Похвала достоинствам монашеского состояния.

Тот, кто вступает в монашество, обретает чрезвычайно много благих заслуг. Тот, кто разрешит сыну или дочери, слуге, или кому-нибудь ещё вступить в монашество или сам вступит в монашество, становится обладателем неисчислимых благих заслуг.
Благая заслуга совершившего даяние позволяет ему в течение десяти рождений наслаждаться богатством или в шестиступенных божественных обителях беспрерывно возрождаться.
Но несравнима по величине своей благая заслуга того, кто разрешит вступление в монашество или сам в него вступит. Почему так? Потому что благая заслуга совершившего даяние исчерпывается, имеет конец. Благая же заслуга вступившего в монашество неизмерима, бесконечна.
Если благая заслуга соблюдающего нравственные запреты позволяет стать риши, обладателем пяти видов трансцендентных способностей, или пользоваться радостями высокого мира Брахмы, то благая заслуга вступившего в монашество уму непостижима и не может она иссякнуть вплоть до перехода в нирвану. Благая заслуга того, кто построил ступу из семи драгоценных материалов, которая возвышается до обители тридцати трёх божеств, ни в какой мере не может спорить с благой заслугой вступившего в монашество. Почему так? Потому что и ступу из семи драгоценных материалов могут разрушить злонамеренные глупцы. Благую же заслугу вступления в монашество разрушить нельзя.
Если алчешь благого Учения, то, кроме Учения Будды, другого такого учения нет. Так, если один искусный врач исцелит глаза ста слепых и вернёт им зрение или если сто человек должны быть ослеплены, а некто могучий спасёт их от опасности ослепления, то благие заслуги этих двух людей хотя и безмерны, но все же они не могут ни в коей мере спорить с благой заслугой разрешившего вступление в монашество или того, кто вступил в монашество. Почему так?
Потому что глаза, подаренные теми двумя людьми, ограничиваются видением лишь мирских благ и радостей. К тому же природа телесных глаз есть природа, подверженная уничтожению: Если же разрешишь другому вступить в монашество или сам в монашество вступишь, то, наставляя и ведя другого, к концу кальпы мира живых существ обретёшь несравненный глаз мудрости.
Природа же глаза мудрости такова, что он не уничтожается с концом кальпы. Вместе с тем благодаря подобной благой заслуге будешь беспрепятственно наслаждаться сколь угодно неисчерпаемыми благами в мире богов и людей до тех пор, пока в конце концов сам не станешь буддой.
Почему так? Потому что дхарма вступления в монашество делает бессильным сонм мар и причисляет к сонму будд. Вместе с тем она уничтожает грехи и устраняет неблагие дхармы, а благие дхармы порождает. Она очищает от грехов и скверны, порождая деяния, ведущие к накоплению несравненных благих заслуг. Поэтому Победоносный говорил: "Благая заслуга вступления в монашество выше горы Меру, глубже моря и обширнее небесного пространства".
Если кто, помешав или воспрепятствовав вступлению в монашество, не позволил такому желанию осуществиться, то он совершил тяжкое греховное деяние. В результате подобного злого деяния человек как бы уходит в темноту, где ничего не видно, и попадает в полный мрак ада кромешной тьмы. Подобно тому как все реки и ручьи стекаются в море, так и после такого злого деяния все грехи собираются на теле твоём. Подобно тому, как огонь, появившийся в конце кальпы, сжигает без остатка гору Меру, так и огонь ада живых существ сжигает такого грешника без остатка.
Если разрешить другому вступить в монашество или самому вступить в монашество, то благая заслуга от этого является чрезвычайно великой. Вступление в монашество означает омовение всей греховной скверны чистейшей водой священных книг, полное пресечение страданий сансары и является одной из причин вхождения в нирвану. Кто стопами, веру принявшими, шествует по чистейшей почве религиозных нравственных запретов, отверстым глазом Дхармы различает благо и зло мира, по желанию своего сердца идёт благородным восьмеричным путём, тот достигнет града нирваны. Поэтому у старого ли, у молодого ли, вступившего в монашество или другим разрешившего в монашество вступить благая заслуга за это суть величайшая из великих.
В то время Победоносный, находясь в Раджагрихе, пребывал в роще Венувана, где обитают птички календаки. Один столетний домохозяин по имени Пэльке, услыхав, сколь неисчислимы достоинства вступления в монашество, подумал, почему бы и ему не вступить в монашество Учения Будды, и сказал своей жене, своим детям и слугам:
– Я вступлю в монашество.
