"Сутра Помоста Шестого патриарха" является центральным произведением чань-буддизма, излагающимя все основные постулаты этого течения. Здесь приведён вариант сутры XIII в., ставший каноническим для всего учения чань и вошедшего в Трипитаку. Первоначальный вариант сутры был создан в середине VIII в., по преданию он был записан учеником Хуэйнэна – Фахаем (автором предисловия к сутре), однако более вероятно, что реальным составителем текста был другой ученик Хуэйнэна – Шэньхуэй.




О, утончённый Путь-дао, пустой и сокровенный, нельзя даже помыслить твой смысл! И лишь забыв о словах, можноь достичь его сути...
Слова "Сутры Помоста" просты, но смыслом богаты, ясны своим принципом и решимостью к поступкам, – всё это способствует вхождению в бесчисленные врата Буддийской Дхармы.
"Сутра Помоста" была во многом сокращена последующими поколениями, а поэтому теперь уже не увидишь сути учения Шестого патриарха во всей её великой полноте.
Когда я, Дэи, был молодым, я видел старую копию текста, и вот с тех пор уже тридцать лет разыскивал её. И вот сегодня после поисков я получил полный текст, что передавался через наших предков. Я опубликовал его, когда жил в чаньском Убежище Отдохновения), что в Учжуне.




Имя нашего наставника было Хуэйнэн. Отцом его был Лю Синтао, а мать происходила из рода Ли. Он появился на свет между 11 часами вечера и часом ночи в восьмой день второго месяца двенадцатого года Чэньгуаня (т.е. 27 февраля или 28 марта 638 г.). Когда он родился, снопы света взметнулись в небо, а комната наполнилась удивительными ароматами. А к вечеру два странных монаха посетили отца нашего наставника и сказали:
– Ребёнку, что родился прошлой ночью, требуется дать благодатное имя. Пускай первый иероглиф его имени будет "Хуэй", а второй – "Нэн".
– А что обозначает "Хуэй", и что обозначает "Нэн"?
– Спросил отец. – "Хуэй" означает умение даровать благодать живым существам. "Нэн" – способный на то, что бы осуществлять деяния Будды – ответили монахи.
Сказав это, они тотчас ушли, и никто так и не узнал, откуда они появились. Наставник не пил молоко матери – по ночам свящённые небожители приносили ему сладкие росы. Когда он вырос и ему исполнилось 24 года, он услышал, как монах читает сутру и познал Путь. После этого он отправился в горы Хуанмэй в поисках благословения. Пятый патриарх понял, какие способности таятся в нём, завещал ему рясу и Дхарму – и сделал его своим наследником. Произошло это в 661 г.
Наставник вернулся на юг, где скрывался в течение шестнадцати лет. На восьмой день первого месяца Ифэна (т.е. 26 февраля 676 г.) он повстречал наставника Дхармы Иньцзуна, и принялся с ним рассуждать о сокровенно- утончённом. И тут под воздействием проповеди нашего наставника Иньзцун получил просветление. На пятнадцатый день того же месяца, перед тем как собрать всю сангху, Хуэйнэн обрил себе голову. На восьмой день второго месяца несколько монахов, известных своей благодатью, собрались вместе и посвятили его. Мастер винаи Чжигуан из Сицзина провёл его посвящение. Наставник винаи Хуэйцзин из Сучжоу наблюдал за правильностью ритуала. Наставник винаи Тунъин из Цинчжоу выполнял обязанности учителя. Наставник винаи Цитоло из Индии читал молитвы и предписания. Наставник Трипитаки из Индии Мидо засвидетельствовал правильность действий всех остальных.
Помост для посвящения в монастыре Фасинсы был воздвигнут при династии Сун наставником Трипитаки Гунабхадрой , который тогда же поставил перед платформой каменную стелу с надписью: "В будущем живой Бодисаттва получит здесь посвящение". В 502 г. в период правления династии Лян наставник Трипитаки Цияо прибыл сюда по морю из Индии, привезя дерево Бо, которое посадил перед помостом. Он же предсказал: "Через сто семьдесят лет живой Бодисаттва будет проповедовать учение Высшей Колесницы под этим деревом и принесёт спасение бесчисленному множеству людей. Обладая всей полнотой Дхармы, он воистину будет передавать печать сознания Будды".
Таким образом Наставник получил постриг, ему были переданы заповеди, и ради спасения сангхи он распространял учение о "единой передаче" т.е. от сердца к сердцу именно так, как было предсказано в прошлом. Весной следующего года Наставник покинул общину и отправился в монастырь Баолинь, а Иньцзун и ещё тысячи монахов и мирян провожали его. Вскоре он прибыл в Цаоси.
В то время наставник винаи Тунъин, которого сопровождали несколько сот последователей, прибыл в монастырь Баолинь в Цаоси, узнав, что наставник поселился в нём. Увидев, что постройки монастыря слишком малы, чтобы вместить всю общину, Хуэйнэн решил расширить его. Он обратился к жителю этих мест Чэнь Ясяню:
– Я, пожилой монах, прошу Вас пожертвовать нам небольшой кусок земли, который я хотел бы покрыть своей нисиданой (монашескими одеждами для медитации, т.е. взял бы под покровительство). Сможете ли Вы выполнить мою просьбу?
– Сколь широки Ваши одежды? – спросил Чэнь Ясянь.
Патриарх скинул свою рясу, показал её Чэнь Ясяню, и тот согласился исполнить просьбу. Но когда Наставник раскатал свою одежду целиком, то она покрыла весь Цаоси. Четыре Небесных правителя, воплотившись в тела, опустились на колени и стали охранять это место по четырём направлениям. Благодаря этому холм, который располагался внутри монастырской ограды, стал называться Холм Небесных правителей.
Чэнь Ясянь сказал: "Я постиг всю широту могущества Вашей Дхармы. Однако могилы моих предков лежат на этой земле, они завещали возвести здесь свои погребальные ступы, а поэтому прошу Вас сохранить их. Остальные же постройки, что остались на этой земле, Вы можете разобрать, если Вы захотите расчистить место для драгоценного монастыря, которому суждено стоять в вечности. В вершинах этих гор встречаются живые драконы и белые слоны (благие знаки буддизма), а поэтому пускай ваши постройки будут вровень с небом и не беспокоят то, что упокоено в земле".
Позже, когда приступили к сооружению монастыря, всем этим предписаниям строго следовали.
Наставник немало интересовался красотами близлежащих местностей, останавливался в разных местах на отдых, и со временем в тех местах, где он останавливался, было возведено более тридцати построек. Одним из них стал монастырь Хуагосы, а Наставник даже повесил табличку с надписью на его воротах.
История монастыря Баолинь была следующей. Цияо – наставник Трипитаки из Индии, направляясь в Наньхай, проходил через местечко Цаоси. Испив немного воды из местного источника, он нашёл вкус её восхитительным. Подумав, что всё это удивительно, он сказал своим ученикам: "Эта вода ничем не отличается от той, что я пил в Индии. Исток её лежит наверняка в каком-нибудь священном месте, где следует возвести монастырь".
Они пошли по течению ручья и кругом видели горы, водные потоки, что струились вокруг и пики поразительной красоты. В восхищении Цияо воскликнул: "Вот поистине драгоценный лес (Баолинь) гор Индии!". А затем он обратился к жителям деревушки Цаоси: "Вы должны воздвигнуть монастырь в этих горах. Через сто семьдесят лет величайшая драгоценность Дхармы взрастёт и будет развиваться здесь, а тех, кто достигнет озарения, будет столь же много, сколько деревьев в этом лесу. И было бы благодатным дать монастырю имя "Драгоценный лес" – "Баолинь".
Через некоторое время уездный секретарь Шаочжоу Хоу Цинчун доложил о том, что сказал Цияо на высочайшее имя, и император, отозвавшись на прошение, отослал в дар табличку, посвящённую Баолиню. Монастырь был возведён Строительство его было завершено в 504 г. в период правления династии Лян.
Перед Залом Будды располагался водоём, в котором порой появлялся дракон, производя немалый беспорядок в деревьях, что стояли вокруг. Однажды он появился вновь, представ особенно огромным, подняв огромные волны в водоёме, облака и туман взметнулись вверх, заслонив небо, что заставило трепетать монашескую общину. Наставник пожурил дракона: "Ты можешь появляться лишь огромным по своему виду, но никак не маленьким. Если бы ты был бы настоящим священным драконом, ты мог бы без труда изменяться. Когда бы ты имел небольшое тело, то мог бы становиться большим, а когда был огромен, мог бы становиться небольшим".
Дракон тотчас исчез, а через мгновение появился вновь, но на этот раз небольшим и начал танцевать по поверхности водоёма. Наставник поднял свою чашу и сказал: "Настолько ли ты смел, чтобы опуститься на дно моей чаши?" Дракон прыгнул вперёд, а Наставник подхватил его своей чашей так, что тот не мог даже двинуться. Наставник отнёс свою чашу в зал, где он прочитал заклинание над драконом, который тотчас начал утрачивать своё тело и исчезать. Тело его стало лишь семи цуней, при этом сохранилась голова, шея, рога и хвост – всё это было решено хранить в монастыре. Позже Наставник наполнил водоём землёй и камнями и возвёл на этом месте железную ступу. Она и по сей день стоит с левой стороны перед Залом Будды.






Однажды когда Великий учитель прибыл в монастырь Баолиньсы, наместник области Шаочжоу вместе с чиновниками взошли на гору и обратились с просьбой к учителю придти в монастырь Дафаньсы, который находился внутри городской стены, дабы многие люди могли бы послушать проповедь о раскрытии связей между дхармами. Как только учитель взошёл на помост, наместник и с ним более тридцати чиновников, более тридцати конфуцианцев-книжников, буддийские монахи и монахини, последователи Пути и миряне, числом более тысячи, – все они одновременно выразили Учителю знаки почтения в надежде услышать важнейшие наставления в Дхарме.
Великий Учитель, обратившись к людям, сказал: "О, глубокомудрые! Само-природа Бодхи изначально чиста и не загрязнена. Поэтому необходимо лишь использовать эту чистую душу и уже благодаря этому можно непосредствен обрести состояние Будды. О, глубокомудрые! Лишь вслушайтесь в смысл моего жизненного пути и моих поступков, благодаря которым я и сумел достичь Дхармы.
Отец мой строгий родом был из Фаньяна, затем переехал в Линнань и стал жителем области Синьчжоу. В ту пору бытие наше было безрадостно, отец рано угас, мы со старушкой-матерью стали влачить жалкую жизнь и вновь переехали, теперь уже в Наньхай. Жизнь наша была полна трудностей и бедна, и существование наше я поддерживал лишь тем, что торговал дровами на рынке.
Однажды какой-то незнакомец пришёл покупать дрова и попросил меня отнести купленные дрова к нему на постоялый двор. После того, как чужестранец получил дрова, он вручил мне денег. Выйдя из ворот наружу, я увидел, как какой-то незнакомец читал вслух буддийские сутры. Лишь только я услышал слова сутры, как тотчас сердце моё пробудилось, и я спросил:
– Что за сутру вы читает почтенный господин?
– Это – Алмазная сутра, – ответил незнакомец.
– Откуда вы пришли? Где сами услышали эту сутру? – продолжил любопытствовать я.
– Я пришёл из монастыря Дунчаньсы, что расположен в области Цичжоу в уезде Хуанмэйсянь. Руководит этим монастырём пятый патриарх – Великий Учитель Хунжэнь, а учеников в его братстве – более тысячи человек. Я пришёл туда, поклонился Учителю и получил от него эту сутру. Великий учитель нередко приглашал к себе монахов и обращался к ним с такими словами: "Надо лишь придерживаться наставлений Алмазной сутры и тогда сам прозреешь свою изначальную природу и непосредственно станешь Буддой".
Послушав эти речи и из-за того, что ещё раньше на мне лежала печать предопределения (пратьяя), я удостоился получить от незнакомца десять лян серебра, которые он велел мне оставить матери, чтобы та не страдала без одежды и еды. После чего он наставил меня отправиться в уезд Хуанмэйсянь и поклониться Пятому патриарху. Обустроив жизнь матери, я распрощался с ней, и вот не прошло и тридцати дней, как я уже достиг уезда Хуанмэйсянь и поклонился Пятому патриарху. Пятый патриарх спросил:
– Откуда ты родом? К чему ты стремишься?
– Твой ученик – простолюдин родом из Линьнани, из области Синьчжоу. Я пришёл издалека поклониться Учителю и стремлюсь лишь к тому, чтобы обрести Будду природу Будды внутри себя. Никаких других стремлений я не имею, – произнёс я в ответ.
– Родом ты из Линнани, да и вид у тебя дикаря. Как же тебе стать Буддой? – удивился Патриарх.
– Люди хотя и разделяются по своему происхождению на южан и северян, но природа Будды в своём изначалии не имеет ни Севера, ни Юга. Хотя дикарь по своему виду и отличается от монаха, в чём же они отличаются по своей природе Будды? – в ответ спросил я.
Пятый патриарх желал ещё поговорить со мной, но заметил, как его ученики обступили нас слева и справа, а поэтому велел мне идти вместе со всеми и приниматься за выполнение дел.
Я произнёс: "Ученик, который в своём сердце постоянно порождает мудрость, никогда не расстаётся с собственной изначальной природой. Именно это и есть нива благословения. Так зачем же идти с монахами и заниматься какими-то делами?"
"Ах ты, дикарь! – воскликнул Пятый патриарх. – Хватит тебе рассуждать. Ступай к конским яслям на задний двор!"
Я, Хуэйнэн, удалился на задний двор, где один из последователей велел мне рубить дрова. И этой работой занимался я больше восьми месяцев.
Однажды Пятый патриарх неожиданно подошёл ко мне, когда я работал на заднем дворе и сказал: "Я думаю, что тебе можно найти достойное применения. Однако я беспокоюсь за то, что может найтись недобрый человек, который испортит тебя. Поэтому я и не захотел, чтобы ты так много говорил. Понимаешь ли ты, о чём я говорю?" Я ответил: "Ученик понимает смысл сказанного его учителем. Поэтому Вы и не позволили мне проявить себя перед братством, дабы другие братья не искусились".
Как-то раз Пятый патриарх собрал учеников и обратился к ним: "Нет в мире дела более великого, чем цепь людских рождений и смертей! День ото дня вы лишь пытаетесь достичь чертогов счастья, но не стремитесь избавиться от того моря страданий, что несёт в себе бесконечная череда рождений и смертей. И тем самым вы замутняете собственную изначальную природу. А заслуги – кого они могут спасти? Пускай каждый из вас прозреет высшую мудрость и обретёт природу мудрости-праджни, что коренится в его сердце, а затем напишет об этом мне стих-гатху. Тот, в чьей гатхе будет видно просветление и Великий Смысл, тот и получит от меня рясу и Дхарму Шестого патриарха. И поторопитесь! Не задерживайтесь, ибо напряжение сознания отнюдь не означает срединного использования. Человека, что прозрел свою внутреннюю природу, можно сразу узнать, стоит ему сказать лишь слово об этом. И даже если он находится в пылу сражения, его можно сразу заметить.
Получив наставления, ученики удалились и принялись говорить друг другу: "Стоит ли всем нам очищать своё сердце в поисках смысла, создавая гатху, и показывать её Его Святейшеству? Старший монах Шэнсюй, что является нашим наставником, должен получить рясу Шестого патриарха. И даже если мы будем с превеликим тщанием писать гатху, то это окажется лишь пустой тратой сил".
Послушав друг друга, ученики решили отдохнуть сердцем и не писать гатху, заявив: "Мы и так последуем за мудрым Шэньсюем. Так к чему нам ещё неприятности?"
Шэньсюй же размышлял: "Никто из учеников не будет писать гатху, лишь потому, что я являюсь их наставником, а потому я один обязан написать гатху и передать её Учителю. Если же и я не захочу делать этого, то как же Патриарх узнает, что в сердце моём я прозрел освобождение от мирских страстей, познал и мелкое и глубокое? Если смысл того, что я примусь за написание гатхи, заключён в стремлении получить Дхарму, то он – добродетелен. Если бы он объяснялся лишь желанием получить титул Патриарха, то был бы недобродетелен. Так чем бы я отличался от человека с обычным сердцем, что стремится просто украсть место Патриарха? Но если я не напишу гатху, то я не получу и передачу Дхармы. Вот великая трудность!"
Перед залом Пятого патриарха было три галереи, стены которых попросили расписать придворного художника Лу Сюя на мотивы "Ланкаватара-сутры", а также "Схем кровеносных каналов Пятого патриарха" (т.е. генеалогическая линия школы), дабы запечатлеть это событие в памяти будущих поколений.
Когда Шэньсюй закончил писать гатху, он пытался несколько раз вручить её Патриарху, но каждый раз, лишь только он становился перед залом Патриарха, сердце его приходило в смятение, по телу начинал струиться пот, а он всё никак не мог набраться мужества и войти к Патриарху. И хотя за четыре дня он предпринял тринадцать попыток, Патриарх так и не получил его сочинения. Шэньсюй же подумл: "Не написать ли мне гатху на стене галереи, здесь её случайно и заметит Патриарх? Если он высоко отзовётся о ней, то я пойду поклонюсь Патриарху и скажу, что это написано мною, Шэньсюем. Если же он отзовётся о гатхе плохо, то скажу, что я провёл в горах Хуанмэйшань вместе с Патриархом несколько лет, мне поклонялось множество людей, но сумел ли я выпестовать Дао?"
Ночью в третью стражу (т.е. в 12 часов), тайно от всех, держа в руках лампу, он начертал гатху на южной стене галереи, дабы Патриарх мог узреть его сердце. Гатха гласила:


