Джатака о плотниках-мореходах.
Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka.
Dvadasa-Nipata. 466 Samuddavanija-Jataka.
Перевод с пали: В. Эрман, А.В. Парибок, 2002 г. выполнен по изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в 1877-1897 гг. По этому же изданию указан и порядковый номер джатаки.

"На Джамбудвипе сеют, жнут…" – произнёс Учитель в роще Джеты по поводу Девадатты, ибо тот некогда соблазнил уйти с собою от Учителя пятьсот семей, но кончил тем, что провалился в ад и их с собой увлёк.
Когда главные у
ченики1 Пробуждённого пришли к Девадатте и ночью увели от него почти всех бывших с ним монахов, Девадатта не смог сдержать горя. Он тяжко занедужил, стал кашлять кровью и вспомнил наконец о достоинствах Пробуждённого: "Вот уже восемь месяцев я злоумышляю против Татхагаты, а между тем у самого Учителя нет ни малейшей враждебности ко мне. Да и ни один из восьмидесяти великих тхер2 не держит против меня зла. Лишь я сам повинен в том, что остался теперь один и все от меня отвернулись – и Учитель, и великие тхеры, и Рахула, сын Учителя, и княжеские роды шакьев. Пойду к Учителю вымаливать себе прощение!" Подозвав тех, кто ещё оставался при нём, Девадатта велел уложить себя на носилки и нести в Шравасти. Люди шли всю ночь, и к утру оказались уже в окрестностях города. В тот час Ананда обратился к Учителю: "Почтенный! Похоже на то, что Девадатта направляется к тебе просить прощения!" – "Нет, Ананда. Больше Девадатте свидеться со мной не дано". Когда Девадатту уже внесли в город, Ананда опять известил о том Учителя, но Блаженный ответил так же. И наконец носилки с Девадаттой поднесли к пруду, что был неподалёку от ворот в рощу Джеты. В тот самый миг плоды злодейств его созрели и проявились сполна. По всему телу Девадатты разлилось жжение, захотелось ему умыться и напиться, и он попросил поставить носилки и сходить за водой. Но напиться ему уже не пришлось: едва носилки коснулись земли, как земная твердь дала трещину, из Незыби взметнулось пламя и поглотило его. "Вот он, плод моих злодеяний!" – понял Девадатта и успел лишь воскликнуть:

"К тому, кто выше ариев, кто бог для небожителей,
Кто укрощает гордецов, кто всё увидит и поймёт,
Исполнен добродетели, – к нему,
Всепробуждённому, я прибегаю с верою!"

Так он восславил Пробуждённого и вновь признал себя его учеником, но всё же провалился в ад.
За Девадаттой в своё время пошли пятьсот семей мирских последователей Учения. Все они, взявши его сторону, тоже бранили и чернили при своей жизни Татхагату, а потому после смерти тоже угодили в ад. Об этом-то и зашёл однажды разговор в зале для слушания дхармы: "Почтенные! Поистине, Девадатта – злодей! Был он алчен, жаждал почёта и подношений, а потому беспричинно озлобился на Истинновсепробуждённого и не подумал о грядущих бедах. Вот и попал он в ад, да ещё увлёк туда же за собою пятьсот семей". Учитель пришёл и спросил: "О чем это вы сейчас беседуете, монахи?" Те объяснили. "Не только теперь, о монахи, Девадатта был охоч до почёта и подношений и пренебрёг опасностью, – заметил Учитель. – Уже и в прошлом он однажды пренебрёг грозившей ему опасностью, ибо жаден был до удовольствий. Потому-то он и погиб сам и погубил тех, кто пошёл за ним". И Учитель рассказал о былом.
"Давным-давно в Варанаси правил царь Брахмадатта. Неподалёку от города была тогда большая деревня. Жили в ней одни плотники, тысяча семей круглым счётом. Понабрали эти плотники у людей задатков в счёт будущей работы: "Вам мы кровать сделаем, вам – стол, вам – дом срубим", – а выполнить в срок ничего не сумели. Народ осерчал; плотников стали хватать на улицах и требовать вернуть деньги, и до того их доняли, что тем и жить сделалось невмоготу. Тут-то плотники и решили: "Давайте сбежим отсюда на чужбину, авось как-нибудь проживём". Нарубили они строевого лесу, построили большой корабль и спустили его на реку в гавьюте или в двух от деревни, а затем глухой ночью погрузились на него вместе с семьями и пустились в плавание. Долго ли, коротко ли, приплыли они по Гангу к океану и, странствуя по воле ветра, оказались в один прекрасный день перед каким-то островком посреди моря. На островке том росли рис-самосейка, сахарный тростник, гвоздичные деревья, хлебные деревья, помповые пальмы и ещё множество всяких плодовых кустов и деревьев. А жил там в одиночестве некий человек, спасшийся после кораблекрушения. Он готовил себе рисовую кашу, запивал её соком сахарного тростника, отъелся и горя не знал. Ходил он голый и весь зарос волосами.
Плотники же, завидя остров, решили: "А вдруг остров стерегут якши? Как бы нам на нём не пропасть! Для начала непременно его обследуем". И вот семеро силачей-храбрецов, вооружённые до зубов, сошли на берег, чтобы обследовать островок. Островитянин в тот час напился после завтрака соку сахарного тростника, улёгся в красивом месте в тени дерев на серебристо-белом песке и затянул песню:

