителя, и
княжеские роды шакьев. Пойду к Учителю вымаливать себе прощение!"
Подозвав тех, кто ещё оставался при нём, Девадатта велел уложить себя
на носилки и нести в Шравасти. Люди шли всю ночь, и к утру оказались
уже в окрестностях города. В тот час Ананда обратился к Учителю:
"Почтенный! Похоже на то, что Девадатта
направляется к тебе просить
прощения!" – "Нет, Ананда.
Больше Девадатте
свидеться со мной не дано". Когда Девадатту уже внесли
в город, Ананда опять
известил о том Учителя, но Блаженный ответил так же. И наконец носилки
с Девадаттой поднесли к
пруду, что был неподалёку от ворот в рощу
Джеты. В тот самый миг плоды злодейств его созрели и проявились сполна.
По всему телу Девадатты
разлилось жжение, захотелось ему умыться и
напиться, и он попросил поставить носилки и сходить за водой. Но
напиться ему уже не пришлось: едва носилки коснулись земли, как земная
твердь дала трещину, из Незыби взметнулось пламя и поглотило его. "Вот
он, плод моих злодеяний!" – понял Девадатта и успел лишь
воскликнуть:
"К тому, кто выше
ариев, кто бог для небожителей,
Кто укрощает гордецов, кто всё увидит и поймёт,
Исполнен добродетели, – к нему,
Всепробуждённому, я прибегаю с верою!"
Так он восславил Пробуждённого и вновь признал себя его учеником, но
всё же провалился в ад.
За Девадаттой в своё
время пошли пятьсот семей мирских последователей
Учения. Все они, взявши его сторону, тоже бранили и чернили при своей
жизни Татхагату, а потому после смерти тоже угодили в ад. Об этом-то и
зашёл однажды разговор в зале для слушания дхармы: "Почтенные!
Поистине, Девадатта –
злодей! Был он алчен, жаждал почёта и
подношений, а потому беспричинно озлобился на Истинновсепробуждённого и
не подумал о грядущих бедах. Вот и попал он в ад, да ещё увлёк туда же
за собою пятьсот семей". Учитель пришёл и спросил: "О чем это вы сейчас
беседуете, монахи?" Те объяснили. "Не только теперь, о монахи,
Девадатта был
охоч до почёта и подношений и пренебрёг
опасностью, – заметил Учитель. – Уже и в прошлом он однажды
пренебрёг грозившей ему опасностью, ибо жаден был до удовольствий.
Потому-то он и погиб сам и погубил тех, кто пошёл за ним". И Учитель
рассказал о былом.
"Давным-давно в Варанаси правил царь Брахмадатта. Неподалёку от города
была тогда большая деревня. Жили в ней одни плотники, тысяча семей
круглым счётом. Понабрали эти плотники у людей задатков в счёт будущей
работы: "Вам мы кровать сделаем, вам – стол, вам – дом
срубим", – а выполнить в срок ничего не сумели. Народ осерчал;
плотников стали хватать на улицах и требовать вернуть деньги, и до того
их доняли, что тем и жить сделалось невмоготу. Тут-то плотники и
решили: "Давайте сбежим отсюда на чужбину, авось как-нибудь проживём".
Нарубили они строевого лесу, построили большой корабль и спустили его
на реку в гавьюте или в двух от деревни, а затем глухой ночью
погрузились на него вместе с семьями и пустились в плавание. Долго ли,
коротко ли, приплыли они по Гангу к океану и, странствуя по воле ветра,
оказались в один прекрасный день перед каким-то островком посреди моря.
На островке том росли рис-самосейка, сахарный тростник, гвоздичные
деревья, хлебные деревья, помповые пальмы и ещё множество всяких
плодовых кустов и деревьев. А жил там в одиночестве некий человек,
спасшийся после кораблекрушения. Он готовил себе рисовую кашу, запивал
её соком сахарного тростника, отъелся и горя не знал. Ходил он голый и
весь зарос волосами.