Поскольку тот человек был очень стар и лишь докучал всем домочадцам, которые считали его совершенно бесполезным, то последние, услышав, что он выразил желание вступить в монашество, очень обрадовались и сказали:
– Вступай скорее, наступило как раз подходящее время.
Тогда домохозяин покинул дом и пошёл в рощу Венувана просить Победоносного принять его в монашество.
Придя в рощу Венувана, он спросил у монахов:
– Где пребывает великомилосердный Будда Победоносный, широко творящий полезные дела для богов и людей?
Монахи ответили на это:
– Будда Победоносный ушёл в другое место, чтобы творить пользу для многочисленных живых существ.
Тогда домохозяин спросил монахов:
– Кто из великих учителей, окружающих Будду, самый знающий и самый мудрый?
– Достопочтенный Шарипутра, – ответили ему монахи.
И домохозяин пришёл к достопочтенному Шарипутре и, отбросив посох, поприветствовал его, сказав:
– О достопочтенный, прими меня в монашество.
Достопочтенный Шарипутра окинул взглядом домохозяина и подумал: "Поскольку этот домохозяин очень стар, то он не сможет ни Учение постигать, ни практиковать транс, ни выполнять обязанности члена монашеской общины". И, подумав так, Шарипутра сказал:
– Иди-ка ты отсюда. Ты слишком стар, время твоё прошло, и ты уже не годишься для монашества.
Пошёл тогда домохозяин к архатам Махакашьяпе, Упали, Анирудхе и другим и просил их принять его в монашество. Но те вопрошали:
– Обращался ли ты раньше к кому-нибудь с просьбой принять тебя в монашество?
– Я просил достопочтенного Шарипутру, – отвечал им домохозяин.
– И что же он ответил?
– Он сказал, что я слишком стар, время моё прошло, поэтому я не гожусь для монашества.
Тогда монахи сказали:
– Поскольку самый знающий и самый мудрый, Шарипутра, не принял тебя в монашество, то и мы не можем принять. Так, если искусный врач, сведущий в способах лечения, осмотрев больного, не берётся его лечить, то заурядные врачи и подавно лечить не станут, так как больной, несомненно, отмечен знаком смерти. Коли уж мудрый Шарипутра отказал тебе в монашестве, то и другие монахи не дадут дозволения.
Тот домохозяин, не получив разрешения монахов на вступление в монашество, покинул рощу Венувана, сел на пороге и громким голосом начал горестно вопиять:
– С самого рождения я не совершил ни одного большого греха, почему же мне не дозволяют вступить в монашество? Такой, как Упали, происходящий из брадобреев, подметальщик и уборщик нечистот, такой, как Атапа, убивший пропасть людей, такой, как Асека, дикарь и свирепый человек, – все они обрели монашество! Какой же грех совершил я, что меня в монашество не принимают?
Тогда подошёл к нему Победоносный и явил воочию тело своё, блистающее яркими лучами и украшенное символами божественной красоты, словно штандарт владыки богов Индры, сотворённый из семи драгоценностей.
– Почему ты так горестно вопиешь? – спросил Победоносный у домохозяина.
Услышав голос Победоносного, который был подобен сладкозвучному голосу Брахмы, домохозяин несказанно обрадовался, как радуется сын, увидав мать. Он пал на землю, поприветствовал Будду и сказал:
– Если такие подонки из живых существ, которые людей убивали, над людьми насмехались, лгали и клеветали, монашество обрели, то какой же грех совершил я, что мне не разрешают вступить в монашество Учения Будды? Мои домочадцы говорят, что я стал к старости докучлив и не нужен. Если меня в монашество Учения Будды не примут и я вернусь домой, то меня не пустят в мой собственный дом. Поэтому не будет у меня места, где голову преклонить, и я здесь же немедля расстанусь с жизнью.
Тогда Победоносный спросил домохозяина Пэльке:
– Кто решился, подняв руку к небесам, определённо сказать: этот может вступить в монашество, а этот не может вступить в монашество?
Домохозяин ответил на это:
– Наимудрейший из окружения Победоносного – вселенского владыки, вращающего колесо Учения, – следующий по величию после Победоносного, направитель мира Шарипутра не принял меня в монашество Учения Будды.