"На Джамбудвипе сеют, жнут, живут плодом трудов своих,
А мне живётся хоть куда – и не работаю, и сыт!"

Люди, что исследовали островок, услыхали его голос: "Не человек ли то поёт? Пойдём-ка, посмотрим". Они отыскали его, увидели и испугались: "Не иначе, это якша!" Тут же все семеро прицелились в него из луков. "Пощадите меня! Я человек, а не якша!" – стал молить в страхе островитянин. "Да разве люди ходят нагишом, как ты?" Но тот не оставлял своих молений и сумел как-то их успокоить. Подойдя поближе, плотники приветливо разговорились с ним. "Как же ты сюда попал?" – спросили они. Человек тот всё им по правде рассказал и добавил: "Ну и повезло же вам, что вы здесь оказались! Ведь лучше этого острова в целом свете не сыщешь. Трудиться здесь нет никакой нужды. И рис, и сахарный тростник, и всё прочее растёт тут само собою, еды и питья полным-полно. Живите здесь без горя и забот". – "Неужто на этом острове человеку ничто не грозит?" – "Да почти ничего. Одно только надо крепко запомнить: остров этот стерегут духи. Нечистоты тут оставлять после себя нельзя, не то духи на вас прогневаются. Если вам надо будет сходить по нужде – выройте ямку, а потом присыпьте сверху песком. Вот и все местные правила. Больше здесь бояться нечего".
Плотники поселились на острове. Делились же они на две артели по пятьсот человек в каждой. Обе артели возглавлялись старшинами. Один старшина был глуп и жаден до еды, а другой благоразумен и в еде умерен. Прошло время, плотники прижились, растолстели от праздности и подумали: "Делать нам нечего. Наготовим-ка мы себе вина из сока сахарного тростника и устроим пирушку". Так они и поступили. А напившись, развеселились, распелись, расплясались и изгадили и испоганили весь остров, ибо ходили по нужде куда попало, а присыпать сверху песком забыли. Увидели это духи и возмутились: "Как они посмели испакостить места наших игр!" Посовещавшись, они решили: "Надо омыть наш островок океанскими водами. Вот только луна теперь на ущербе, да мы пока и не все в сборе. Лучше подождать до следующего полнолуния. Когда наступит день упосатхи и взойдёт полная луна, мы обрушим на остров океанские волны и всех этих грязнуль утопим". Назначили духи день и разошлись.
А был среди них некий добродетельный дух. "Не могу я допустить, чтобы на моих глазах гибли люди!" – пожалел он плотников. Однажды вечером, когда те поужинали и сидели перед домами за приятной беседой, сей дух принял зримый облик. Блистая своим драгоценным убором, он воспарил к северу от острова над океанскими водами, озарил весь остров своим сиянием и промолвил: "Внемлите мне, плотники! Духи на вас прогневались. Оставаться здесь вам больше нельзя, ибо через полмесяца они обрушат на вас океанские волны и всех потопят.

Через пятнадцать дней настанет полнолунье,
Поднимется из моря огромная волна
И захлестнёт весь остров, водой его накроет.
Спасайте свои жизни, не оставайтесь здесь!"

Добрый дух исчез, а некий злой и коварный его собрат замыслил недоброе: "Если все плотники послушаются его, они до срока сбегут. Отговорю-ка я их покидать остров – пусть они погибнут!" И вот он воссиял к югу от острова, озарил своим блеском всю деревню плотников и спросил: "Не приходил ли к вам прежде меня некий дух?" – "Да, приходил". – "О чём он вам толковал?" Плотники пересказали слова доброго духа. "Не слушайте вы его. Он просто невзлюбил вас и желает вам досадить, прогнать отсюда; живите здесь, как жили.