Плотники же, завидя остров, решили: "А вдруг остров стерегут якши? Как
бы нам на нём не пропасть! Для начала непременно его обследуем". И вот
семеро силачей-храбрецов, вооружённые до зубов, сошли на берег, чтобы
обследовать островок. Островитянин в тот час напился после завтрака
соку сахарного тростника, улёгся в красивом месте в тени дерев на
серебристо-белом песке и затянул песню:
"На Джамбудвипе сеют,
жнут, живут плодом трудов своих,
А мне живётся хоть куда – и не работаю, и сыт!"
Люди, что исследовали островок, услыхали его голос: "Не человек ли то
поёт? Пойдём-ка, посмотрим". Они отыскали его, увидели и испугались:
"Не иначе, это якша!" Тут же все семеро прицелились в него из луков.
"Пощадите меня! Я человек, а не якша!" – стал молить в страхе
островитянин. "Да разве люди ходят нагишом, как ты?" Но тот не оставлял
своих молений и сумел как-то их успокоить. Подойдя поближе, плотники
приветливо разговорились с ним. "Как же ты сюда попал?" – спросили они.
Человек тот всё им по правде рассказал и добавил: "Ну и повезло же вам,
что вы здесь оказались! Ведь лучше этого острова в целом свете не
сыщешь. Трудиться здесь нет никакой нужды. И рис, и сахарный тростник,
и всё прочее растёт тут само собою, еды и питья полным-полно. Живите
здесь без горя и забот". – "Неужто на этом острове человеку ничто
не грозит?" – "Да почти ничего. Одно только надо крепко запомнить:
остров этот стерегут духи. Нечистоты тут оставлять после себя нельзя,
не то духи на вас прогневаются. Если вам надо будет сходить по
нужде – выройте ямку, а потом присыпьте сверху песком. Вот и все
местные правила. Больше здесь бояться нечего".
Плотники поселились на острове. Делились же они на две артели по
пятьсот человек в каждой. Обе артели возглавлялись старшинами. Один
старшина был глуп и жаден до еды, а другой благоразумен и в еде умерен.
Прошло время, плотники прижились, растолстели от праздности и подумали:
"Делать нам нечего. Наготовим-ка мы себе вина из сока сахарного
тростника и устроим пирушку". Так они и поступили. А напившись,
развеселились, распелись, расплясались и изгадили и испоганили весь
остров, ибо ходили по нужде куда попало, а присыпать сверху песком
забыли. Увидели это духи и возмутились: "Как они посмели испакостить
места наших игр!" Посовещавшись, они решили: "Надо омыть наш островок
океанскими водами. Вот только луна теперь на ущербе, да мы пока и не
все в сборе. Лучше подождать до следующего полнолуния. Когда наступит
день упосатхи и взойдёт полная луна, мы обрушим на остров океанские
волны и всех этих грязнуль утопим". Назначили духи день и разошлись.
А был среди них некий добродетельный дух. "Не могу я допустить, чтобы
на моих глазах гибли люди!" – пожалел он плотников. Однажды вечером,
когда те поужинали и сидели перед домами за приятной беседой, сей дух
принял зримый облик. Блистая своим драгоценным убором, он воспарил к
северу от острова над океанскими водами, озарил весь остров своим
сиянием и промолвил: "Внемлите мне, плотники! Духи на вас прогневались.
Оставаться здесь вам больше нельзя, ибо через полмесяца они обрушат на
вас океанские волны и всех потопят.
Через пятнадцать дней
настанет полнолунье,
Поднимется из моря огромная волна
И захлестнёт весь остров, водой его накроет.
Спасайте свои жизни, не оставайтесь здесь!"
Добрый дух исчез, а некий злой и коварный его собрат замыслил недоброе:
"Если все плотники послушаются его, они до срока сбегут. Отговорю-ка я
их покидать остров – пусть они погибнут!" И вот он воссиял к югу
от острова, озарил своим блеском всю деревню плотников и спросил: "Не
приходил ли к вам прежде меня некий дух?" – "Да, приходил". – "О
чём он вам толковал?" Плотники пересказали слова доброго духа. "Не
слушайте вы его. Он просто невзлюбил вас и желает вам досадить,
прогнать отсюда; живите здесь, как жили.
Не может быть волна
такой высокой,
Чтоб затопить холмистый этот остров.
Немало видел я благих знамений.
Не бойтесь, не печальтесь, всё спокойно!
Плодами этот остров изобилен,
Себе вы лучше места не найдёте.