Тогда Победоносный в великом милосердии своём утешил домохозяина ласковыми словами, какими утешают родители своего горячо любимого сына, и сказал ему:
– Не печалься, я приму тебя в монашество. Шарипутра – это не тот, кто на протяжении трёх неизмеримых кальп с усердием занимался аскезой и за сто кальп обрёл благую заслугу. Шарипутра и не тот, кто во всех рождениях совершал труднейшие деяния, позволяя главу себе отсечь, вырвать глаза, кости и костный мозг вынуть, срезать мясо тела, кровь свою выпить, кожу содрать, ноги, руки, уши и нос отсечь и всё это в дар преподнести. Шарипутра и не тот, кто отдал своё тело тигрице, в огненную яму прыгнул, в тело воткнул тысячу гвоздей, вставил тысячу светильников. И не тот Шарипутра, кто совершал даяния страной, городами, жёнами, сыновьями, рабами, рабынями, слонами, лошадьми, семью драгоценностями. Не тот также Шарипутра, кто в начальной неизмеримой кальпе восемьдесят тысяч будд чтил, в срединной неизмеримой кальпе девяносто девять тысяч будд чтил, в конечной неизмеримой кальпе сто тысяч будд чтил, а, в монашество вступив, практиковал шила-парамиту и достиг буддства. Шарипутра не тот, кто всемогущество в Учении обрёл. Так почему же он заявляет: "Этот не гож для монашества"? Только я являюсь властелином Учения, поднятым шестью парамитами, облачённым в броню терпения, восседающим на алмазном троне под деревом бодхи, покорившим злых мар и ставшим воистину Буддой. И нет, таким образом, равных мне в просветлённости. Поэтому следуй за мной, и ты вступишь в монашество.
Так Победоносный всячески ободрял домохозяина, и скорбь его утихла, и он, очень довольный, последовал за Буддой в храм. Там Победоносный сказал великому Маудгальяне:
– Прими этого домохозяина в монашество.
Почему все так случилось? Дело в том, что живое существо может посвятить в монашество только тот, кто имеет с ним причинно-следственную связь. Имеющий причинно-следственную связь с Буддой не может быть посвящён в монашество другим. Имеющий же причинно-следственную связь с другим, Буддой не может быть посвящён в монашество. Имеющий причинно-следственную связь с Шарипутрой не может быть посвящён в монашество Маудгальяной, Кашьяпой, Анирудхой, Монкой или другими учениками [Будды].
Таким образом, никем, кроме того, с кем имеешь причинно-следственную связь, не можешь быть посвящён в монашество.
Маудгальяна тоже подумал: "Этот домохозяин стар, и он не может ни священные тексты наизусть заучивать, ни практиковать дхьяну, ни выполнять обязанности члена монашеской общины. Однако царь Дхармы – Победоносный – повелел мне посвятить его в монашество. Поэтому в силу устава нельзя отослать домохозяина обратно". Подумав так, Маудгальяна посвятил старца в монашество и принял от него обеты.
Человек этот в предыдущих рождениях уже породил основу для своего духовного освобождения. И то, что его зацепил железный крючок Учения, было так же неизбежно, как быть на крючке рыбе. Поскольку этот человек и основу для своего духовного освобождения породил, и массу благих заслуг накопил, то, днём и ночью усердно прилежая, он научился читать и произносить наизусть слова священных книг, воспринял и постиг Сутра-питаку, Виная-питаку и Абхидхарма-питаку. Однако по дряхлости своей он не мог ни совершать предписанные обряды, ни оказывать должное почтение вышестоящим членам монашеской общины, ни соответствующим образом встречать и провожать их, ни соблюдать чин в разговоре со своим наставником, ни кланяться ему, как положено. Поэтому молодые монахи, раньше его вступившие в монашество и сидевшие выше его, считали, что старый монах кичится своими успехами в чтении, заучивании и постижении священных текстов и поэтому не оказывает им почтения, и они постоянно придирались к нему.
Тогда старый монах подумал так; "Когда я пребывал в семье, жена и дети не давали мне житья. Вступив в монашество, думал от этого избавиться. Но за какие грехи в прошлом я сейчас от молодых монахов такие муки терплю? Лучше уж мне умереть".