Написав гатху, Шэньсюй тотчас вернулся в свою келью, и ни один человек ни о чём не узнал. Шэньсюй же думал:
"Днём Пятый Патриарх увидит мою гатху, и если она понравится ему, то я буду достоин принять Дхарму. Если же он будет недоволен, то значит я заблуждаюсь, препятствия предыдущей кармы тяготеют надо мной и я не достоин принять Дхарму. О, сколь сложно проникнуть в мысли Патриарха!". Так он предавался мыслям в своей келье, лежал, но не мог успокоиться и так провёл время до пятой стражи (т.е. до утра).
Патриарх же уже знал, что Шэньсюй так и не вошёл во врата Дхармы, не прозрел свою внутреннюю природу . Как только расцвело, Патриарх послал за художником Лу Сюем и отправился вместе с ним к южной стене галереи обсудить росписи. Здесь он случайно и увидел гатху, что написал Шэньсюй. Патриарх сказал художнику: "Вы можете не расписывать эту стену, простите, что Вам пришлось придти издалека. Сутра говорит: "Все проявления нашего мира – пусты и иллюзорны". Было бы лучше оставить эту гатху здесь на стене, дабы люди могли повторять этот стих. Если они будут воспитывать себя, опираясь на эту гатху, они сумеют избежать Пути зла, обусловленного нашим существованием. Поистине, велика будет заслуга того, кто будет пестовать в себе смысл этой гатхи!"
А затем Патриарх приказал ученикам: "Возожгите благовония и поклонитесь в знак уважения, повторите эту гатху, дабы вы смогли узреть её внутреннюю природу". Повторив гатху, все монахи воскликнули "Как замечательно!".
Во время третьей стражи (в полночь) патриарх послал за Шэньсюем, велев ему явиться к нему в зал. Когда тот пришёл, Патриарх обратился к Шэньсюю:
– Не ты ли написал гатху?
– Действительно, это я написал, – ответил Шэньсюй. – Я не надеюсь занять место Патриарха, но надеюсь, что Вы Учитель, проявите милосердие и скажите, обладает ли Ваш ученик хотя бы малой толикой мудрости!
– Написав эту гатху, – сказал Патриарх, – ты не прозрел собственной изначальной природы. Ты лишь подошёл к вратам Дхармы, но не проник вовнутрь. Если таким образом стремиться к освобождению, искать непревзойдённо высокое просветление-бодхи, то вряд ли ты добьёшься успеха. Для непревзойдённо высокого просветление-Бодхи необходимо достичь познания собственного изначального сердца, что стоит за словами, прозреть изначальную природу, не выйти из круга рождений и не смертей и в любой момент постоянно думать о самосозерцании. Мириады дхарм никогда не останавливаются, а в одной истине пребывают все истины. Таковы мириады миров. Таково и наше сердце – а это значит, что оно и есть воплощение истины. И если именно так ты будешь взирать на всё это, то это и станет самоприродой непревзойдённо высокого Бодхи. Иди, поразмышляй один-два дня над тем, что я сказал тебе, а затем напиши новую гатху и принеси её мне посмотреть. Если эта гатха будет свидетельствовать о твоём вступлении во врата, то ты соответствуешь и рясе и Дхарме. Шэньсюй поклонился и удалился. Но вот уж прошло несколько дней, а гатха всё ещё не была готова, сердце пребывало в смятении, дух и мысль никак не могли успокоиться, и он будто грезил наяву. Сидел он, или стоял – всё было ему не в радость.
Как-то через пару дней один молодой монашек проходил через галерею и повторял вслух слова гатхи, что написал Шэньсюй. Я, Хуэйнэн, лишь только услышал эту гатху, тотчас понял, что нет в ней прозрения изначальной природы. И хотя не являлся я наставляющим учителем, каковым был Шэньсюй, я с раннего времени познал Великий смысл. Я тотчас спросил монашка:
– Что за гатху Вы повторяете?
– Ты, дикарь – откуда тебе знать об этом? Великий учитель Хунжэнь так сказал: "Нет в мире дела более великого, чем цепь людских рождений и смертей. Тот, кто желает принять от меня рясу и Дхарму, должен сочинить гатху и показать её мне. Если я почувствую в ней Великий смысл, то передам этому человеку рясу и Дхарму Шестого патриарха. Старший монах Шэньсюй начертал на южной стене галереи "Гатху об отсутствии внешних проявлений", и Великий учитель велел всем нам повторять её, сказав: "Надо пестовать себя на основе этой гатхи, дабы избежать Пути зла. Поистине, велика будет заслуга того, кто будет пестовать в себе смысл этой гатхи".
– Я тоже должен повторять эту гатху, чтобы в будущем достичь плодов этого! – воскликнул Хуэйнэн. О, премудрый! Вот уже в течение восьми месяцев я молочу рис и даже не подходил к залу настоятеля. И я лишь мечтаю о том, чтобы Вы, премудрый показали мне, где написана гатха, дабы я мог свершить перед нею поклонение.
Монашек отвёл меня к тому месту, где была написана гатха, дабы я мог поклониться. Я же сказал: "Я не умею читать, поэтому прошу Вас, достойный монах, прочтите мне её". В тот момент находился там окружной помощник цензора из области Цзянчжоу по фамилии Чжан, по имени Жиюн, который и прочёл эту гатху громким голосом. Я, послушав её, сказал:
– У меня тоже есть одна гатха, льщу себя надеждой, что чиновник запишет её.
– Поистине удивительно, – воскликнул чиновник, – что ты также способен сочинить гатху!
– Я лишь стражду обрести непревзойдённо высокое простветление-бодхи, – вновь обратился я к чиновнику, – не пренебрегайте новичком. Даже самые низкие люди могут обладать высочайшей мудростью, а высочайшие люди могут не обладать ни смыслом, ни мудростью. Если Вы будете с пренебрежением относиться к другим, Вы впадёте в бесчисленное множество грехов.
– Что ж, – сказал чиновник, – диктуй свою гатху, я запишу её для тебя. Но не забудь, если ты получишь Дхарму, прежде всего спасти именно меня!
Хуэйнэн произнёс гатху:


Как только чиновник записал эту гатху, все, кто присутствовал при этом, были столь поражены, что даже не смогли сдержать возгласов восхищения. Все говорили друг другу: "Сколь удивительно! Нельзя судить о людях по их внешности! Как оказалось, что столь долгое время среди нас был воплощённый бодхисаттва?!"
Патриарх Хунжэнь увидев, сколь была поражена паства, убоялся, что это может навредить мне, и поэтому сказал о гатхе: "И он тоже не прозрел свою внутреннюю природу". Все решили, что так и есть.
На следующий день Патриарх тайно пришёл в помещение, где молотили рис. Увидев, как Хуэйнэн, привязав к пояснице камень, толчёт рис, Патриарх сказал: "Человек, что стремится к познанию Пути, ради Дхармы готов забыть и о собственной жизни. Так ли это?". А затем вновь спросил:
"Готов ли рис?". "Рис готов уже давным-давно! – ответил я. – Он лишь ждёт, когда его просеют".
Патриарх ударил три раза своим посохом и удалился. Я, Хуэйнэн, тотчас понял, что имел в виду Патриарх.
Как только пробила третья стража, я вошёл в покои к Патриарху. Патриарх, развернув свою монашескую рясу как ширму, дабы никто не мог видеть нас, начал проговаривать "Алмазную сутру". Как только он дошёл до пассажа "следует пробудить своё сердце, будучи свободным от любых привязанностей", я, Хуэйнэн, получив Великое Озарение, воскликнул: "Все мириады дхарм не отделимы от нашей собственной изначальной природы!".
Затем, обращаясь к Патриарху, я сказал: "Когда бы я мог подумать, что наша внутренняя природа изначально абсолютно чиста! Когда бы я мог подумать, что наша внутренняя природа изначально свободна от цепи рождений и смертей! Когда бы я мог подумать, что собственная внутренняя природа абсолютно самодостаточна! Когда бы я мог подумать, что собственная внутренняя природа изначально недвижима! Когда бы я мог подумать, что собственная внутренняя природа изначально способна породить мириады дхарм!"
Поняв, что я получил просветление, Патриарх, обратившись ко мне, сказал: "Тому, кто не познал собственного изначального сердца, не будет пользы от изучения Дхармы. Если же ты познал изначальное сердце своё, прозрел собственную изначальную природу, то будешь зваться "мужем достойным", "Наставником Небес и людей" и "Буддой".
Так, когда пробила третья стража (т.е. в полночь), я, Хуэйнэн, получил Дхарму, и никто из людей не узнал об этом. Мне было передано учение о моментальном просветлении, а также патра и ряса. Патриарх сказал: "Отныне ты – Шестой патриарх. Оберегай себя, распространяй наше учение и не дай ему прерваться". Пятый патриарх заговорил вновь: "Когда Первый патриарх Дамо впервые пришёл на эту землю, люди не поверили ему. А поэтому его ряса передаётся как воплощение веры из поколения к поколению. Дхарма же передаётся от сердца к сердцу и лишь собственными усилиями можно достичь само-просветления и самоосвобождения. С древних времён было принято от Будды к Будде передавать изначальную суть учения, от наставника к наставнику наследовать тайную печать изначального сердца. Поскольку передача рясы может привести к спорам, ты будешь последним в этом ряду и не передавай её дальше. Испокон веков, жизнь тех, кому передавалась Дхарма, висела на шелковинке (т.е. находилась в опасности). Тебе надо побыстрее уходить! Боюсь, что другие могут причинить тебе вред".
Я спросил: "Куда же мне податься?". Патриарх ответил: "Дойдёшь до Хуайцзи – пережди, а как дойдёшь до Сыхуэй – укройся там".
Получив после третьей стражи патру и рясу, я сказал:
"По происхождению я – южанин, а поэтому не знаю местных горных троп. Как же мне выйти к реке, чтобы сесть на лодку?". Пятый патриарх ответил: "Тебе не стоит беспокоиться, я сам провожу тебя". Пятый патриарх проводил меня до станции Цзюцзян , а там велел мне сесть в лодку и сам взялся за весло. Я воскликнул:
– Пускай высокочтимый монах сядет, Ваш ученик сам возьмёт весло!
– Именно я должен переправить тебя через реку , – ответил Пятый патриарх.
– Когда человек пребывает в заблуждениях, именно учитель должен переправлять его. Просветлённый же человек переправится сам, – ответил я. – Хотя существует лишь один термин "переправляться", используют его по-разному. И хотя я, Хуэйнэн, родился на границе и речь моя неправильна, но я удостоился чести принять от Достойного учителя передачу Дхармы и сегодня достиг просветления. И я должен благодаря собственной внутренней природе переправить себя сам!
– Именно так! Именно так! – воскликнул Патриарх. – Отныне Учение Будды благодаря тебе станет повсеместным. Через три года после твоего отъезда, я покину этот мир. Лучше тебе уйти именно сегодня, приложить все усилия, чтобы попасть на юг. Но не торопись со своей проповедью – буддизм нелегко распространить.
Распрощавшись с Пятым патриархом, я отправился на юг и приблизительно через два месяца достиг пика Даюй. Тут я заметил, что несколько сот людей следуют за мной, намереваясь украсть патру и рясу. Среди них был одни монах в мире носивший фамилию Чэн и имя Хуэймин. Сначала в мирской жизни был он военачальником четвёртой степени, характером обладал грубым, мыслями был горяч и выделялся среди тех, кто преследовал меня.
Я скинул рясу и положил её вместе с патрой на камень, воскликнув: "Ряса эта – не более чем символ веры. Так стоит ли враждовать из-за неё?" Затем я укрылся в зарослях травы.
Вперёд выступил Хуэйминь, попытался обнаружить меня, но так и не смог и взмолился: "Послушник, послушник! Я пришёл не за рясой, а пришёл за Дхармой!"
Тогда я, Хуэйнэн, вышел из своего укрытия и, скрестив ноги, сел на камень. А Хуэйминь, отвесив мне поклон, сказал: "Надеюсь, что послушник наставит меня". Я сказал: "Поскольку ты пришёл за Дхармой, то тебе следует прежде всего очистить сердце от всех проявлений внешнего мира, пускай ни одна мысль не рождается в тебе. Я тогда буду наставлять тебя".
После того как Хуэйминь медитировал в течение долго времени, я обратился к нему: "Не размышляя о добре и зле, прямо сейчас можешь ли ты мне сказать, каковым был твой изначальный лик?"
Как только Хуэйминь услышал эти слова, он тотчас получил просветление, и тем не мене спросил: "Есть ли какой-то ещё тайный смысл за пределами тех тайных речей и того тайного смысла, который проповедовали чаньские патриархи?" Я ответил: "То, что я говорю тебе, не относиться к тайному. Если ты обратишь свой свет внутрь себя, то именно там обнаружишь ты тайное".
Хуэйминь воскликнул: "Я, Хуйэминь, хотя и учился в горах Хуанмэй у Пятого патриарха, в действительности так и не узрел собственный истинный лик. Сегодня после мудрых наставлений я стал подобен страдающему от жажды человеку – лишь он может воистину знать, что такое холодная и что такое горячая вода. Прошу Вас, Брат, станьте моим наставником".
Я ответил: "Если это так, то и я, и Вы являемся учениками одного наставника из Хуанмэй, берегите себя".
Хуэйминь вновь спросил: "Куда теперь отправиться Хуэйминю?" Хуэйнэн сказал: "Дойдёшь до Хуайцзи – пережди, а как дойдёшь до Сыхуэй – укройся там". При этих словах Хуэйминь отвесил поклон.
Затем я пришёл в Цаоси, но и там недобрые люди преследовали меня, и мне пришлось укрыться в Сыхуэй среди охотников. В течение пятнадцати лет я проповедовал охотникам. Охотники нередко показывали мне свои силки, но каждый раз, лишь стоило мне увидеть живое существо, что попало в силки, я его отпускал. Когда приходило время еды, я клал охотникам овощи в котёл для мяса. Некоторые спрашивали меня, я же лишь говорил в ответ: "Ешьте лишь овощи, что лежат рядом с мясом".
Однажды я размышлял: "Настало время проповедовать Дхарму, не должен я постоянно вести затворническую жизнь". После того Хуэйнэн покинув эти места, отправился в Гуанчжоу в монастырь Фасинсы – "Монастырь природы Дхармы"
Как раз в ту пору там мастер Иньцзун наставлял монахов в "Маха-паринирване сутре". Однажды, когда флажки, что стоят вокруг монастыря, развивались под порывами ветра, один монах сказал: "Ветер находится в движении", другой же возразил: "Флажки находятся в движении", и так спору их не было конца. Я, подойдя к ним, сказал: "Это не ветер находится в движении, и не флажки находятся в движении, это сердце ваше пребывает в движении". Вся монашеская община была немало поражена.
Наставник Иньцзун пригласил меня в зал и усадил на почётное место, после чего начал задавать вопросы о сокровенном смысле сутр. Он заметил, что речи мои просты, но принцип их точен и не проистекает из книжного знания Иньцзун сказал: "Брат, Вы, безусловно, неординарный человек! Я уже давно слышал, что ряса и Дхарма из Хуанмэй от Пятого патриарха перекочевала на Юг. Уж не вы ли тот человек? Я ответил: "Не достоин Вашей похвалы".
Иньцзун тотчас поклонился и попросил: "Покажите монахам ту патру и рясу, что предали Вам". А затем Иньцзун вновь обратился ко мне:
– Когда вы покидали Пятого патриарха в Хуанмэй, какие наставление он дал Вам?
– Не было никаких других наставлений, – ответил я, – кроме рассуждений о прозрении внутренней природы, но не было также и рассуждений о дхьяне и освобождении.
– Почему же вы не обсуждали дхьяну и освобождение?
– Это означало бы наличие двух учений о спасении, и не являлось бы учением Будды. "Маха-паринирвана-сутра", которую Вы проповедуете, чётко разъясняет, что Природа Будды и есть Учение Будды и она не двойственна.
Например, в этой сутре Бодхисаттва говорит: "Тот, кто грешит четырьмя видами зла (парагика), творит пять смертных зол, проповедует ложные взгляды (ичантика), обрубает ли он корни добра в своей природе Будды?" Будда отвечает: "Существует два типа корней добра. Первый – это постоянные, второй – непостоянные. Поскольку природа Будды не постоянна и не непостоянна, то корни добра невозможно обрубить, посему зовётся это недвойственным. Существует добро и существует отсутствие добра. Природа Будды не добра и не недобра – это и зовётся недвойственным. С мирской точки зрения, составляющие части личности (скандха) и формы нашего сознания (дхату) представляют собой два начала, однако мудрец понимает, что по природе своей они не двойственны. Недвойственная природа и есть природа Будды".
Иньцзун, услышав эти слова, возрадовался, сложил руки перед грудью в знак восхищения и сказал: "Моя интерпретация сутр подобна кускам черепицы, Ваши же рассуждения – что чистое золото". После этого он остриг мне волосы в знак окончательного посвящения и попросил меня взять его в ученики. Под деревом Бодхи я, Хуэйнэн, открыл для себя школу Дуншань.
Пока я, Хуэйнэн, получал Дхарму в Дуншане, существование моё было полно трудностей, а жизнь моя порой висела на волоске.
Сегодня все мы – наместник и чиновники, буддийские монахи и монахини, последователи Пути и простолюдины собрались здесь вместе – как не отнести все это за счёт причин, что коренятся в предыдущих кальпах! Случилось это также благодаря нашим общим благодатным корням, что проросли из наших прошлых молений Будде. Именно по этим причинам вы смогли услышать наставления в высочайшем учении о внезапном просветлении. Учение это передалось нам от первомудрецов, и отнюдь не я сам придумал его.
Каждый, кто желает услышать это учение первомудрецов, должен очистить своё сердце, а, услышав его, каждый должен устранить все сомнения и тогда вы ничем не будете отличаться от мудрецов прошлых эпох".
Вся паства, услышав это учение, возрадовалась, поклонилась и разошлась.