Не может быть волна такой высокой,
Чтоб затопить холмистый этот остров.
Немало видел я благих знамений.
Не бойтесь, не печальтесь, всё спокойно!
Плодами этот остров изобилен,
Себе вы лучше места не найдёте.
Поверьте, вам ничто не угрожает.
Живите и детей своих растите".

Так этот дух постарался рассеять их тревогу и исчез. А глупый старшина плотников, не желавший внять предостережению доброго духа, созвал свою артель и обратился к ней: "Послушайте меня, почтенные! Прав, по-моему, тот дух, что явился с южной стороны и сулил нам безопасносность. А тот, что приходил с севера, и сам, видно, не знает, что опасно, а что – безопасно. Нам нечего бояться, не о чем тревожиться. Будем же веселиться!" Послушали его пятьсот плотников – любителей поесть – и согласились с ним.
Благоразумный же старшина решил иначе и обратился к своим с такими словами: "Мы выслушали обоих духов. Один из них предрекает нам опасность, другой утверждает, что угрозы никакой нет. Послушайте теперь ещё и меня, а то как бы нам всем в скором времени не пропасть! Давайте соберёмся и общими силами построим корабль – срубим крепкий остов, оснастим его. Если правду нам сказал тот дух, что явился с юга, а северный дух ошибался, мы не станем понапрасну покидать этот остров, но корабль нам всё равно не помешает. Зато если правду сказал нам северный дух, а южный ошибся, мы все взойдём на корабль и уплывём отсюда в безопасное место. Не так уж легко разобраться, где здесь правда, а где ложь, но следует быть готовым ко всяким поворотам судьбы. Только так можно спастись от гибели. Одним словом, послушаемся пока обоих духов и на всякий случай построим корабль". – "Тебе, как я вижу, и в чашке воды крокодилы мерещатся! – возразил глупый старшина. – Всё ты видишь, даже то, чего нет! По мне, первый дух был зол на нас и старался нас запугать, а второй успокаивал, ибо был к нам благосклонен. Никакой нужды бежать с этого благословенного острова у нас нет. Если тебе так уж хочется ехать – сруби себе корабль и плыви со своими куда хочешь. А нам и без корабля неплохо".
И вот плотники из артели благоразумного старшины срубили себе корабль, оснастили его и все на него погрузились. Настала ночь полнолуния. Взошла луна, и в тот же час из океана поднялась волна и прокатилась по острову. Вода дошла людям до колен. Рассудительный старшина смекнул, что остров вот-вот будет затоплен, и велел отчаливать. А все пятьсот плотников из артели глупого старшины сидели и пустословили: "Вода омыла остров и ушла, этим дело и кончится". Но следом за нею пришли другие волны: высотой по пояс, потом в человеческий рост, высотою в пальму и наконец высотою в семь пальм – и они смыли с острова всё.
Так благоразумный плотник спасся со своими людьми, ибо знал, как следует поступить, и чревоугодие не ослепило его. Глупый же старшина погиб со всею своей артелью в пятьсот человек, ибо жаден был до еды и пренебрёг предостережением. А посему опасность нужно предотвращать заранее, ведь тому, кто вовремя к ней подготовился, она не страшна".
Закончив это наставление в дхарме, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Девадатта и в прошлом, а не только теперь, легкомысленно предавался у
довольствиям3 не думал о грозившей ему опасности и потому погиб и погубил всех, кто был с ним". И он отождествил перерождения: "Глупым старшиной был тогда Девадатта; духом, что пришёл с южной стороны, – Кокалика; духом, пришедшим с севера, – Шарипутра, я же был тогда рассудительным старшиной".


\



Примечания.

1 – Ими символизируется необходимое для успеха единство – содружество метода и мудрости, ибо Маудгальяяна – лучший йогин (мастер метода), а Шарипутра – лучший философ.

2 Имеются в виду виднейшие прижизненные ученики и сподвижники Будды Шакьямуни, поимённо известные. Многие из них остались в предании индивидуализированными – известны не только главные события их биографий, но и особенности личности, их любимые упражнения, место и роль их в раннебуддийской общине.

3 Составители традиционного комментария явно дали промашку: как современник Будды, Девадатта вовсе не предавался удовольствиям, но пал жертвой собственных гордыни и властолюбия.