С этими мыслями пришёл старец на берег большой реки, протекающей около рощи Венувана, снял монашеское одеяние, повесил его на ветки дерева, стал на колени и, обливаясь слезами, произнёс про себя такое моление: "Я ни в коей мере не отказываюсь от Будды, Учения и монашеской общины. Я лишь оставляю тело моё. И в силу благих заслуг, порождённых моими деяниями, соблюдением правил моральной дисциплины, прилежанием, чтением сутр, да смогу возродиться я, расставшись с этим телом, могущественным, богатым и в достойном роду! Да не будет мне препятствий для вступления в святое Учение! Да буду я постоянно встречаться с тремя драгоценностями! Да буду я прилежать в монашестве в Учении! Да встречусь я с мудрым наставником, указаниями которого сподоблюсь перейти в нирвану!"
И с этим он приготовился смело прыгнуть в реку в том месте, где течение было сильное, глубина большая и кружили водовороты.
Тут Маудгальяна, поглядев божественным глазом, подумал: "Что это мой ученик собирается делать?" И, увидав, что его ученик прыгнул в реку, он своей волшебной силой воспрепятствовал падению в воду старого монаха, взял его и положил на берег, вопрошая:
– Что ты делаешь, мой духовный сын?
Старец устыдился, смутился и не знал, что ответить.
"Если я солгу и обману моего наставника, – подумал он, – то за обман наставника во всех следующих рождениях будет на мне грех, лишающий дара речи. Кроме того, если я солгу, то наставник запредельной мудростью своей обнаружит мою ложь. Кто в мире обладает благоприобретенной мудростью, по своей природе правдив и чужд обмана, тот почитается богами. Кто же обладает благоприобретенной мудростью, но не чужд обмана, тот не должен быть наставником других и не почитается людьми. Кто не обладает мудростью, но правдив и чужд обмана, тот, хотя и не может быть полезным для других, себе творит пользу. Кто же глуп и омрачён духовным невежеством, да при этом ещё и склонен к обману, тот повсюду слывёт за негодяя, и, что бы он ни произнёс, все говорят: "Этот – лжец и обманщик". И если он даже скажет правду, никто ему не поверит. Таким образом, если я солгу наставнику, то это будет неправильно и недостойно. Скажу-ка я ему лучше правду".
И, подумав так, старец отвечал наставнику следующее:
– Докучали мне домашние дела, и я ушёл из дому в монашество в поисках мира и уединения. Но, спокойствия и здесь не обретя, решил умереть.
Услышав эти слова, Маудгальяна подумал: "Если я не устрашу его предстоящими рождениями и смертями, то не будет для него пользы от вступления в монашество". И он сказал:
– Крепче ухватись за край моего духовного одеяния и смотри, не выпусти его!
И как только прозвучали эти слова, они вознеслись на верхнее небо, и, подобно тому, как ветер гонит мякину, магическая сила повлекла их с такой лёгкостью, с какой несут в руке один-единственный волосок. Подобно тому, как сокол несёт в когтях птенчика, так и магическая сила Маудгальяны вознесла их в небо и за время, необходимое человеку, чтобы согнуть и разогнуть руку, доставила на берег моря. Махамогаллана и Пэльке

На том берегу лежало дивное сложением тело недавно умершей красавицы. Изо рта трупа выползала змея и скрывалась в ухе. Маудгальяна взглянул на труп, а старый монах спросил:
– Кто эта прекрасная женщина?
– Придёт время, и я тебе объясню, – ответил ему Маудгальяна, и они последовали дальше.
Затем они увидели женщину, которая поставила большой медный котёл, налила в него воды и развела под котлом большой огонь. Когда вода закипела, женщина сняла одежды и ступила в этот котёл.
Моментально вылезли волосы на голове и теле её, сварилось мясо и отделились от него кости. Кипящая вода выплеснула эти кости из котла, подул на них ветер, и тут же кости превратились в человека. Человек этот вытащил из котла мясо и стал его пожирать.
Страх объял монаха Пэльке, так что его волосы стали дыбом, и он спросил у наставника:
– Кто это пожирающий собственное мясо?
– Когда придёт время, объясню, – ответил ему Маудгальяна.
Последовав дальше, они увидали огромное дерево с такой густой кроной, что, казалось, между его ветвями и листьями не осталось места и для кончика иголки. Множество червей пожирали дерево, которое издавало при этом жалобные крики, и вокруг разносились звуки стенаний, похожие на звуки ада живых существ.
– Поведай мне, кто издаёт такие ужасные звуки, – попросил монах.
– Когда придёт время, объясню, – ответил ему Маудгальяна.
Далее, они увидали множество претов с человеческим туловищем и головами хищных зверей, которые, держа в руках луки и стрелы, окружали одного человека. Стрелы эти пылали огнём, и когда преты со всех сторон метнули их в того человека, он вмиг был охвачен пламенем.