На следующий день наместник Вэй вновь попросил патриарха произнести проповедь, патриарх попросил всех сесть и, обращаясь к собравшимся, сказал: "Все могут очистить своё сердце и мысли, читая "Маха-праджняпарамиту сутру". Затем он продолжил: "О, глубокомудрые! Мудрость бодхи-праджни (трансцендентного знания о просветлении) живёт в основе каждого из вас, и лишь из-за того, что наше сердце погружено в заблуждения, мы не можем достичь пробуждения. А поэтому надо обратиться к человеку, великому своей добротой и знаниями (т.е. к наставнику), что может наставить нас, чтобы он помог вам узреть свою изначальную природу. В основе природы Будды нет различий между глупцом и мудрецом, и лишь по причине наших заблуждений возникает эта разница.
Поэтому сегодня я буду говорить о "Маха-праджняпарамита сутре" , дабы каждый из вас сумел постичь её мудрость. Твёрдые сердцем пусть внемлют истине, я поведаю её вам. О, глубокомудрые! Многие люди, которые произносят слово "праджня", внутри своей природы даже и не знают, что такое праджня. Это подобно тому, как говорить о пище и никогда не испытать насыщения. Если уста лишь говорят о пустоте (санскр. шуньята), то и мириад кальп не хватит, чтобы прозреть свою изначальную природу и никакой пользы от этого, в конце концов, не будет.
О, глубокомудрые! "Маха-праджняпарамита" – это санскритское слово и обозначает оно "великая мудрость, которая позволяет достичь противоположного берега". Мы должны именно своим сердцем, а не словами или рассуждениями следовать этому. Если же будем опираться лишь на слова и рассуждения, а не на следование сердцем, то это будет сродни иллюзиям или метаморфозам, выпавшей росе или вспышке молнии, что тут же исчезают. Если же вы будете следовать этому и сердцем и речами, то сердце и речь будут взаимно откликаться друг другу. Изначальная природа – и есть Будда. И вне нашей природы не может быть другого Будды.
Что мы называем "Маха"? "Маха" означает "Великий", это значит, что усилия сердца в самоочищении безгранично велики. Это подобно пустоте, у которой нет границ, она не может быть круглой или квадратной, малой или большой, не может она также быть ни зелёной, ни жёлтой, ни красной, ни белой, нет у неё ни верха, ни низа, длинного и короткого. Она не может быть опечалена или обрадована, нет в ней ни истинного, ни ложного, ни добра, ни зла, нет ни начала, ни конца. И все чертоги Будды (ксефра) подобны этой пустоте. Утончённая природа всех людей в своей основе пуста, и даже одной дхармы нельзя обнаружить там. Вот каковы само-природа и истинная пустота!
О, глубокомудрые! Слыша мои слова о пустоте, не начинайте сразу же придерживаться идеи пустотности! Прежде всего, нельзя "придерживаться" пустоты! Если вы опустошите своё сердце и будете сидеть в умиротворении, то это уже будет "пустота, что не оставляет даже следов".
О, глубокомудрые! Пустота, что царит в мире, может вобрать в себя мириады образов и форм, таких как солнце, луна и звёзды, горы, реки и вся земля, источники, родники и ручьи, трава, деревья и лесные чащи, добрых и злых людей, добрые и дурные дхармы, небесный рай и земной ад, все моря и гору Шумеру, – всё это умещается в Пустоте. Пустота человеческой природы подобна именно этому.
О, глубокомудрые! Само-природа, которая способна вобрать в себя мириады дхарм, поистине велика, и все эти мириады дхарм прибывают внутри человеческой природы. Когда мы смотрим на людей как на "добрых и злых", мы не принимаем и не отвергаем это и даже не бываем затронуты этим. Сердце, что подобно пустоте, и называется Великим. А поэтому в названии сутры и присутствует слово "Маха" – "Великий".
О, глубокомудрые! То, о чём заблудший человек предпочитает говорить, то мудрый человек претворяет в своём сердце. Есть и такая категория заблудших людей, которые сидят спокойно, опустошив своё сердце, и сохраняют свой разум чистым от сотен мыслей, называя это "Великим". Из-за их ложных представлений с этой категорией людей очень сложно говорить.
О, глубокомудрые! Мощь сердца безгранично велика, поскольку она объемлет весь мир дхармы – Дхармадхату. Когда мы используем её, мы можем постичь часть чего-либо, когда же ещё больше используем её, то можем познать всё. Всё и есть "одно", и это "одно" и есть всё. Оно свободно приходит и уходит, не имея преград ни в сердце, ни в теле – вот это и есть мудрость-праджня.
О, глубокомудрые! Всеобщая мудрость-праджня рождается из нашей само-природы, а не приходит извне. Не ошибитесь в использовании этого смысла! Это называется "само-использование истинной природы". Истина одного – это истина всего. Великое дело усилия сердца нельзя сотворить на малом Пути. И не стоит весь день напролёт рассуждать о Пустоте, при этом не пестуя этого в сердце! Тот, кто занимается этим уподобляется простолюдину, который именует себя Императором, но никогда не сможет этого достичь. Такому не стать моим учеником!
О, глубокомудрые! Что же называется "праджней"? В переводе на китайский это означает "мудрость". В каком бы месте, в какое бы время вы не находились, ни одна мысль не должна замутнить вас, вот тогда вы и будете постоянно следовать праджне. Если хотя бы одна мысль замутила ваш разум, то вся праджня разрушилась. Но если же хотя бы одна мысль обрела мудрость, то тотчас родилась и всеобщая праджня. Многие люди пребывают в заблуждениях и замутнении и не способны увидеть праджню. Их уста произносят "праджня", сердце же пребывает в помутнении. Они часто говорят о себе: "Я пестую праджню", рассуждают о пустоте в мыслях, но на самом же деле и не знают истиной пустоты. Праджня не имеет ни формы, ни проявлений – вот какова мудрость сердца. И если мы будем понимать её именно так, то лишь в этом случае можно это назвать мудростью-праджней.
Что такое "Парамита"? В переводе с языка западной страны (т.е. с санскрита) на китайский язык это означает "переправиться на другой берег". Если трактовать смысл этого, то – "преодолеть рождения и смерти". Когда говорят о мире рождений и смертей, его уподобляют месту, на которое воды накатывают волнами и откатывают назад, а поэтому и называют его "берегом". Вырваться в мир, где нет ни рождений, ни смертей, подобно тому, как достичь места, где воды всегда спокойны в своём токе, а поэтому и именуют это "противоположным берегом". Вот почему всё это называется "Парамитой".
О, глубокомудрые! Люди, находящиеся в заблуждении, повторяют "Праджняпарамиту-сутру" своими устами, но когда они делают это, то возникают лишь иллюзии и фальшь. Если же этому следовать своими мыслями, то только это и можно назвать истиной природой. Получить просветление в этом учении означает получить учение праджни. Тот, кто пестует это в себе и следует этому, тот следует праджне. Тот же, кто не пестует это – останется лишь простолюдином. Даже если лишь одной мыслью следуешь этому, то уже своим телом становишься равен Будде.
О, глубокомудрые! Всякий простолюдин в основе своей является Буддой, равно как и незнание в основе своей является просветлением-бодхи. Тот, кто своими предыдущими мыслями пребывал в заблуждении, тот и является простолюдином, последующие же мысли о просветлении делают его Буддой. Тот, кто в своих предыдущих мыслях держался за этот мир, тот пребывал в незнании, тот же, кто в своих последующих мыслях отринул этот мир, тот и реализовал в себе просветление-бодхи.
О, глубокомудрые! Маха-праджняпарамита – самая почитаемая, самая высшая и наипервейшая. Она нигде не пребывает, никуда не уходит и ниоткуда не пришла. И Будды всех трёх миров вышли именно из неё. И мы должны использовать эту великую мудрость, дабы разбить пять скандх, наше незнание (клеша) и пыль мира. Если воспитывать себя этим путём, то это и будет путь Будды, и тогда "три яда" (алчность, гнев, невежество) превратятся в следование предписаниям (сила), в созерцание (самадхи) и в мудрость (праджню).
О, глубокомудрые! Наша школа дхармы учит, что всего лишь из одной праджни рождаются 84 тысячи путей мудрости! Как это может быть? Да потому что все люди обладают 84 тысячами типами незнания, возникшего в мирской пыли, и если бы не было этой мирской пыли, то их мудрость была бы постоянной, и никто бы не отделялся от своей природы. Такой способ просветления и был бы отсутствием мыслей, отсутствием воспоминаний, отсутствием чего бы то ни было, не рождались бы иллюзии, собственная истинность была бы подобна изначальной природе, а мудростью можно было бы узреть сияние (т.е. получить просветление), и в своём сердце такой человек не держался бы ни за какую вещь и не отвергал ни одной дхармы. Это и есть "взирая на собственную природу, стать Буддой".
О, глубокомудрые! Если вы хотите глубоко проникнуть в мир Дхармы (дхармадхату) и в самадхи мудрости-праджни, необходимо следовать праджне и воспитывать её в себе. Для этого следует повторять вслух "Ваджрачхедику-сутру" – тогда и можно прозреть собственную природу. Постигайте заслуги и добродетели, что изложены в этой сутре, и несть им ни числа, ни границ. То, что содержится в сутре, само по себе достойно искреннего восхищения и словами этого никогда не выразить до конца. Именно эта буддийская школа и есть самая Высшая колесница, а сказаны слова этой сутры для людей великой мудрости, для людей высших корней. Если слова её слышит человек малой мудрости и малых корней, в сердце его рождается недоверие к ним. Почему же так происходит? Если Небесные драконы прольют ливень над Джамбудвипа, то и города и все люди будут смыты водой, словно трава и листва. Если же такой ливень прольётся в океан, то воды в нём не убавится и не прибавится. Точно также и люди Большой колесницы или люди самой Высшей колесницы – если слышат слова Ваджрачхедика-сутры, то тотчас раскрывают своё сердце к пробуждению и освобождению, поскольку познали мудрость того, что их изначальная природа уже сама по себе содержит праджню, они сами используют эту мудрость, извечно взирая на сияние, не обманывая себя письменами. Всё это подобно дождевой воде, что берётся ниоткуда, изначально проливаясь Драконами, обильно орошая всех людей, все травы и деревья, всё чувственное и бесчувственное. А затем сотни рек, неся свои воды, впадают в океан, образуя тем самым "единое тело". Этому же подобно и знание изначальной природы мудрости-праджни всех живых существ.
О, глубокомудрые! Человек малых корней, когда слышит это учение о внезапном просветлении, уподобляется траве и деревьям с неглубокими корнями – лишь только прольётся ливень, то тотчас все они полягут, ибо не способны прорости глубоко. Вот именно таков человек неглубоких корней! А ведь и он изначально имел мудрость-праджню, ничем не отличаясь от людей великой мудрости. Так почему же, слушая слова сутры, он сам не достигает пробуждения? Потому, что ложные взгляды наложили уже на него глубокую печать, а незнание глубоко пустило свои корни, словно солнце закрытое облаками – пока не подует ветер и не разгонит облака, свет сам так и не пробьётся из-за них.
Праджня не имеет в себе великого или малого, лишь сердца людей не одинаковы – у кого замутнены, у кого просветлены. Человек, чьё сердце прибывает в заблуждениях, взирает лишь вовне, надеясь через свои поступки обрести Будду, но так и не достигает пробуждения своей природы – вот это и есть человек неглубоких корней. Если же внезапно прозреть свою природу, не держась ни за какие внешние поступки, но лишь в своём сердце постоянно поддерживая праведные взгляды, то ни незнание, ни мирская пыль никогда не смогут затронуть такого человека – вот это и будет человек, прозревший свою изначальную природу.
О, глубокомудрые! Не пребывать ни внутри, ни снаружи, свободно приходить и уходить (т.е. рождаться и умирать), иметь способность устранять привязанности сердца и распространяться повсеместно, не имея преград, – человек, что способен следовать этому, ничем не отличен от того идеала, которому учат в своей основе сутры школы праджни.
О, глубокомудрые! Все сутры, школы Большой и Малой колесницы, двенадцать канонов предназначены для людей, различных по своему характеру и взглядам. И лишь потому, что воистину существует праджня изначальной природы, оказалось возможным создать все эти писания. Ведь если бы в мире не было людей, то не появились бы и все эти мириады учений. А поэтому, познание всех этих способов поднимается из самой основы человека. Все писания и книги созданы словами человека. Среди людей существуют глупцы и мудрецы, а глупец и есть "ничтожный человек", мудрец и есть "великий человек". Глупцы вопрошают мудрых людей, а те отвечают им. Глупец может внезапно получить пробуждение и освобождение собственного сердца, и в этом он ничем не отличается от мудреца.
О, глубокомудрые! Без просветления даже Будда ничем не отличался бы от массы живых существ, но появилась лишь одна мысль о пробуждении – и вот уже массы живых существ стали Буддами. А поскольку знание всех дхарм в конечном счёте пребывает в нашем сердце, так почему же, исходя из нашего сердца, не прозреть внезапно истинную таковость (татхату) изначальной природы? Именно об этом "Бодисаттва сила-сутра" говорит: "Наша изначальная само-природа чиста", и значит, что познав то, как в своём сердце узреть изначальную природу, все могут встать на путь Будды. "Вималакирти-нидреша-сутра" говорит об этом: "И в тот момент он внезапно прозрел и вернулся к своему изначальному сердцу".
О, глубокомудрые! Лишь только я услышал речи преподобного Пятого патриарха Хунжэня, как тотчас достиг просветления и внезапно узрел истинную таковость изначальной природы. Именно поэтому я и распространяю это учение, дабы все те, кто сегодня овладевают путём-Дао, могли внезапно пробудить в себе бодхи, и дабы каждый сам, взирая в своё сердце, узрел изначальную природу. Если же он не может сам достичь пробуждения, то должен искать великого своей добротой и знающего наставника (калаянамитра), дабы тот растолковал ему учение самой Высшей колесницы и непосредственно указал правильный путь. Этот добрый и знающий человек и представляет собой важнейшую причину и основание , что и называется "Изменять и направлять людей, дабы они смогли прозреть свою внутреннюю природу". Все добрые и знающие наставники, искушённые в Дхарме, способны сделать это, потому что и Будды всех трёх миров и все двенадцать канонов уже и так сами по себе живут в природе человека, но порой люди не могут сами достичь пробуждения и должны попросить доброго и знающего наставника указать им способ к прозрению. Тем же людям, кто способен самостоятельно достичь просветления, нет нужды искать что-то вовне. Абсолютно неправильно думать, что без помощи доброго и знающего наставника нет надежды достичь освобождения. Почему это так? Поскольку в нашем сердце уже существует знание о само-пробуждении, но если же мы придерживаемся ложных взглядов и заблуждений, нас занимают лишь иллюзорные мысли, то нам даже не поможет помощь доброго и знающего наставника, оказанная наставлениями извне. Но если же мы пробудим в себе правильные, истинные взгляда на праджню, то тотчас всё, что находится между нами, будет уничтожено, сгинут иллюзорные мысли, поскольку мы познали изначальную природу и, пробудившись, достигли земли Будды.
О, глубокомудрые! Когда мы, взирая внутрь себя, постигаем высшую мудрость, то освещаем тем самым всё, как внутри, так снаружи, познавая собственное изначальное сердце. А познание собственного изначального сердца и есть освобождение уже в самой основе. Такое достижение освобождения и являет собой самадхи праджни, которое и есть "вне-мыслие" (у нянь). Что мы называем "вне-мыслием"? "Вне-мыслие" – это такое состояние, когда мы знаем и прозреваем все дхармы, но сердце наше при этом не загрязняется. Когда мы его используем, оно распространяется повсеместно, и в тоже время не прибывает ни в каком конкретном месте. Единственное, что мы должны делать – это очищать наше изначальное сердце, чтобы шесть типов знаний вошло в шесть врат , и проходя через эти шесть врат, ничто бы не загрязнило и не затронуло нас, свободно бы приходило и уходило, проникало бы без всяких преград – именно это и является самадхи или пребыванием в состоянии освобождения. Имя этому – "поступки во вне-мыслии". Если же придерживаться доктрины "не думать ни о чём", дабы прервать все мысли, то это уже будет являться путами дхарм, и мы называем это "крайними взглядами".
О, глубокомудрые! Тот, кто достиг просветления в способе "вне-мыслия", тот проник и в мириады других способов (дхарм). Тот, кто достиг просветления в способе "вне-мыслия", узрел чертог Будды. Тот, кто достиг просветления в способе "вне-мыслия", тот достиг и престола Будды.
О, глубокомудрые! Те, кто в последствии станут последователями моей школы и передадут это учение о внезапном просветлении тем, кто един с ними и взглядами и поступками, выразят желание сделать своим основным делом следование Будде, отдадут всю свою жизнь на это и не отступят – те обязательно займут место совершеномудрых. Таким следует молчаливо (от сердца к сердцу) передавать те знаки, что получены от предыдущих поколений, ничего не утаивая в этом правильном учении. Тем же, кто придерживается иных взглядов и иных поступков, пребывая в другом учении, не следует передавать знаки, поскольку это может лишь принести вред учению предыдущих поколений патриархов, а для них самих в изучении этого не будет никакой пользы. К тому же, боюсь, глупцы всё равно не поймут это, но лишь оклевещут нашу школу дхармы на сотню кальп и тысячи жизней прервут природу семян Будды.
О, глубокомудрые! У меня есть "Хвалебный гимн тому, что не имеет проявлений", каждый из вас должен хорошо запомнить его и где бы вы ни были дома или вне дома (т.е. монахом или мирянином), совершайте поступки, следуя ему. Если же сами не будете этому следовать, и лишь запомните мои слова, то пользы от этого не будет.
Итак, слушайте мою гатху:


Затем Наставник сказал: "Сегодня в этом монастыре Дафаньсы я поведал вам учение о внезапном просветлении. Все живые существа, что пребывают в этом мире Дхармы (дхармату), если последуют моим словам, то прозрев Учение, станут Буддой!".
В этот момент среди наместника Вэй, всех чиновников, что были с ним, последователей Дао (монахи) и мирян, слушавших проповедь учителя, не осталось того, кто бы ни испытал просветления. Все они поклонились и воскликнули: "Поразительно! Кто бы мог подумать, что Будда родился в Линьнани!".




Однажды наместник Вэй обратился к Наставнику с просьбой провести молитву перед большим вегетарианским собранием. После приёма вегетарианской пищи наместник Вэй попросил патриарха подняться на помост. Поклонившись вместе с чиновниками, монахами и простолюдинами, что присутствовали здесь, Вэй сказал:
– Я, Ваш ученик, слушал то, о чём Вы, Преподобный, говорили. Содержание этого столь глубоко, что не может быть ни постигнуто мыслью, ни выражено словами. Сейчас у меня есть немного вопросов, и надеюсь, что Вы, проявив великое милосердие, разъясните их мне.
– Если есть у вас сомнения, то спрашивайте, – ответил Наставник, – я отвечу Вам.
– То, что проповедует Преподобный – это и есть суть учения Великого Учителя Дамо? – спросил Вэй.
– Да, так и есть.
– Я слышал, что когда Бодхидхарма впервые наставлял Лянского правителя У-ди, тот спросил у него: "Я всю жизнь строю монастыри, помогая монахам, подаю милостыню и следую постному образу жизни. Каковы мои заслуги и добродетели?". Бодхидхармы ответил ему: "На самом деле нет ни заслуг, ни добродетелей". Я не понял этого принципа Бодхидхармы, прошу, растолкуйте его мне.
– "На самом деле нет ни заслуг, ни добродетелей" – без сомнения это слова Первопатриарха! Сердце У-ди было погружено в ложные представления и правильное учение было не известно ему. Строить монастыри, помогать монахам, подавать милостыню и питаться постным, – всё это зовётся стремлением к счастью, а счастье не может считаться заслугой или добродетелью. Заслуги и добродетели заключены в теле дхармы – в Дхармакае, а не в пестовании собственного счастья.
Затем наставник продолжил:
– Прозреть изначальную природу – вот заслуга, находится в равновесии со всеми живыми существами – вот добродетель. Мысль за мыслью пробегает, не имея преград, ты постоянно видишь изначальную природу и воистину можешь использовать утончённое, – вот это и зовётся заслугами и добродетелями. "Когда внутри вас сердце пребывает в пустоте – вот это заслуга. Когда внешние поступки сообразуются с ритуалом – вот это добродетель. Когда само-природа утверждает себя в мириадах дхарм – вот это заслуга, когда основа сердца отринет всякие мысли – вот это добродетель. Не оторваться от само-природы – это заслуга, использовать весь мир, не загрязняясь им – вот это добродетель. Если стремитесь найти заслуги и добродетели в этом мире Дхармакаи, следуйте тому, что я сказал, и лишь тогда это и будет истинными заслугами и добродетелями. Человек, что пестует заслуги и добродетели, в своём сердце не пренебрегает другими людьми, он постоянно выражает почтение к ним. Тот же, кто в сердце своём постоянно пренебрегает другими и не может отвлечься от эгоизма, у того нет заслуг. Тот, чья само-природа прибывает в пустых иллюзиях и не знает реальности, в том, конечно же, нет добродетелей. И всё это – из-за того, что он слишком ценит себя и пренебрегает всеми остальными.
О, глубокомудрые! Когда между мыслями нет даже промежутка – вот истинная заслуга, когда сердце пребывает в равновесии – вот это и есть истинная добродетель. Пестовать свою внутреннюю природу – вот заслуга, пестовать собственное тело – вот добродетель.
О, глубокомудрые! Заслуги и добродетели можно увидеть лишь изнутри собственной изначальной природы, и их нельзя достичь ни подачей милостыни, ни молитвами – вот в чём заключено различие между "счастьем и добродетелью" и "заслугами и добродетелями". Правитель У-ди не знал истинный принцип, и нет никакой ошибки в том, что сказал Первопатриарх.
Наместник Вэй спросил вновь:
– Я, Ваш ученик, часто вижу как монахи и миряне повторяют имя Будды Амитабхи, надеясь возродиться в Западной земле. Пожалуйста, Преподобный, скажите, можно ли возродиться вновь? Надеюсь, вы разрешите мои сомнения!
– Слушайте меня внимательно, господин Наместник, – произнёс Наставник, – и я, Хуэйнэн, объясню Вам! Судя по тому, что сказано в сутре, записанной со слов Шакьямуни о том, как достичь Западной земли, абсолютно ясно, что Западная земля находится недалеко отсюда. Если выразить это расстояние в ли, то получится 108000 ли (ок. 54 тыс. км.) , и лишь из-за того что в нас пребывают десять зол и восемь грехов, мы говорим, что она находится далеко. Тот, кто говорит, что она находится далеко – это человек неглубоких корней, тот же, кто говорит, что она близка – это человек великой мудрости. Люди бывают двух типов, но в Дхарме не бывает двух челнов которые переправят человека на другой берег ради его спасения. Существует разница между людьми заблуждающимися и способными к просветлению, а проявляется она в то, быстро или медленно приходят эти люди к просветлению. Заблуждающийся человек, повторяя имя Будды, просит его о возрождении в том краю, а просветлённый человек сам очищает своё сердце. Как раз об этом говорил Будда: "Вместе с очищением вашего сердца, очищается и Земля Будды".
И пускай Вы родились в Восточных землях, но если Вы чисты сердцем, то значит нет на Вас греха. Но если бы Вы родились в Западной земле и при этом были бы не чисты сердцем, то это само по себе не освободило бы Вас от грехов. Когда люди в Восточных землях совершают грехи, они повторяют имя Будды Амитабхи, прося его о возрождении в Западной земле. Но если грехи совершат люди Западной земли, то о возрождении в какой земли им молится? Обычные люди и глупцы не понимают собственной природы и не знают, что Чистая земля находится внутри них самих, а стремятся возродиться кто в Восточной, кто в Западной земле. Но для просветлённого человека – кругом едино. Именно поэтому Будда сказал: "В каком бы месте вы не оказались, везде вам будет извечно спокойно и радостно".
Господин наместник, если не останется в Вашем сердце такого места, где не было бы добра, то для Вас Западная земля окажется недалеко. Но для того, кто не добр сердцем, будет крайне трудно в молитве уговорить Будду и возродится в Западной земле. А поэтому сегодня, глубокомудрые, я призываю вас прежде всего истребить десять зол – и тогда вы сможете преодолеть сто тысяч ли. Затем истребите восемь грехов – и это позволит вам преодолеть оставшиеся восемь тысяч ли. Если в каждой мысли вы будете прозревать изначальную природу, постоянно пребывать в равновесии и стоять на прямом Пути, то достичь Чистой земли будет столь же легко, как указать на неё пальцем, и вы без труда узреете Будду Амитабху.
Господин наместник, если вы только будете следовать "десяти добродетельным заветам", стоит ли ещё желать возродиться в Западной земле? Но если же Вы не искорените в своём сердце десять зол, то какой же Будда пригласит Вас к себе?
Если Вы поймёте учение школы внезапного просветления о прекращении перерождений, то в то же мгновение узреете Западную Землю. С другой стороны, для непросветлённого, хотя он молит о перерождении, повторяя имя Будды, дорога по-прежнему остаётся весьма далёкой – как же ему достичь этого?
Теперь я, Хуэйнэн, покажу всем присутствующим здесь в этот самый момент Западную землю. Желаете ли вы этого?".
Все присутствующие поклонились и сказали: "Если бы мы действительно могли увидеть это место, то стоило бы нам столь сильно желать возродиться там? Просим Вас, Преподобный, проявите милосердие, покажите нам прямо сейчас Западную землю!".
Наставник сказал: "Господа! Тело и чувства человека – это город; глаза, уши, нос и язык – это его врата.
Снаружи стоят пять врат, внутри же существуют ещё и врата мысли. Сердце – это земля (основа), внутренняя природа – владыка этого города. Правитель восседает на сердце-основе. Когда внутренняя природа пребывает в постоянном прозрении, то существует и правитель, лишь только прозрение внутренней природы исчезает, то уходит и правитель. Когда внутренняя природа находится в теле, то сохраняется и сердце, если внутренняя природа уходит из тела, то и сердце портится. Будда создаётся в нашей внутренней природе, а не внешними молитвами нашего тела.
Тот, чья внутренняя природа полна заблуждений – тот обычное живое существо, тот же кто достиг чувствования внутренней природы – тот и Будда. Тот, кто преисполнен милосердия – тот и бодисаттва Гуанинь. Тот, кто любит подавать милостыню – тот и бодисаттва Махастхама. Тот, кто способен очиститься – тот и Шакьямуни. Тот, кто пребывает в равновесии и прямоте – тот и Амитабха. Идея собственного я делает человека подобным горе Меру, неправедное сердце подобно водам океана существования, незнание-клеша – бурным волнам в этом океане, жестокость и коварство – злым драконам, пустые иллюзии – злым духам, пыль мира (сяо лао) – болотным черепахам, алчность и гнев – это подземный ад, а незнание (глупость) – это лишь животный инстинкт.
О, глубокомудрые! Если вы сможете постоянно следовать десяти добродетельным поступкам, тотчас достигнете небесного престола. Когда вы избавитесь от идеи собственного "Я", то падёт и гора Меру. Развейте неправедность в сердце – высохнут воды океана, избавитесь от пут незнания-клеша – исчезнут и бурные волны. Забудете о жестокости и коварстве – и издохнут злые драконы. И когда вы в своём сердце-основе ощутите природу Татхагаты, то тотчас начнёт испускаться великий свет. Снаружи он озарит шесть врат и очистит их, в результате чего разобьются все шесть Небес желаний. Внутри этот свет озарит само-природу, уничтожит три зла, и в один момент устранит все грехи, что ведут нас в ад. И когда и снаружи и внутри всё будет озарено, то мы ничем не будет отличаться от того, кто родился в Западной земле. Но если же не следовать тому, что я сказал, то как же ещё можно попасть в Западную землю?".
Услышав эти слова, все слушающие в тот же момент прозрели собственную внутреннюю природу, поклонились Патриарху и воскликнули в один голос: "О, сколь это чудесно!". А затем они пропели один из буддийских гимнов:
"Пускай все живые существа в мире, что слышали эти слова, в тот же момент получат просветление и освобождение!".
Патриарх вновь сказал: "О, глубокомудрые! Тот, кто хочет пестовать праведное поведение, может делать это и в миру, и нет никакой необходимости обязательно удаляться в монастырь. Если вы пестуете праведное поведение в миру, то становитесь подобны человеку из Восточной земли, чьё сердце наполнено добротой. Если же вы не пестуете это даже в монастыре, то уподобляетесь человеку, что пребывает в Западной земле, но при этом сердце его наполнено злом. Очищенное сердце и есть внутренняя природа того, кто пребывает в Западной земле". Наместник Вэй спросил вновь: "Как же нам, пребывая в миру, совершенствовать себя? Прошу, наставьте нас в этом!".
Патриарх ответил: "Для этого, мои слушатели, я дам вам "Гимн тому, что не имеет формы". Если вы сумеете следовать тому, что говориться в нём, то ничем не будете отличаться от тех людей, что пребывают со мной постоянно. Если же вы не будете следовать этому, то какая будет польза оттого, что вы острижёте себе волосы и покинете дом, став монахом?
Гимн глосит:


Затем Патриарх добавил: "О, глубокомудрые! Все вы должны совершенствовать себя, опираясь на гимн, что только что услышали, вглядываться в собственную природу и непосредственно становиться на Путь Будды! Дхарма не ждёт никого! Вы же все можете разойтись – я возвращаюсь в Цаоси. Если у кого-то ещё появятся вопросы, вы можете придти ко мне в Цаоси и задать их". В этот момент наместник Вэй с чиновниками, добродетельные мужи и честные дамы, что присутствовали на проповеди, – все достигли просветления. Они искренно уверовали в это учение и решили следовать ему.




Обращаясь к пастве Учитель сказал: "О, глубокомудрые! Моя буддийская школа считает своей основой созерцание и мудрость. Все вы не должны впадать в заблуждение, восклицая: "Созерцание и мудрость – это разные вещи". Созерцание и мудрость едины, а не двойственны. Созерцание – это основа мудрости, а мудрость – это функция созерцания.
О люди, изучающие Путь! Не говорите: "Сначала – созерцание, которое порождает мудрость" или "Сначала – мудрость, которая порождает созерцание!", разделяя их. Придерживаться такого взгляда равносильно тому, что утверждать, будто Дхарма имеет два проявления. И хотя из ваших уст выходят добродетельные слова, в душе вашей далеко не столь добродетельно. И хотя в воздухе носятся слова о созерцании и мудрости, созерцание и мудрость оказываются всё же не равны друг другу.
Если же и в душе и в устах пребывает добродетель, то внешнее и внутреннее становятся единым, а созерцание и мудрость оказываются равны друг другу. Достижение этого заключено в самопробуждении и самовоспитании, а не в словесных баталиях. Если же такие баталии следуют одна за другой, то это равносильно тому, как вводить других людей в заблуждение. Постоянные победы и поражения в таких диспутах ведут лишь к росту "собственной дхармы", и поэтому вам ни в коем случае не стоит отрываться от "четырёх проявлений".
О, глубокомудрые! Чему подобны созерцание и мудрость? Подобны они свету и светильнику. Если есть светильник, то существует и свет, без светильника же наступает тьма. Светильник – это основа для света, а свет – это использование светильника. И хотя по своим названиям они различны, в своей основе они едины. Вот такова Дхарма созерцания и мудрости".
Обращаясь к пастве, Учитель произнёс: "О, глубокомудрые! Единое самадхи заключается в том, что бы в не зависимости от того, где ты находишься, идёшь ли или стоишь, сидишь или лежишь, постоянно пестуй в себе праведное сердце. "Сутра Чистого имени" говорит: "Праведное сердце – это ваша молельня. Праведное сердце – это и есть Чистая земля". Нельзя, чтобы душа и поступки были льстивы, – всё необходимо говорить напрямую. Рассуждают о самадхи и при этом не следуют праведному сердцу!
Практикующие самадхи прямо говорят: "Сиди в постоянстве, не двигаясь; не возбуждай сердце иллюзиями – это и есть самадхи". Те, кто даёт такие разъяснения, подобны бесчувственному камню, а это и есть проявление препятствия в постижении Пути.
О, глубокомудрые! Путь растекается повсеместно! Но что может стать препятствием к этому? Если сердце не мешает проявлениям дхарм, то Путь в этом случае распространяется повсеместно. Если же сердце препятствует проявлению дхарм, то это зовётся "связыванием самого себя". И если даже говорят, что самадхи это "сидеть в постоянстве, не двигаясь", то и это верно, надо лишь уподобиться Сариртре, что сидел в молчаливом созерцании в лесу и был обруган Викмалокирти.
О, глубокомудрые! Ещё встречаются люди, обучающие через сидячее созерцание, обращаться к сердцу, прозревать покой, не двигаясь и не вставая, и через это достигать мастерства. Заблудшие люди – они не знают, что чем больше придерживаются этого, тем более безумными становятся. Увы, таковых людей – очень и очень много. А подобные люди наставляют друг друга. Посему знайте – это величайшая ошибка!"
Обращаясь к пастве, Учитель сказал: "О, глубокомудрые! Изначально в истинном учении не было разделения на "внезапное" и "постепенное", просто в самой природе человека заложено разделение на разумное и тупое. Глупые люди совершенствуются в "постепенном", а разумные сближаются с "внезапным". Если ты познал собственное сердце, если ты узрел собственную природу, то для тебя не существует таких различий. Поэтому настаивать на "внезапном" или "постепенном" – это лишь придерживаться пустых названий суетного мира.
О, глубокомудрые! Наша школа с самого своего возникновения сделала своим первейшим моментом пребывание вне мыслей, основным – отсутствие проявлений, главным – отсутствие обители. Отсутствие проявлений заключено в том, чтобы пребывая в проявлениях, отринуть эти проявления. Пребывание вне мыслей означает, что, обладая мыслями, мы не пребываем в них. Отсутствие обители – это и есть изначальная природа человека. Всё что есть в мире: добро и зло, хорошее и дурное, – всё сводится к вражде и благодеянию. Словесные упрёки и уколы, обман и вражду надо рассматривать как пустые иллюзии, не помышляя ни о воздаянии, ни о каре.
В своих думах не стремись к грядущему миру. Если мысли о грядущем, прошедшем и настоящем беспрерывно продолжают друг друга, то зовётся это "опутыванием". Если же во всех дхармах ты пребываешь вне мыслей, то не существует и опутывания ими. Вот почему "отсутствие обители" (досл. "отсутствие пребывания") мы считаем главным.
О, глубокомудрые! Когда снаружи отринешь все проявления, то зовётся это "отсутствием проявлений". Тот, кто способен отринуть все проявления, обретает чистоту и незамутнённость основного в Дхарме. А поэтому мы и считаем "отсутствие проявлений" основным. О, глубокомудрые! Если, пребывая в миру (вишая), наше сердце остаётся незагрязнённым, то мы говорим об "отсутствии мыслей". Стоит лишь перестать думать о мириадах вещей, то мысли тотчас прекратятся. Мысли прерываются и умирают. Это – величайшая ошибка. Люди, изучающие Путь – задумайтесь над этим! Если вы не знаете сути Дхармы, то такие ошибки особенно возможны, да к тому же вы ещё вовлекаете в них и других людей. Мы не видим собственных заблуждений, а ещё черним буддийские писания. А поэтому наша школа считает "отсутствие мыслей" наипервейшим моментом. О, глубокомудрые! Почему же мы считаем "отсутствие мыслей" наипервейшим?
О, глубокомудрые! "Отсутствие" – это отсутствие чего? "Думанье" – что это за явление? "Отсутствие" – это отсутствие двойственности проявлений, отсутствие мирских страстей в сердце. Думанье – это самоприрода истинно сущего (бхутататхата). Истинно сущее – это основа думанья, а думанье – это использование истинно сущего. Именно истинно сущее и самоприрода могут породить думанье, а отнюдь не глаза, уши, нос и язык.
Истинно сущее содержит в себе изначальную природу и поэтому порождает думанье. Когда же истинно сущее подобно отсутствию, то глаза, уши, всё материальное и звук тотчас разрушаются.
О, глубокомудрые! Когда именно самоприрода Истинно сущего порождает думанье, то пускай шесть индрий и включают в себя зрение, слух, ощущения и знание, но всё же в этом случае наша мысль не сможет загрязнить мириады миров, а истинная природа будет неизменно пребывать в самой себе. Поэтому сутра говорит: "Тот, кто искушён в различении всех проявлений дхарм, тот постигнет первейший смысл этого и останется недвижимым".




Обратясь к пастве, Учитель сказал: "С самого начала в нашей школе внезапного озарения сидение в медитации (цзо чань) отнюдь не заключалось лишь в созерцании собственного сердца. Не заключалось оно и в созерцании чистоты или в недвижимом сидении. Если же говорить о созерцании собственного сердца, то сердце изначально – суетно. Познание сердца подобно познанию иллюзий, а поэтому лучше не созерцать ничего. Если говорить о созерцании чистоты, то изначальная природа человека в своей основе чиста, лишь суетные мысли покрывают всё истинно сущее. Однако вне суетных мыслей изначальная природа сама очищается. Если же возбудив сердце, созерцать чистоту, то наоборот – лишь породишь иллюзию чистоты. У иллюзии нет постоянного места – ведь одно созерцание уже есть иллюзия. Изначально чистота не имела ни форм, ни проявлений, но сейчас возникли внешние и иллюзорные проявления чистоты. На словах это называют мастерством. Те, кто придерживаются таких взглядов, лишь препятствуют самопроявлениям своей изначальной природы и, наоборот, лишь запутываются в этой чистоте.
О, глубокомудрые! Говоря о пестовании созерцания в недвижимости, то если взирать на самих людей и не глядеть на то, истины они или ложны, добры или злы, на удачи и беды этих людей, то уже одно это и есть воспитание недвижимости собственной природы.
О, глубокомудрые! Заблуждающиеся люди, хотя и могут быть недвижимы собственным телом, но лишь откроют рот, то тотчас принимаются говорить о других людях – истинны они или ложны, хороши или плохи, добры или дурны, а всё это противоречит Пути. И если именно таким образом созерцать сердце и созерцать чистоту, то всё это будет лишь препятствовать истинному Пути".
Обратясь к пастве, Учитель сказал: "О, глубокомудрые! Что мы называем "сидением в созерцании"? Наша школа считает, что внутри к этому нет ни препятствий, ни преград, вовне же всё добро и зло, что царит в суетном мире, не возбуждает ни сердца, ни мыслей. Это и зовётся "сидением". Когда, взирая во внутрь, достигаешь недвижимости самоприроды, то зовём это "созерцанием-чань".
О, глубокомудрые! Что же мы называем "созерцанием-дхианой и концентрацией мыслей-самадхи"? Когда снаружи мы сумели отринуть все проявления-лакшаны, то это и есть созерцание-дхиана, а когда внутри нет хаоса, то это и есть концентрация-самадхи. Когда снаружи теснятся внешние проявления, то сердце может придти в хаос, если же снаружи ты сумел избавиться от всех проявлений, то и хаос покидает сердце. Изначальная природа изначально само-чиста и естественным образом пребывает в самадхи, но она приходит в хаос в тот момент, когда мы взираем на внешний мир и размышляем над ним. А вот если у взирающего на внешний мир сердце не приходит в хаос, то это и есть истинное самадхи.
О, глубокомудрые! Когда снаружи сумеешь отринуть все проявления – это и станет созерцанием-дхианой, а когда внутри тебя не станет хаоса, то это и будет самадхи. Снаружи царит созерцание, внутри господствует самадхи – вот это и есть "самадхи-дхиана". Сутра о заповедях бодисаттвы говорит: "Моя изначальная природа с самого начала находилась в естественной чистоте и незамутнённости".
О, глубокомудрые! В своём потоке мыслей, в самосозерцании возвращайтесь к чистоте и незамутнённости своей изначальной природы. Пестуйте себя, сами свершайте деяния и тогда естественным образом обретёте Путь Будды" .
О, глубокомудрые! Ныне я поведал вам всё о "Четырёх великих обетах", сейчас же передам глубокомудрым "Заветы об обретении трёх убежищ, что не имеют формы". О, глубокомудрые! Найти прибежище в просветлении – это то, что ценят те, кто ходит на двух ногах. Найти прибежище в истине – это то, что ценят те, кто свободен от желаний. Найти прибежище в чистоте – это то, что ценят живые существа. Начиная с сегодняшнего дня, называйте просветление своим Учителем, и тогда никогда более не обрящете убежища на пути внешнем, ложном и полном злых духов-гуй!