Поверьте, вам ничто не угрожает.
Живите и детей своих растите".
Так этот дух постарался рассеять их тревогу и исчез. А глупый старшина
плотников, не желавший внять предостережению доброго духа, созвал свою
артель и обратился к ней: "Послушайте меня, почтенные! Прав, по-моему,
тот дух, что явился с южной стороны и сулил нам безопасносность. А тот,
что приходил с севера, и сам, видно, не знает, что опасно, а что –
безопасно. Нам нечего бояться, не о чем тревожиться. Будем же
веселиться!" Послушали его пятьсот плотников – любителей
поесть – и согласились с ним.
Благоразумный же старшина решил иначе и обратился к своим с такими
словами: "Мы выслушали обоих духов. Один из них предрекает нам
опасность, другой утверждает, что угрозы никакой нет. Послушайте теперь
ещё и меня, а то как бы нам всем в скором времени не пропасть! Давайте
соберёмся и общими силами построим корабль – срубим крепкий остов,
оснастим его. Если правду нам сказал тот дух, что явился с юга, а
северный дух ошибался, мы не станем понапрасну покидать этот остров, но
корабль нам всё равно не помешает. Зато если правду сказал нам северный
дух, а южный ошибся, мы все взойдём на корабль и уплывём отсюда в
безопасное место. Не так уж легко разобраться, где здесь правда, а где
ложь, но следует быть готовым ко всяким поворотам судьбы. Только так
можно спастись от гибели. Одним словом, послушаемся пока обоих духов и
на всякий случай построим корабль". – "Тебе, как я вижу, и в чашке
воды крокодилы мерещатся! – возразил глупый старшина. – Всё
ты видишь, даже то, чего нет! По мне, первый дух был зол на нас и
старался нас запугать, а второй успокаивал, ибо был к нам благосклонен.
Никакой нужды бежать с этого благословенного острова у нас нет. Если
тебе так уж хочется ехать – сруби себе корабль и плыви со своими
куда хочешь. А нам и без корабля неплохо".
И вот плотники из артели благоразумного старшины срубили себе корабль,
оснастили его и все на него погрузились. Настала ночь полнолуния.
Взошла луна, и в тот же час из океана поднялась волна и прокатилась по
острову. Вода дошла людям до колен. Рассудительный старшина смекнул,
что остров вот-вот будет затоплен, и велел отчаливать. А все пятьсот
плотников из артели глупого старшины сидели и пустословили: "Вода омыла
остров и ушла, этим дело и кончится". Но следом за нею пришли другие
волны: высотой по пояс, потом в человеческий рост, высотою в пальму и
наконец высотою в семь пальм – и они смыли с острова всё.
Так благоразумный плотник спасся со своими людьми, ибо знал, как
следует поступить, и чревоугодие не ослепило его. Глупый же старшина
погиб со всею своей артелью в пятьсот человек, ибо жаден был до еды и
пренебрёг предостережением. А посему опасность нужно предотвращать
заранее, ведь тому, кто вовремя к ней подготовился, она не страшна".
Закончив это наставление в дхарме, Учитель повторил: "Как видите,
монахи, Девадатта и в
прошлом, а не только теперь, легкомысленно
предавался удовольствиям3 не
думал о грозившей ему опасности и потому погиб и погубил всех, кто был
с ним". И он отождествил перерождения: "Глупым старшиной был тогда
Девадатта;
духом, что пришёл с южной стороны, – Кокалика; духом,
пришедшим с севера, – Шарипутра,
я же был тогда рассудительным старшиной".
\
Примечания.
1 – Ими символизируется необходимое для
успеха единство – содружество метода и мудрости, ибо Маудгальяяна – лучший
йогин (мастер метода), а Шарипутра –
лучший философ.
2 – Имеются в виду виднейшие прижизненные ученики
и сподвижники Будды
Шакьямуни,
поимённо известные. Многие из них остались в предании
индивидуализированными – известны не только главные события их
биографий, но и особенности личности, их любимые упражнения, место и
роль их в раннебуддийской общине.
3 – Составители традиционного комментария
явно дали промашку: как современник Будды, Девадатта вовсе не
предавался удовольствиям, но пал жертвой собственных гордыни и
властолюбия.
|
|
|