– Поведай, кто он, терпящий такие мучения и даже не имеющий места, куда скрыться, – сказал монах.
– Подожди немного, придёт время, тогда объясню, – ответил наставник.
Пошли они дальше и спустя долгое время подошли к огромной горе.
И там они увидали, как один человек, воткнув в её склон мечи и режущее оружие лезвиями вверх, побежал вниз с вершины горы, а оружие кололо и кромсало его тело. После этого человек снова втыкал в землю мечи и режущее оружие и так бегал без отдыха.
– Поведал бы, кто это такой, – сказал монах.
– Придёт время и объясню, – отвечал наставник.
Затем они пошли дальше и достигли огромной горы, сложенной из человеческих костей. Высота той горы составляла семьсот йоджан. Гора затмевала небо, и тень её помрачала море. Маудгальяна взобрался на ту гору и стал ходить туда-сюда по огромному ребру. "Последую-ка я за ним и посмотрю", – подумал старый монах. Сделав так, он решил: "Раз наставник ничем не занят, спрошу у него про вещи, увиденные ранее" – и сказал:
– Наставник, прошу, объясни мне вещи, которые я видел ранее.
– Поскольку время наступило, то объясню, – сказал Маудгальяна – Если хочешь знать, кто та женщина, которую ты увидел вначале, то она была женой человека из Раджагрихи по имени Сарпак. Она была очень красива, поэтому муж безумно любил её. Как-то раз отправился Сарпак в море и, не желая оставлять жену, взял её с собой. Так вместе с пятьюстами купцами и женой вышел он в море. В море жена занималась тем, что постоянно сооружала из трёх дощечек подобие подставки, водружала на неё зеркало, смотрелась в него и тешилась своей красотой. Тем временем из глубины моря появилась огромная черепаха, которая ударила корабль. Корабль разрушился, и все люди погибли. По свойству моря, не допускающего, чтобы трупы оставались в нем более суток, морские воды выкинули трупы на берег. Но живые существа после смерти своей возрождаются в том состоянии, к которому они питали склонность.
– Кто же, питая склонность к возрождению в аду живых существ, многократно возрождается в этом аду? – спросил старый монах.
– Те живые существа, – отвечал Маудгальяна, – которые совершали великий грех, похищая имущество, принадлежащее трём драгоценностям или собственным родителям, или лишали людей жизни, ввергаются в великий пылающий ад живых существ. Люди эти все страдали от простуды или малярийного озноба, поэтому думали об огне, чтобы согреться. И поэтому сразу же после смерти попадали в пылающий ад живых существ.
Что же касается тех, кто совершил грех, украв масло [для светильников] или драгоценности, поднесённые Будде, или украл светильники или дрова у монашеской общины, разрушил жилой дом общины монахов или молитвенное помещение её, кто в холодное, зимнее время отнимал у человека одежду, или, могуществом обладая, раздев раба, рабыню или другого человека, на ледяном ветру обливал их водой, или, раздев людей, одежду их забирал, – те попадают в ледяной ад живых существ. Люди эти, страдая от горячки, постоянно думали о прохладном месте, желали холода. И поэтому сразу же после смерти возрождались в ледяном аду живых существ. У живых существ, страдающих в ледяном аду, мясо тела трескается и распадается на кусочки, как злак, поражённый болезнью. Череп и кости их также покрываются трещинами и рассыпаются на сотни тысяч осколков.
Те же живые существа, которые из скупости и стяжательства лишают других людей средств к существованию, обрекая их на голод, или же во время, установленное для принятия пищи, не вершат подаяния, попадают [после смерти] в область голодных духов – претов. Эти люди страдают непроходимостью пищи и рвотой. И когда окружающие, приготовив множество различных блюд, настойчиво предлагают попробовать их, говоря: "Это сладкое. Это кислое. Это вкусное. Это лёгкое для желудка", то больной, чувствуя [позывы] к рвоте, думает: "Я даже видеть не могу эту пищу". А когда такой [человек] умирает, он сразу же попадает в мир прет.