Однажды Великий учитель увидел, что к нему в горы пришла группа служилых и простолюдинов из области Шаочжоу, что в провинции Гуанчжоу, из многих других областей, чтобы послушать его наставления в Дхарме. Тогда, поднявшись на помост, он обратился к собравшимся:
"Подходите! О, глубокомудрые! Явление это – путь достижения состояния Будды, но можно прозреть, лишь пробудив собственную природу. Во все времена в своих мыслях монахи сами очищали своё сердце, сами пестовали свои деяния, взирали на собственное космическое тело – дхармакаю, созерцали собственное сердце Будды, сами отрекались от мирской жизни и сами принимали на себя заповеди – и лишь тогда они могли достичь этого состояния, не боясь обмануться. Вы пришли сюда издалека, объединённые желанием познать это, собранные здесь единым предопределением. Теперь же пускай каждый из вас сядет! Сначала, я передам вам учение о "пяти частях ароматов дхармакаи самоприроды", затем же научу вас "покаянию без проявлений".
Все слушающие опустились на землю. Учитель сказал: "Первый из пяти – это аромат заповедей. Это означает, что в твоём сердце не должно быть лжи, зла, зависти, алчности и гнева, не грабь и не причиняй вреда. Всё это и называется "ароматом заповедей". Второй – это аромат самадхи, он заключается в том, что ни добро ни зло, ни внешний мир, ни его проявления не должны приводить в хаос ваше сердце. Вот это и называется "ароматом самадхи". Третий – это аромат мудрости-праджни. Он заключается в том, что в твоём сердце нет никаких преград, ты постоянно со всей полнотой мудрости всматриваешься в собственную природу, не творя никакого зла. И хотя ты вершишь добрые дела для всей массы живых существ, в своём сердце ты не должен актуализировать это. Уважай предков, думай о последователях, относись [к богатым] с сочувствием и помогай бедным. Вот это и есть "аромат мудрости". Четвёртый – это аромат освобождения от пут всего мирского. Он заключается в том, что твоему сердцу негде найти опору в отдельных проявлениях дхарм, ты не думаешь ни о добрых, ни о злых делах и сам пребываешь в отсутствии преград. Вот это и называется "аромат освобождения". Пятый – это аромат познания и созерцания состояния освобождения. Он заключается в том, что твоему сердцу уже не за что цепляться ни в добре ни во зле, но ты и не можешь, погрузившись в пустоту, хранить одиночество, поэтому ты должен предаться учению и много слушать, постигая суть собственного сердца. Достигший буддийского принципа, единится с его сиянием и роднится с вещами, здесь нет ни меня ни другого, и тогда ты непосредственно достигаешь состояния бодисаттвы и неизменчивости собственной природы. Вот это и зовётся "ароматом познания и созерцания состояния освобождения". О, глубокомудрые, каждый из этих ароматов источается изнутри природой человека, и не ищите их снаружи.
Теперь настала пора преподать вам "покаяние вне проявлений". Как только вы сумеете уничтожить прегрешения всех трёх миров, в тот же момент достигните чистоты и незамутнённости трёх карм. О, глубокомудрые! Пусть каждый из вас вслед за мной повторит следующие слова:


О, глубокомудрые! Всё, что я только что вам поведал, и есть "покаяние вне проявлений". Что мы называем "раскаянием"? А что называем "покаянием"? Раскаянием мы зовём раскаяние в своих прежних ошибках. И с этого момент мы окончательно раскаиваемся во всех недобрых делах, в таких прегрешениях как заблуждения, гордыня и зависть, дабы никогда не повторять их впредь. Только это и есть истинное раскаяние. Покаянием мы считаем покаяние и обещание не повторять в последующем всех ошибок, и с этого момента прозреваем сущность всех недобрых дел, таких прегрешений, как заблуждение, гордыня, зависть тем самым навсегда кладём им конец, дабы никогда больше не свершать их. Вот только это и зовётся покаянием.
Поэтому всё вместе это зовётся "покаянием и обещанием больше не свершать этого впредь".
Все впавшие в заблуждение способны лишь раскаиваться в своих предыдущих прегрешениях, но не могут больше не свершать это впредь. Если нет покаяния c обещанием не повторять ошибок вновь, и если предыдущие грехи не уничтожены, то прегрешения родятся вновь. Коли предыдущие грехи не устранены, то прегрешения вернутся вновь. Так не это ли можно назвать "покаянием с обещанием больше не повторять прегрешений"?
О, глубокомудрые! Я целиком передал вам смысл покаяния. Теперь же я раскрою глубокомудрым смысл "четырёх великих обетов". Пусть каждый из вас внимательно слушает это, раскрыв своё сердце!


О, глубокомудрые! Разве не каждый говорит: "Мы даём обет спасать бесчисленное множество живых существ"? Говоря так, значит ли это, что не я, Хуэйнэн, должен спасти их, но они должны обрести спасение сами? О, глубокомудрые! Те живые существа, что живут в нашем сердце – это те живые существа, что созданы тем, что называем сердцем, полным ложных взглядов и заблуждений, сердцем переполненным иллюзиями, сердцем, в котором нет добра, сердцем, обуреваемым завистью, сердцем, переполненным ядами и скверной. Каждый из людей должен спасать себя сам, опираясь на свою внутреннюю природу – только это и зовётся истинным спасением.
Что же мы называем "спасением себе через свою внутреннюю природу"? Это спасение через праведные взгляды живых существ, что живут в нашем сердце и пребывают в путах ложных взглядов, заблуждений, страстей и незнания. Обладая такими праведными взглядами и при помощи мудрости-праджни мы можем разбить оковы незнания и иллюзий живых существ, и каждое из них спасётся само. Каждый, приходящий к нам, в ком живут ложные взгляды, может быть спасён через праведность, а заблудший – через пробуждение. Тот, кто пребывает в незнании, будет спасён мудростью, а злой – добром. Именно такое спасение мы и называем истинным спасением.
И вновь повторите за мной: "Мы даём обет разбить бесчисленные путы заблуждений и страданий". Это значит, что мудростью-праджней мы устраняем все пустые иллюзии, что живут в наших мыслях и в нашем сердце.
И вновь повторите за мной: "Мы даём обет изучать бесчисленную в своих проявлениях школу Дхармы". Необходимо самим прозреть нашу внутреннюю природу, постоянно следовать праведному учению – только это и будет называться "изучением воистину".
И вновь повторите за мной: "Мы даём обет достичь неизмеримо высокого Пути Будды". Это значит что смирив сердце, мы можем следовать истинной праведности, отринуть как заблуждения, так и мысли о просветлении, и лишь постоянно порождать в себе мудрость-праджню. Избавиться от мыслей об истинном, избавиться от мыслей об иллюзорном – только так можно прозреть природу Будды. Именно это мы имеем в виду, говоря о "достижении Пути Будды". Надо постоянно думать об этом и следовать этому. Это и есть Дхарма силы обетов .
О, глубокомудрые! Сегодня я полностью раскрыл вам смысл "четырёх великих обетов", теперь же настала пора преподать вам, глубокомудрые, "обет трёх опор (прибежищ), что не имеют внешних проявлений" .
О, глубокомудрые! Мы находим опору в просветлении, поскольку оно объединяет собой два начала заслуги-пунья и мудрость-праджню.
Мы находим опору в праведности, поскольку это позволяет нам избавиться от желаний.
Мы находим опору в чистоте, поскольку это сердцевина того, что есть в живых существах.
А поэтому, начиная с сегодняшнего дня, сделайте своим учителем просветление, дабы более никогда не возвращаться ко внешнему пути ереси и демонов-мара!
Во всём этом мы должны постоянно сами выверять себя, обращаясь к внутренней природе и трём драгоценностям. И именно здесь, глубокомудрые, во внутренней природе и трёх драгоценностях вы и должны искать себе опору. Будда – и есть просветление. Дхарма – и есть праведность. Сангха – и есть чистота.
Своим сердцем обретите опору в просветлении, дабы ложные взгляды и заблуждения не родились в вас, уменьшайте желания и познайте меру, сумейте избавиться от стяжательства и похоти. Всё это и зовётся "двумя мерами пунья и праджня".
Своим сердцем обретите опору в праведности, и тогда всегда вы будете свободны от ложных взглядов. А будучи свободны от ложных взглядов, вы никогда не станете эгоистичны, высокомерны или алчны. И зовётся это "избавлением от желаний".
Своим сердцем обретите опору в чистоте. И пускай множество мирских страстей царит в мире желаний, но при этом наша внутренняя природа абсолютна не затронута загрязнением. Вот это и зовётся "сердцевиной живых существ".
И если вы сумеете следовать этому в ваших делах, то это и будет значить, что вы обрели опору внутри себя.
Обычный человек, даже не может понять смысл "обета трёх опор", хотя с утра до ночи и стремится к этому. И пускай он говорит, что находит себе опору в Будде, но разве он знает, где Будда находится? Если ты не узрел Будды, то как же ты можешь обрести в нём опору? Говорить так – лишь творить ложь.
О, глубокомудрые! Пускай каждый из вас узреет и проверит это! Не используйте сердце попусту! В сутре ясно говорится: "Возвращаясь к себе, обретём опору в Будде", но отнюдь не сказано "возвращаясь, обретаем опору в других Буддах". И если мы не обретём Будду внутри себя, то не будет никакого другого места, где можно было бы найти Будду.
Теперь же, когда нам стал ясен смысл этого, каждый из вас должен обрести внутри своего сердца "три драгоценности". Внутри мы должны привести в гармонию сердце и внутреннюю природу, снаружи – быть уважительными к другим людям. Это и есть – обрести опору внутри себя.
О, глубокомудрые! Теперь же пускай каждый из вас внимательно слушает меня. Я расскажу вам о "Трёх телах самоприроды Будды, что пребывают в единстве", дабы вы смогли узреть эти три тела и ясно прозрели бы собственную природу. Пусть все повторяют за мной:
Нашим физическим телом, Рупакаей, мы находим опору в абсолютно чистом теле Закона Будды (Дхармакая).
Нашим физическим телом мы находим опору в абсолютно самодостаточном Теле блаженства Будды (Самбхогакая).
Нашим физическим телом мы находим опору в преображённом (приобретённом) Теле Будды мириад изменений (Нирманакая).
О, глубокомудрые. Наше физическое тело – лишь временный постоялый двор, и мы не можем быть уверены, что вернёмся туда. Но все люди, что существуют в этом мире, внутри своей природы содержат Три тела Будды. Однако сердца обычных людей пребывают в заблуждениях, и люди эти не способны прозреть собственную внутреннюю природу. Они ищут три тела Воистину пришедшего (Татхагаты) снаружи и не видят, что в их теле уже есть Три тела Будды.
Слушайте меня! Сегодня я покажу вам, что если мы прозреем собственную внутреннюю природу, то обнаружим в нашем собственном теле все Три тела Будды. Эти Три тела Будды рождаются из нашей изначальной природы, а отнюдь не приходят откуда-то снаружи. Что мы называем "чистой Дхармакаей (Телом Закона Будды)"? Изначальная природа всех людей, что живут в этом мире, абсолютна чиста, и именно из само-природы рождаются мириады дхарм. Размышления о дурных делах порождают дурные поступки. Размышления о добрых делах порождают добродетельные поступки. Таким образом, все дхармы, что пребывают в нашей изначальной природе, извечно чисты как Небо, извечно ясны как луна. Будучи закрытыми облаками, они станут светлыми наверху и тёмными внизу. Но стоит лишь подуть внезапному порыву ветра и разогнать облака, то свет распространится и вверх и вниз и проступят мириады форм. Извечное замутнение и непостоянство природы людей, живущих в этом мире, может быть уподоблено облакам в небе.
О, глубокомудрые! Сокровенное знание подобно солнцу, трансцендентная мудрость-праджня подобна луне. Знание и мудрость извечно светлы. Во внешнем мире своими размышлениями мы будто облаками закрываем собственную изначальную природу, и от неё уже не исходит свет. Но если нам встретится добрый и искушённый в знаниях наставник, от которого мы услышим об истинной Дхарме, то все замутнения и иллюзии тотчас устранятся сами, и снаружи и изнутри всё станет освещено, и таким образом проступят мириады дхарм, что пребывают в нашей внутренней природе. Именно к этому приходит человек, что прозрел свою изначальную природу. Это и зовётся "Чистой Дхармакаей".
О, глубокомудрые! Найти своим сердцем опору в нашей собственной природе равносильно тому, что обрести прибежище в истинном Будде. Тот, кто обретает такое прибежище, должен искоренить из собственной природы недоброту сердца, его завистливость и нечестность, эгоизм, лживость, пренебрежение к другим людям, снобизм, ложные взгляды, заносчивость, а также никогда не совершать недобродетельных поступков. Обретать прибежище внутри себя означает постоянно прозревать свою внутреннюю природу и преодолевать собственные ошибки, а не рассуждать о том, плохи или хороши другие люди.
Тот, кто всегда уважителен и кроток, тот и достигнет прозрения внутренней природы и не встретит препятствий на своём пути. Это и будет обретением опоры внутри себя.
Что мы называем "Абсолютно самодостаточной Самбхогакаей"? Возьмём к примеру светильник, что может разогнать тысячелетнюю тьму. Точно также и мудрость может уничтожить тысячелетние заблуждения. Не стоит нам размышлять о прошлом – оно ушло и его уж более нельзя вернуть. То, о чём мы должны размышлять – это будущее. Мысли наши ксана за ксаной (т.е. в любой момент) должны быть абсолютно самодостаточными и пресветлыми, и тогда мы сами узреем собственную изначальную природу. Хотя добро и зло противоположны друг другу, изначальная природа недвойственна. Недвойственность изначальной природы зовётся сутью изначальной природы. Суть изначальной природы не может быть загрязнена ни добром, ни злом. Это и есть "Абсолютно самодостаточная Самбхогакая".
Лишь одной злой мыслью, что поднимается из нашей внутренней природы, мы можем уничтожить все добродетели, накопленные за мириады предыдущих кальп. И лишь одной доброй мыслью, что рождается из нашей внутренней природы, мы можем устранить все наши грехи, если их количество подобно песчинкам реки Ганг. Непосредственно достичь невероятно высокого Бодхи, от ксаны к ксане прозревать себя, не утратив изначальную мысль о сути просветления – это и зовётся "Самбхогакаей".
Что мы называем мириадами изменений Преображённого Тела Нирманакаи? Если мы не думаем о мириадах дхарм, то природа наша будет изначально пуста. Но лишь одна мысль способна породить множество размышлений, и называем мы это "изменениями". Когда мы размышляем о недобрых поступках, то в метаморфозах перед нами разверзается ад, когда же мы размышляем о добрых делах, то в метаморфозах перед нами раскрываются врата Небесной обители. Драконы и змеи – это метаморфозы ядовитого зла. Бодисаттвы – это метаморфозы сострадания. Мудрость трансформирует нас в Верхний мир, заблуждения обращают нас к миру Нижнему. Поистине неисчислимы метаморфозы нашей внутренней природы! Но заблудший человек не способен почувствовать это и постоянно следует путём зла. Но стоит ему лишь раз обратить свою мысль к добру, то в них тотчас родится мудрость-праджня. Это мы и называем "Изменениями внутренней природы Нирманакаи".
О, глубокомудрые! Тело закона (Дхармакая) – самодостаточно. Когда в любой момент времени мы сами прозреваем свою внутреннюю природу – это и будет Самбхогакаей или телом Блаженства. Когда мы обретаем способность в любой момент следовать метаморфозам, – то это и будет Нирманакаей или Телом изменений.
Самому получить пробуждение, пестовать самого себя, прозревать свою внутреннюю природу, накапливая заслуги и добродетели, – всё это и будет истинным обретением прибежища.
Наша плоть – это материальное тело (Рупакая), материальное тело – лишь постоялый двор, и не верьте, что в нём можно обрести прибежище. Но если мы осознаем Трикаю – Три тела Будды в нашей внутренней природе, то мы тотчас познаем, что наша внутренняя природа и есть Будда. Я знаю "Гатху вне проявлений" и если вы будете повторять её, то с этими словами в один момент устраняться все заблуждения и грехи, накопленные в предыдущие кальпы.
Гатха гласит:


Затем Наставник добавил:
"О, глубокомудрые! Каждый из вас должен повторять эту гатху и следовать ей в своих поступках. Повторяя её слова, вы прозреете собственную природу. И даже если я отправлюсь за тысячу ли, вы будете пребывать бок о бок со мной. Но если, повторяя эти слова, вы не достигните пробуждения, то даже если мы и будем находиться лицом к лицу, это будет равносильно тому, если бы мы были за тысячу ли друг от друга. Так стоит ли ходить за этим так далеко? Берегите себя. Теперь вы можете разойтись"
Среди всей паствы, что слушала эти наставления, не было того, кто не получил бы пробуждения. В превеликой радости все поклонились и разошлись.