Глупые же, духовным невежеством омрачённые живые существа, которые не верят в три драгоценности, бесчестят и чернят благородных, обречены на рождение в мире животных. Корчась в болезненных муках, они пытаются лечь и успокоиться сном, но не могут и не желают слушать речей, наставляющих их во благо. Напрасно окружающие больного и достоверно знающие, что тот отмечен печатью смерти, говорят ему: "Обратись к святому Учению! Дай обет соблюдения правил моральной дисциплины! Помысли о Будде! Пригласи монахов и сделай им пожертвование!" И если, не веря, не радуясь этому, больной отвергает настойчивые увещевания и в гневе восклицает: "А почему бы мне не уйти туда, где даже не слышно таких слов, как "три драгоценности" и "благо", то сразу же после смерти он возрождается в мире животных.
Тот же, кто прилежает на благой стезе, ведущей к рождению в мире богов или людей, не испытывает больших мучений от болезни, а когда наступает время смерти, не терзается смятением духа. Окружающие больного, видя, что тот близок к смерти, спрашивают: "Не хочешь ли ты выслушать святое Учение? Не хочешь ли ты взглянуть на образ Будды? Не хочешь ли ты послушать монахов, читающих сутры или духовные стихи? Не будет ли тебе в радость принять обет о соблюдении правил моральной дисциплины? Не желаешь ли пожертвовать имущество Будде и его общине?" И если на всё это последует ответ: "Да, желаю", то будет сказано больному: "Если сделаешь подношение образу Будды, то станешь на путь буддства. Если совершишь жертвоприношение и подношение Дхарме, то, где бы ни родился, везде будешь обладать мудростью, проникнешь в философию Дхармы и поймёшь её. Если одаришь монашескую общину имуществом, то в любом рождении будешь обладателем драгоценностей и богатств, скольких пожелаешь". Возрадуется больной, и если произнесёт моление: "Да буду я во всех рождениях встречаться с тремя драгоценностями и выслушивать Учение! Выслушав Учение, да проникну я в суть его!" – то он после смерти будет рождаться в мире людей.
Кто широко творит благо, создающее причину рождения божеством, практикует даяния, свято блюдёт правила моральной дисциплины, с радостью внимает Учению, в своём, поведении следует десяти правилам нравственного поведения, тот в момент кончины, спокойно лёжа на смертном одре, зрит образ Будды, небесную обитель, небожительниц и слушает небесную музыку. Лик его благостен, и руки воздеты к небу. После смерти он возрождается в мире богов.
– Жена домохозяина Сарпака, – продолжал далее Маудгальяна, – из-за привязанности к своему телу после смерти сразу же возродилась в облике змеи, ползавшей по женскому трупу. А после окончания жизни в облике змеи она будет терпеть бесчисленные муки в великом аду живых существ.
– Кто была женщина, пожиравшая собственное тело? – вопросил наставника старый монах.
– В городе Шравасти, – отвечал Маудгальяна, – жила белица¹, у которой была служанка. Та белица пригласила на три летних месяца одного монаха, свято блюдущего правила моральной дисциплины, чтобы сотворить ему пожертвования. Она устроила для него в стороне помещение, где тот и пребывал. Ежедневно белица готовила для монаха разнообразные вкусные кушанья и в полдень посылала их ему со своей служанкой.
Но служанка, скрывшись с глаз, сама съедала вкусные вещи, а монаху подносила лишь остатки. Белица, заметив, что служанка посвежела лицом и раздобрела телом, спросила её:
– Уж не ешь ли ты пищу, предназначенную для монаха, а ему не вручаешь ли остатки?
– О госпожа! – возразила ей та. – Я ведь также немножечко верующая, и нет у меня дурных помыслов. Как же могу я есть пищу, предназначенную для монаха, а ему отдавать остатки? Я съедаю лишь то, что остаётся после монаха. Если же я ела пищу монаха, то пусть во всех своих рождениях буду есть собственное мясо!
И как следствие этой причины она, подвергшись каре, которую сама себе определила, испытывает бесчисленные мучения в великом аду живых существ.
– Что это за дерево с множеством червей, пожирающих его и издающих громкие, отвратительные крики? – спросил старый монах.
– Был монах по имени Лида, который служил общине, управляя её имуществом, – сказал наставник. – Этот монах раздавал мирянам цветы, плоды, пищу, имущество монашеской общины. Поэтому он подвергается такому наказанию, после чего сразу же возродится в великом аду живых существ. Черви, которые пожирают дерево, – это люди, получавшие подарки от того монаха.
И опять спросил старый монах:
– Кто был тот человек, которого окружало множество существ, поразивших его стрелами, отчего вмиг загорелось его тело?
На это Маудгальяна сказал:
– Тот человек, занимаясь охотой, убил много зверей. Поэтому он и терпит такие мучения. После смерти он возродится в великом аду живых существ, откуда ему будет очень трудно освободиться.
– А кто тот человек, – спросил старый монах, – который, сбегая среди мечей и другого оружия с высокой горы, смерть принимает?
– Тот человек, – отвечал Маудгальяна, – был храбрейшим царским военачальником, а теперь бегает по острому оружию – мечам, копьям, трезубцам. Затем, по истечении назначенного срока, он будет длительное время подвергаться мукам в великом аду живых существ.
– Ну а что означает огромная гора из человеческих костей? – спросил монах.
– Если хочешь знать, – ответил Маудгальяна, – то это кости твоего прежнего тела.
Услышав эти слова, монах так перепугался, что волосы его встали дыбом, а тело покрылось потом.
– Соблагоизволь поведать, – попросил он, – пока сердце моё не разорвалось, о причинах и следствиях прежних моих деяний.
Тогда Маудгальяна сказал:
– Круговорот рождений и смертей не имеет ни конца, ни края. Ни одно благое или греховное деяние не исчезает бесследно. А отсюда неизбежность воздаяния за все совершенное.
В давно прошедшие времена в стране Джамбудвипе был царь по имени Дхармодгато, или "Благородный в Дхарме". Он любил совершать даяния, чтил правила моральной дисциплины, охотно выслушивал Учение, обладал большим милосердием, и не было свирепости в его характере. Царь не лишал жизни живые существа и, обладая знаками царского достоинства, правил страной в соответствии со святым Учением.
Когда ему исполнилось двадцать лет, он как-то раз забавлялся игрой в шахматы. В то время один человек совершил большое преступление. Советники спросили царя:
– Если человек совершил великое преступление против закона, как с ним поступить?
– Поступите с ним в соответствии с законом! – распорядился царь.
Советники, рассудив по закону, нашли, что человек тот заслуживает смертной казни, и казнили его. Царь же, закончив игру в шахматы, спросил советников:
– К какому наказанию приговорён человек, совершивший преступление?
– В соответствии с законом, – отвечали советники, – он приговорён к смертной казни и казнён.
Услышав эти слова, царь потерял сознание и упал без чувств на землю. Советники побрызгали на него водой, а когда царь пришёл в себя, сказал со слезами:
– Дворцовые наложницы, слоны, лошади, драгоценности семи родов – все они останутся здесь. Только я один отправлюсь в ад живых существ терпеть мучения. Кода я не был царём, то во дворце осуществлялось царское правление. Если вскоре умру, то царь также будет править. Я же, убив человека, оказался скверным царём. И куда же я попаду во всех своих будущих рождениях? Не хочу больше быть царём!
Он сложил знаки царского достоинства и удалился в горы, где стал вести жизнь отшельника. После смерти тот царь возродился в океане в облике огромного морского чудовища длиной в семьсот йоджан.
Те цари или сановники, которые злоупотребляют своим могуществом, отнимают у живых существ жизнь, или творят произвол, или причиняют вред живым существам, – такие сразу же после смерти чаще всего возрождаются в облике морского чудовища, на теле которого обитает множество червей. От червей тело у чудовищ зудит, и они трутся о хрустальную гору. И от крови множества раздавленных червей краснеет море на сто звучаний голоса в округе.
А после смерти в облике чудовища они в силу деяний, перечисленных выше, низвергаются в ад живых существ. Погружаясь в сон, такое чудовище просыпается раз в сто лет. Страдая от голода и жажды, оно широко открывает пасть, и морские воды устремляются туда, подобно огромной реке, впадающей в океан.
Некогда пятьсот купцов вышли в море в поисках драгоценностей и столкнулись с чудовищем, широко раскрывшим свою пасть. Их корабль стремительно повлекло в пасть голодного чудовища. Жалобно закричали купцы и начали говорить один другому: "Мы несомненно, погибнем. Пусть каждый вспомнит свою опору".
И тогда некоторые стали взывать к имени Будды, к Дхарме и к монашеской общине. Другие же выкрикивали имена божеств земли, божеств гор и рек, асуров, родителей, жён, сыновей, дочерей, братьев, родственников и говорили: "Сейчас мы зрим последнее в своей жизни, и никогда не доведётся нам увидеть Джамбудвипы". И когда их уже подтащило к пасти чудовища, все купцы в один голос воскликнули: "О Будда! К тебе припадаем!"