Когда Патриарх вернулся из Хуанмэй от Пятого патриарха Хунжэня, где получил учение о Дхарме, в деревушку Цаоси, что в области Шаочжоу, никто ещё не знал его. В ту пору нашёлся лишь один конфуцианец по имени Лю Чжилюй, который оказал ему радушный приём и приютил его. У Лю Чжилюя была тётка по имени Учицзан – "Бесконечное хранилище", которая являлась бхиккуни и постоянное повторяла наизусть "Маха-паринирвану-сутру". Наставник же, послушав эту сутру лишь в течение короткого времени, тотчас уловил её утончённый смысл и стал объяснять его. Монашенка же, взяла книгу, и попросила Наставника объяснить смысл некоторых иероглифов.
– Я – неграмотный, – сказал Наставник, – а вот о смысле сутры, пожалуйста, спрашивайте.
– Так как же Вы можете уловить смысл текста, не зная ни одного иероглифа? – удивилась монашенка.
– Утончённый принцип, что проповедовал Будда, никак не связан с писаными иероглифами, – ответил Наставник.
Монашенка была несказанно поражена его ответом, и после этого она рассказывала о нём с глубоким благочестием всем старикам деревни: "Это – муж, воистину обретший Дао, мы должны попросить его остаться и наставлять нас".
Однажды дальний родственник Вэйского У (т.е. правителя Цао Цао) по имени Цао Шулян и ещё несколько человек прибыли выразить почтение Наставнику. К тому времени монастырь Баолиньсы (Драгоценный лес), разрушенный войсками в конце династии Суй, превратился в руины, но на его фундаменте отстроили новую буддийскую обитель и долго упрашивали Наставника поселиться в ней, и уже вскоре она превратилась в цветущий монастырь.
Наставник провёл здесь девять лет с небольшим, но завистники вновь выследили его, и Хуэйнэн вынужден был скрыться в близлежащих горах. Преследователи подожгли траву и деревья, где он скрывался, но наставник укрылся в каменной расселине. До сих пор на этом камне, что зовётся "Камень убежища", сохранился отпечаток от колен Патриарха, когда он сидел, скрестив ноги, а также от письмен на его одеждах.
Припомнив заветы Пятого патриарха, что он должен сначала остановиться в Хуайцзи, а затем укрыться отшельником в Сыхуай, Хуэйнэн сделал эти два места своим отшельническим прибежищем.
Монах Фахай, что был родом из Шаочжоу, из деревушки Цюйцзян, во время своей первой встречи с Патриархом, спросил Хуэйнэна:
– Прошу Вас разъяснить мне смысл известного высказывания "Сердце и есть Будда".
– Когда ты не позволяешь предыдущим мыслям рождаться в тебе – это и есть сердце. Когда ты не позволяешь сгинуть последующим мыслям – это и есть Будда. Формирование всех внешних проявлений (сян) и есть сердце, отказ от всех этих внешних проявлений и есть Будда. Если бы я даже захотел дать тебе полный ответ, то мне не хватило бы и целой кальпы, что бы сделать это. А поэтому послушай мою гатху:


Фахай, услышав эти слова, испытал Великое пробуждение, и в глубокой благодарности к Наставнику, он ответил ему гатхой:


Монах Фада , что был выходцем из области Хунчжоу и принял монашество уже в семь лет, постоянно повторял в слух Лотосовую сутру. Когда он как-то пришёл выразить своё почтение Наставнику, он во время поклона головой не дотрагивался земли. Наставник спросил:
– Если во время того, как выражаешь почтение, ты не дотрагиваешься головой земли, не лучше ли вообще отказаться от всякого ритуала выражения почтения? Должна быть какая то вещь, что кроется в твоём сердце. Скажи, что ты вбираешь в себя во время твоих ежедневных занятий? – Я постоянно повторяю вслух Лотосовую сутру и уже сумел сделать это три тысячи раз! – ответил Фада. – Если бы ты повторил её десять тысяч раз и воистину постиг бы её смысл и не имел бы столько тщеславия, чтобы игнорировать других людей, то сумел бы идти по пути рядом со мной. Сейчас же то, чего ты достиг, лишь прибавило тебе тщеславия и ты даже не замечаешь своей ошибки.
Послушай мою гатху:


Затем Наставник спросил:
– Как зовут тебя?
– Фада, тоесть "Достигший Дхармы", – ответил Фада
– Хотя и зовут тебя "Достигшим Дхармы", какой же Дхармы ты достиг? – спросил Хуэйнэн. И вновь произнёс гатху:


Услышав эту гатху, Фада раскаялся в своём поступке и поблагодарив Патриарха, сказал:
– Отныне и впредь я буду неизменно приветлив со всеми. И хотя я постоянно повторял Лотосовую сутру, на самом деле я не понимал её смысла, и поэтому сердце постоянно пребывало в сомнениях. Вы же, Преподобный, обладаете неизмеримой мудростью, прошу Вас объясните мне её общий смысл.
– О, "Достигший Дхармы"! – ответил Хуэйнэн – Дхарму не сложно достичь, лишь сердца своего ты не достиг! В сутре нет ничего того, что заставляло бы нас пребывать в сомнениях, лишь сердце твоё сомневается само в себе. Что является главным, когда ты повторяешь сутру?
– Природа моя столь темна и глупа, что я раньше лишь мог повторять письмена сутры, откуда же мне знать, что в них является главным?!
– Я сам неграмотен, – сказал Хуэйнэн, – поэтому прочти разок мне эту сутру. И я объясню её тебе. Фада начал громким голосом повторять сутру, но лишь только он дошёл до главы, что называлась "Притчи", Наставник сказал:
– Остановись! Главное в этой части с самого начала было причины и следствия воплощения Будды в этом мире. И хотя притчи весьма многочисленны в этой сутре, ни одна из них не выходит за рамки этого. Итак, каковы же эти причины и следствия? Сутра говорит: "Правитель мира Будда появился в этом мире лишь для одного Великого дела". И это "одно Великое дело" – познание прозрения Будды.
Обычные люди впадают во внешние заблуждения, будучи очарованы формами и проявлениями, во внутренние заблуждения – будучи захвачены идеей о "пустоте". Если же ты сможешь, пребывая в этих проявлениях (т.е. живя в мире), оторваться от них, если сумеешь, постигая пустоту, отринуть саму идею о пустоте, – вот лишь тогда преодолеешь и внешние и внутренние заблуждения. И если прозреешь это Учение, сердце твоё раскроется лишь в одной мысли – она и будет раскрытием взора познания Будды.
Слово "Будда" означает "просветление", и оно может быть разделено на четыре части ("врата"): раскрытие живым существам учения о "взоре познания просветления", демонстрация живым существам "взора познания просветления", пробуждение у живых существ "взора познания просветления" и проникновение живых существ во "взор познания просветления".
Если слушая наставления, ты раскрываешь и демонстрируешь этот взор, то без труда сможешь и пробудить его в себе и проникнуть в него. Тогда и проявиться этот "взор познания просветления", который и есть "истинная изначальная природа". И ни в коем случае ты не должен ошибиться, интерпретируя смысл Сутры и считая, что "раскрытие, демонстрация, пробуждение и проникновение" – это взор познания, доступный лишь Будде, поскольку нет никакого различия между "Я" и "другими". Такая [неправильная] трактовка будет подобна поношению Сутры и злословию на Будду. Поскольку всякий человек и есть Будда, он уже и так обладает "взором познания". Так зачем же ему ещё и открывать взор на самого себя? И сегодня ты должен уверовать в то, что взор познания Будды – это лишь познание собственного сердца и нет никакого другого Будды вовне!
Все живые существа, введенные в заблуждение ярким сиянием собственной природы, страстно стремятся к мирской юдоли, будучи снаружи связаны обстоятельствами, а внутри разлаженны собственными заблуждениями, и охотно позволяют подхлёстывать себя мирским проявлениям. Именно поэтому владыка мира Будда, принялся за труд, восстав из своего самадхи, терпеливо проповедуя различные способы самовоспитания, увещевая отказаться от свершения множества грехов, не искать Будду снаружи, поскольку нет различия между Буддой и человеком. Именно поэтому Сутра и говорит о раскрытии взора познания Будды.
Я также призываю всех живых существ постоянно раскрывать взор познания Будды внутри собственного сердца. Однако сердца многих людей пребывают в ложных мыслях, а ведь грех творится именно из-за незнания и заблуждения. В речах они могут быть добродетельны, но сердца их погружены во зло. Они алчны, злобны, завистливы, нечестивы, льстивы и эгоистичны. Они агрессивны по отношению к другим людям и разрушительны по отношению к неодушевлённым вещам. И поэтому они раскрывают свой взор к "познанию обычных существ".
О, если бы они смогли сделать праведным своё сердце, постоянно порождать в себе мудрость, прозревать сияние собственного сердца, остановить зло и следовать добру, то тогда бы это стало раскрытием взора "познания Будды"!
И ты должен от мысли к мысли раскрывать взор познания Будды и никогда не раскрывать свой взор "познания обычных существ"! Раскрыть взор познания Будды означает преодолеть этот мир. Раскрывать взор "познания обычных существ" означает по-прежнему оставаться в этом мире. Однако если ты будешь лишь упорно повторять вслух слова Сутры и при этом станешь считать это основным своим занятием, то чем же ты отличаешься от буйвола, что гоняется за собственным хвостом?"
Фада сказал: "Если всё так, как Вы говорите, достаточно лишь понять смысл Сутры и нет нужды постоянно повторять её?"
Наставник ответил: "А какие есть ошибки в Сутре? И что мешает тебе её повторять? Ведь и заблуждение и прозрение заключено в самом человеке, и недостатки и достоинства живут в тебе самом. Если ты повторяешь Сутру устами и следуешь этому в своих поступках – это и есть "вращение Сутры". Тот же, кто лишь повторяет устами, но сам не следует этому, тот сам оказывается "вращаемым" этой Сутрой.
Послушай мою гатху:


Услышав эту гатху, Фада не сумел сдержать слёзы и, получив через эти слова Великое Пробуждение, обратившись к Патриарху, воскликнул: "Я, Фада, с самого начала не мог использовать Лотосовую Сутру, и сам оказался используем этой Сутрой". Затем он добавил: "Сутра говорит: "Все от шраваков до Бодхисаттв, даже если они станут рассуждать над этим, собрав все свои силы, не смогут постичь знания Будды". Сегодня же Вы мне позволили понять, что даже если простолюдин пробудит своё сердце, то уже это может называться взором знания Будды. Но у человека, что не обладает глубокими корнями, эта мысль может породить немалые сомнения. К тому же Сутра говорит о трёх колесницах: колесница запряжённая баранами (т.е. шраваков), запряжённая оленями (т.е. Пратьека-будд) и, наконец, запряжённая быками (т.е. Бодисаттв). В чём они отличаются от колесницы, запряжённой белыми волами? Прошу Вас, наставьте меня вновь!"
Хуэйнэн ответил: "Здесь смысл Сутры абсолютно ясен, лишь ты сам неправильно понимаешь его. Недостаток, из-за которого люди этих трёх колесниц не могут понять мудрость Будды, заключается в том, что они лишь много рассуждают о ней. И даже если в своих рассуждениях они продвинуться очень далеко, это ещё дальше уведёт их от мудрости Будды.
Будда изначально пришёл, чтобы проповедовать обычным людям, а не Буддам. Тем же, кто не мог уверовать в его Принцип, он позволял уйти из общины. И ты не знаешь, что мы уже едем в колеснице, запряжённой белыми волами, и нам нет нужды искать за нашими вратами другие три колесницы. К тому же Сутра абсолютно ясно говорит тебе: "Есть лишь Единая колесница Будды, и нет никаких других колесниц, типа второй или третьей". Бесчисленные способы, которыми Будда проповедовал нам, различные притчи и высказывания, где выводятся причинно-следственные связи, – все эти многочисленные способы используются ради достижения Единой колесницы Будды". Как ты не можешь осознать этого? Три колесницы – ложны, они были пригодны лишь в прошлом. Единая колесница – вот истина! И она предназначена для настоящего дня. Лишь научись отбрасывать ложное и возвращаться к истинному.
После того, как ты вернёшься к истинному, даже само это "истинное" не будет обладать для тебя никаким именем. Ты должен понять, что все эти богатства принадлежат лишь тебе, и только ты можешь пользоваться ими. И лишь когда ты не будешь смотреть на Будду лишь как на отца, на других людей лишь как на сыновней его, а на все эти сокровища лишь как на предмет для использования, то лишь тогда это можно будет назвать овладением Лотосовой сутрой. От кальпы к кальпе ты не выпустишь из рук эту Сутру, и от восхода до заката не будет такого момента когда бы ты ни повторял Сутру".
Прозрев, Фада запрыгал от радости и в глубоком почтении к Наставнику сложил следующую гатху:


Наставник сказал:
"Отныне ты можешь называть себя "Монах повторяющий сутры" (Няньцзин сэн)".
Благодаря этим наставлениям Фада постиг сокровенный смысл и по-прежнему не прекращал повторять вслух сутру.

Монах Чжитун был выходцем из местечка Аньфэн, что в области Шоучжоу. Вот уже более тысячи раз он прочёл "Ланкаватара-сутру", но так и не мог понять смысл "трёх тел" – трикаи и четырёх типов мудрости. Поэтому он поклонился Патриарху и попросил его объяснить смысл этого.
Хуэйнэна сказал:
"Если говорить о "трёх телах", то очищенное Тело закона (Дхармакая, Фашэн) – это и есть твоя изначальная природа. Целиком реализованное Тело (Самбхокая, Баошэн) – это и есть твоя мудрость, а пребывающее в бесконечных трансформациях Тело метаморфоз (Нирманакая, Хуашэн) – твои поступки. Но если всё это оторвано от твоей изначальной природы, то нельзя говорить о "трёх телах", поскольку это можно лишь назвать "тела есть, но нет в них мудрости". Если же ты поймёшь, что все три тела не обладают собственной природой, поскольку проистекают из внутренней природы самого человека, то это и будет назваться четырьмя типами знания Бодхи.
Послушай мою гатху:


Чжитун спросил вновь: "Могу ли я услышать наставления о смысле четырёх типов мудрости?".
Хуэйнэн объяснил:
"Если ты познал три тела, то также сумеешь постичь и четыре типа мудрости. Так о чём же ещё спрашивать? Но если ты оторвался от своих трёх тел - то уже не говори о четырёх типах мудрости! Название этому – "мудрость есть, но тел нет". И в этом случае обладание мудростью может обернуться её полным отсутствием!"
Затем Хуэйнэн добавил, произнеся гатху:


Услышав эти слова, Чжитун прозрел мудрость своей природы и обратился к Патриарху со следующей гатхой:


Монах Чжичан был уроженцем местности Гуйси, что в области Синьчжоу и уже в раннем возрасте принял монашество, преисполненный решимости прозреть свою природу. Однажды он пришёл к Хуэйнэну выразить своё почтение, тот же спросил Чжичана:
– Откуда ты пришёл? Что стремишься обрести?
– Я недавно побывал в горах Байфэншань ("Белых пиков"), что в области Хунчжоу, посетил Преподобного Датуна (т.е. Шэньсюя), обратившись к нему с просьбой объяснить мне смысл того, как прозреть собственную природу и стать Буддой. Но всё же у меня остались некоторые сомнения, а поэтому я отправился столь далеко, чтобы выразить Вам почтение в надежде, что Вы, Преподобный, проявите милость и наставите меня.
– А какими словами наставлял тебя Шэньсюй? Расскажи-ка их мне, я хочу послушать!
– Когда я пришёл туда и провёл уже три месяца, но так и не получил наставления, то срамясь постичь Дхарму однажды вечером один пришёл в покои к Шэньсюю и спросил: "Прозрели ли Вы собственное изначальное сердце и изначальную природу?". Шэньсюй ответил: "А ты прозрел абсолютную пустоту?". "Прозрел", – ответил я. "А какой вид, какую форму имеет эта пустота?", – спросил он. Пустота бесформенна, так о каком же виде и форме может идти речь?", – ответил я. "Твоя изначальная природа в точности подобна этой пустоте, и осознание того, что нет там такой вещи, которую можно было бы увидеть, и зовётся "истинным прозрением", а осознание того, что нет там никакой вещи, которую можно было бы познать, и зовётся "истинным знанием". Нет там ни зелёного, ни жёлтого, ни длинного, ни короткого, поскольку прозрение в своём истоке абсолютно чисто, а основа просветления-совершенна и ясна, и зовётся всё это "прозревая собственную природу, стать Буддой". А ещё называется это "познание и прозрение Воистину пришедшего (Татхагаты)". И хотя я услышал эти речи, я не всё понял в них. Прошу Вас, объясните мне их смысл.
– То, что он сказал тебе, – ответил Хуэйнэн, – означает, что он по-прежнему придерживается взглядов "прозрения и познания", и именно поэтому он не сумел тебе объяснить их.
Я же тебе прочту одну гатху:


Как только Чжичан услышал эту гатху, сердце и мысли его просветлели. И он произнёс гатху:


Однажды Чжичан спросил Патриарха:
– Будда проповедовал доктрину "трёх колесниц". Но вместе с этим он говорил и о Наивысшей колеснице . Я не могу понять этого, и прошу, объясните это мне.
– Ты должен вглядываться в собственное изначальное сердце, а не во внешние проявления дхарм (дхармалакшана), т.е. формальные объяснения и предметы)! В Дхарме не бывает четырёх колесниц, это лишь человеческое сердце разделяет их. Смотреть, слушать, повторять сутры – это малая колесница. Познать внутреннюю природу и смысл освобождения от пут мирского – это Средняя колесница. Претворять Дхарму в своих поступках – это Большая колесница. Но лишь до конца проникнуть в мириады дхарм, овладеть ими, и при этом не быть загрязнённым ничем, отринуть внешние проявления дхарм и не обладать ничем, – лишь это зовётся Наивысшей колесницей.
Слово "Колесница" имеет смысл "двигаться, свершать поступки", и ни к чему здесь вести словесные баталии. И если ты сумеешь воспитать себя, то более не будет у тебя никаких вопросов ко мне! В любой момент времени пребывай в собственной природе и в само-таковости!
Чжичан с благодарностью поклонился и оставался рядом с Хуэйнэном, пока Патриарх не покинул этот мир.