Как только морское чудовище услышало возглас: "О Будда! К тебе припадаем!" – оно тотчас же закрыло пасть, ток воды прекратился, и купцы, таким образом, избежали смерти. Чудовище же от голода тут же подохло и возродилось в облике насекомого. Труп чудовища выкинуло на морской берег. Его сушило солнце, мочили дожди; так вот гора костей и есть его скелет, лишённый мяса. Пэльке, знай следующее: царь того времени, носивший имя "Благородный в Дхарме", – это ныне ты. За убийство человека царь тот возродился чудовищем в океане. И если ныне ты вновь обретённое человеческое тело не отвратишь от круга перерождений, то после смерти попадёшь в ад живых существ и будет трудно спастись оттуда.
Монах Пэльке, посмотрев на останки своего прежнего тела и выслушав слова поучения, страшно испугался круга перерождений. Последовательно сосредоточив мысль на тех сторонах Учения, которые требуют прилежания, и, сконцентрировав сознание в одной точке, он посмотрел на своё прежнее тело и полностью проник в невечность сущего. Осознав необходимость порвать с кругом перерождений, старый монах очистился от всей скверны греховной и стал архатом.
Возрадовался этому Маудгальяна и сказал:
– Духовный сын мой! Сюда ты прибыл благодаря моей силе. Сейчас же отправляйся обратно, полагаясь только на свою силу!
Произнеся эти слова, Маудгальяна поднялся в верхнее небо. Монах Пэльке последовал за своим наставником, подобно тому, как птенец следует за птицей.
Прибыли они в рощу Венувана. Там молодые монахи, не зная, что старый монах стал архатом, по-прежнему не переставали оскорбительно помыкать им, на что тот не отвечал ни слова.
Видя подобное, Победоносный, чтобы положить конец такому поведению молодых монахов и прославить достоинства старого монаха, сказал ему в присутствии многочисленного окружения: – Подойди сюда! – затем спросил: – Был ли ты на берегу моря?
– Я был на берегу моря, – отвечал Пэльке.
– Расскажи обо всём, что ты видел на берегу моря! – повелел ему Победоносный.
Старый монах подробно рассказал обо всём, что он видел.
– Хорошо, хорошо, – одобрил его Победоносный, – всё, что ты видел, это правда. Ты полностью отринул страдания круга рождений и обрёл благо нирваны, тем самым став объектом почитания богов и людей. Монах Пэльке, ты полностью свершил всё то, что тебе было суждено!
Молодые монахи, слыша эти слова Победоносного, чрезвычайно устыдились и огорчились. "Столь знающему и мудрому достопочтенному человеку, – сказали они один другому, – мы по нашему неведению чинили зло и вред. Неизбежно воздаяние за этот наш грех". Сказав так, пошли молодые, монахи к монаху Пэльке и, простёршись перед ним ниц, приветствовали его.
– Святые существа, – сокрушённо промолвили они, – обладают врождённым милосердием. О достопочтенный! Поскольку ты тоже обладаешь врождённым милосердием, то, полагаясь на твою доброту к нам, мы раскаиваемся перед тобой в содеянном.
На это старый монах ответил:
– Не держу я в своих мыслях обиды на вас, считайте себя очистившимися от прегрешений.
Поняв, что молодые монахи искренне сожалеют о своём прежнем поведении и раскаиваются в нём, монах Пэльке наставил их в святом Учении. Прослушав наставления о том, что необходимо отвратиться от круга рождений, молодые монахи стали усердствовать и прилежать и, полностью очистившись от греховной скверны, обрели архатство.
После этого домохозяин Пэльке прославился на всю Раджагриху. Все несказанно удивлялись, как это старый, ничего не знающий домохозяин, вступив в монашество Учения Будды, стал архатом и смог так проповедовать святое Учение.
Тогда у большинства обитателей Раджагрихи родились помыслы о благе. Некоторые разрешили вступление в монашество своим сыновьям, дочерям, рабам и рабыням. Другие сами попросились в монашество. И все были чрезвычайно рады и довольны.
Таким образом, достоинства монашества неизмеримы и неисчислимы. Если уж столетние, такие, как Пэльке, вступив в монашество, обретают столь великие достоинства, то, что и говорить о том, какие великие святые плоды обретают молодые и здоровые, вступив в монашество.
Поэтому, проявляющие рвение к Учению, вступайте в монашество!

Примечания.

1 – Белица – Женщина, принявшая некоторые первичные духовные обеты, но не являющаяся монахиней.