Монах Чжидао был уроженцем уезда Наньхай, что в Гуанчжоу. Как-то он пришёл к Патриарху и спросил его:
– С тех пор как я покинул дом и стал монахом вот уже более десяти лет я читаю "Маха-паринирвану-сутру", но так и не понял её великого смысла. Прошу Вас, Преподобный, наставьте меня.
– И какое же ты место не понял? – спросил Патриарх.
– "Все деяния – непостоянны и они принадлежат к дхарме рождений и смертей (т.е. Самскрта-дхарма). Когда и смерти и рождения прерываются, то тогда и наступает радость нирваны".
– И что смущает тебя здесь? – вновь спросил Хуэйнэн.
– Все живые существа обладают двумя телами, то есть физическим телом (Рупакая) и телом Закона (Дхармакая). Физическое тело непостоянно, оно рождается и умирает. Тело Закона постоянно, непознаваемо и непостижимо. Сутра гласит: "Рождённое – умирает и, умирая, прекращает своё существование. И это умирание и является радостью". Так какое же тело из двух угасает в безмятежности, а какое тело испытывает радость? Если речь идёт о Физическом теле, то физическое тело, умирая, распадется на четыре великих стихии Махабхута, и всё это целиком является страданием. О страдании нельзя говорить как о радости. Если же в безмятежности угасает Тело Закона, то оно оказывается подобным деревьям, траве, камням и черепице. Так кто же испытывает радость в этом случае? Тело Закона – это основа рождений и смертей, а пять скандх – это функция рождений и смертей. Это значит, что у одной основы существует пять функций, а цепь рождений и смертей постоянна. Рождение – это функция, возникающая из основы. Смерть – это функция, что возвращается к своей основе. Если сказать, что тело достигает реинкарнации, то для всех существ, что обладают чувствами, не будет "прекращения смертей". Если сказать, что тело не имеет реинкарнации, то всё будет бесконечно возвращаться к смерти, подобно вещам, что не обладают чувствами. И если это так, то при таких ограничениях и запретах нирваны, рождение становиться вообще невозможным для всех живых существ. Так где же здесь радость?
– Ты – сын Будды – сказал Патриарх, – так зачем же ты изучаешь неверные (досл. "внешние") пути, придерживаешься ложных взглядов о "конечном и постоянном" и противоречишь Учению школы Высочайшей колесницы? Если исходить из того, что ты говоришь, то Тело закона существует отдельно от физического тела, а прекращение череды "рождений и смертей" якобы требует "угасания в безмятежности" (т.е. нирваны). Более того, утверждая, что "нирвана – это вечная радость", ты подразумеваешь, что существует кто-то, кто испытывает эту радость. Те живые существа, что придерживаются таких взглядов о череде смертей и рождений, стремятся к мирским радостям и тем самым ещё больше привязывают себя к череде смертей и рождений. Отныне знай: Будда испытывает высочайшее сострадание именно к тем людям, которые полагают, что соединение вместе пяти скандх и есть проявление нашего тела, а все остальные дхармы являются внешними проявлениями суетного мира. К тем, кто постоянно носим течением между рассуждениями о том, что жизнь – хороша, а смерть отвратительна, и не знают они о существовании грёз и пустых иллюзий, всё больше вовлекая себя в круг перерождений. К тем, кто обращает вечную радость нирваны в проявления страданий, и к тем, кто ежедневно стремится к чувственным наслаждениям. Для них милосердный Будда проявляет истинную радость нирваны. Ни в одном моменте нет ни проявлений жизни, ни проявлений смерти, ни даже прекращения череды рождений и смертей. Это и есть проявление Безмятежного угасания (нирваны). Это и зовётся Вечной радостью, но в этой радости нет ни того, кто испытает эту радость, ни того, кто не испытывал бы её. Так, где же может существовать то, что мы называем "одна основа и пять её функций"? Так зачем же ты говоришь, что "при таких ограничениях и запретах нирваны рождение вообще невозможно для всех живых существ"? Говоря так, ты поносишь Будды и разрушаешь Дхарму!
Послушай мою гатху:


Услышав эту гатху, Чжидао испытал Великое пробуждение. Буквально запрыгав от радости, он поклонился Патриарху и удалился.

Чаньский учитель Синсы, уроженец Аньчэна, что в Цзичжоу, происходивший из рода Лю, как-то услышал, что в Цаоси у Шестого патриарха через проповедь Дхармы спасаются множество людей и прямиком отправился на поклон к Хуэйнэну. Там он задал Хуэйнэну вопрос:
– Чем должен заниматься последователь Чань, чтобы его достижения нельзя было измерить "ступенями совершенствования".
– А чем Вы пришли сюда заниматься? – спросил в ответ Патриарх.
– Я не знаю, что делать даже с Благородными истинами, завещанными Буддой!
– А на какой "ступени совершенствования" Вы находитесь сейчас? – вновь спросил Патриарх.
– Если я даже не знаю, что делать с Благородными истинами, о какой вообще "ступени совершенствования" может идти речь?
Патриарх был глубоко поражён его ответами и сделал Синсы старшим в общине.
Однажды, Патриарх сказал ему: "Ты должен идти и распространять наше Учение в своём округе, дабы оно не умерло!". Так, Синсы, получив Дхарму, вернулся в Цзичжоу в горы Цинюань (Светлого источника) и повсеместно распространял Дхарму. После его ухода его наградили посмертным именем "Чаньский мастер Хунцзи", что означает "Великий в своей помощи".

Чаньский наставник Хуайжан происходил из рода Ду, что в жил в области Цзиньчжоу. Сначала он пришёл к Государственному наставнику Хуэйаню, что пребывал в горах Суншань, но Хуэйань отправил его в Цаоси послушать проповедь.
Хуайжан прибыв в Цаоси, поклонился учителю, тот же его спросил:
– Откуда пришёл ты?
– С гор Суншань.
– И с какой вещью ты пришёл сюда?
– Было бы неправильным сказать, что это похоже на какую-то вещь, – ответил Хуайжан.
– А можно ли этого достичь через тренировки? – вновь спросил Хуэйнэн.
– Нет никаких препятствий к тому, чтобы достичь её тренировками, но вот загрязнить это невозможно ничем.
– Будды как раз оберегали именно это – то, что нельзя загрязнить. Это как раз для тебя, равно как и для меня самого. Индийский патриарх Праджнятара говорил: "Появится Жеребёнок, который будет попирать своими копытами всех людей в Поднебесной". Ты должен сам понять смысл этого предсказания, мне же не следует его разъяснять слишком поспешно.
Внезапно Хуайжан понял смысл того, о чём говорил Хуэйнэн и после этого почти пятнадцать лет он оставался учеником Шестого патриарха. День за днём он всё глубже проникал в сокровенное и утончённое. Затем он поселился на пике Наньюэ в горах Хэншань, где широко проповедовал Чаньскую школу. Его наградили посмертным именем "Чаньский наставник Дахуэй", что означает "Великая мудрость".

Чаньский наставник Сюаньцзюэ ("Сокровенное просветление") из Юнцзя происходил из рода Дай, что жил в уезде Вэньчжоу. С малых лет изучал он сутры и комментарии на них – шастры, был искушён в методиках самадхи и медитации-випассаны буддийской школы Тяньтай, поскольку читая "Вималакирти-нидресса сутру" он прозрел своё сердце-основу.
Однажды ученик Наставника Хуэйнэна по имени Сюаньцэ ("Сокровенная бамбуковая табличка") решил посетить его и между ними завязалась оживлённая беседа. Во время разговора Сюаньцэ увидел, что высказывания его собеседника соответствуют речениям чаньских патриархов.
Сюаньцэ поинтересовался:
– Могу ли я узнать, о Милосердный, кто тот учитель, от которого Вы получили Дхарму?
– Когда я слушал наставления в различных шастрах, у меня на каждый раздел был свой учитель. Но затем, изучая "Вималикирти-нидрэша-сутру" я познал суть Школы Сердца Будды (Буддхаситта, самоназвание школы Чань). Но ещё не было человека, который мог бы проверить это. – Ещё до времён Бхисмагарджитасавара Раджи можно было достичь просветления без подтверждения наставником, – сказал Сюаньцэ, – но после Бхисмагарджитасавара Раджи, тот, кто сам достигает пробуждения без подтверждения наставника естественным образом становиться на ложный путь.
– Не пожелаете ли Вы, Милосердный, стать заверителем моего просветления? – спросил Сюаньцзюэ
– Мои слова слишком легковесны для этого, – ответил Сюаньцэ. – В местечке Цаоси есть Великий учитель – Шестой патриарх, к которому стекаются паломники со всех четырёх сторон чтобы получить от него Учение. Если Вы отправитесь к нему, я составлю Вам компанию.
Сюаньцзюэ вместе с Сюаньцэ пришли в Цаоси. Сюаньцзюэ обошёл три раза вокруг учителя в знак уважительного приветствия, а затем встал перед ним, подняв монашеским посох-кхаккхару.
Наставник спросил:
– Шраман является воплощением трёх тысяч больших правил и восьмидесяти тысяч мелких предписаний. Так откуда пришли вы и что сделало Вас столь озабоченными? – Слишком велико дело бесконечной череды рождений и смертей, и слишком быстро мы уходим в непостоянство, – ответил Сюаньцзюэ.
– Почему же ты не воплотил в себе принцип "Нерождения", который бы положил конец скоротечности жизни? – спросил Хуэйнэн.
– Если тело пребывает во вне рождений, то и основа существования человека, его сердце не скоротечна! – заметил Сюаньцзюэ.
– Именно так! Именно так! – воскликнул Хуэйнэн.
Сюаньцзюэ сделал все необходимые церемонии, что полагаются по окончанию беседы с наставником, поклонился и вскоре он распрощался.
– Не слишком ли быстро ты возвращаешься обратно? – спросил его Хуэйнэн.
– Если изначально не существует движения, можно ли говорить о скорости? – ответил вопросом Сюаньцзюэ.
– А кто знает, что движения не существует?
– Это лишь разделение первоначального единства, что само возникает у Вас, Милосердный.
– Ну что ж, – заметил Хуэйнэн, – я вижу ты уловил смысл "Нерождения".
– А, что разве "Нерождение" обладает "смыслом"? – спросил Сюаньцзюэ.
– А разве "отсутствие смысла" не есть разделение первоначального единства?
– Разделение это также и отсутствие смысла.
– Замечательно! – воскликнул Хуэйнэн. – Задержитесь ненадолго и останьтесь здесь на ночлег!
Благодаря последнему восклицанию Патриарха со временем Сюаньцзюэ стали называть Ишэцзюэ – "Просветление за один ночлег".
Впоследствии он написал "Гатху о Подтверждении Пути", которая широко распространилась по миру. После смерти он получил имя "Великий учитель Усян" – "Тот, кто находится вне внешних проявлений". А его современники звали его "Чэньцзюэ", что означает "Воистину просветлённый".

Чаньский последователь Чжихуан сначала обучался у Пятого патриарха и сам считал, что уже достиг Самадхи. На двадцать лет он уединился в небольшой обители, где проводил долгие часы в сидячей медитации.
Ученик Хуэйнэна Сюаньцэ, путешествуя вдоль берегов Хуанхэ, услышал имя Чжихуана и посетил его обитель.
– Что ты делаешь здесь? – спросил Сюаньцэ.
– Я вхожу в Самадхи, – ответил Чжихуан.
– "Вхожу в Самадхи" – сказал ты? Пребываешь ли ты в нём сознательно (досл. "с наличием сердца")? А может бессознательно (досл. "в отсутствии сердца")? Если ты входишь в Самадхи бессознательно, то это значит, то все бесчувственные вещи, типа травы и деревьев, черепицы и камней, также могут войти в Самадхи. Если же ты это делаешь сознательно, то все, оживлённые объекты, также могут достичь Самадхи.
– Когда я воистину пребываю в Самадхи, то не вижу не "отсутствия", ни "наличия" сердца, – заметил Чжихуан.
– Если ты не видишь ни "наличия" ни "отсутствия" сердца, то это и есть вечное Самадхи. Но существует ли в этом случае "вхождение" в Самадхи или "выход" из него?
–  Если это так, то это не будет Великим Самадхи, – заявил Сюаньцэ.
Чжихуан ничего не ответил. После долгого молчания он спросил:
– Могу ли я узнать, кто Ваш учитель?
– Мой наставник – Шестой патриарх из Цаоси.
– А как Шестой патриарх определяет самадхи и дхьяну? – спросил Чжихуан.
– Мой учитель говорит так: "Тело Закона – Дхармакая – чисто и безмятежно. Именно таковы его функция и основа. Пять скандх изначально пусты, а шесть нечистых опор сознания – отсутствуют. Нет ни вхождения в самадхи, ни выхода из него. Нет даже ни самого самадхи, ни хаоса, что противостоит ему. По своей природе Чань – не пребывает ни в чём, а поэтому отбрось выражение "Пребывать в умиротворении дхианы". По своей природе Чань не рождается, а поэтому отбрось выражение "порождать думанья о дхьяне". Подобно этому сердце наше абсолютно пустотно, более того – пустотность его неизмерима".
Услышав эти слова, Чжихуан тотчас отправился в Цаоси за наставлениями Шестого патриарха. Тот спросил Чжихуана: "Зачем Вы, Милосердный, явились сюда?". Чжихуан описал кармические причины, приведшие его в Цаоси. Учитель сказал:
"Речи, что произнёс перед тобой Сюаньцэ, искренни. Пусть сердце твоё станет подобным абсолютной пустоте, но при этом не будь привязанным к созерцанию пустоты, и тогда не будет тебе препятствий к достижению освобождения. Будь то в покое или в движении – всегда пребывай вне использования сердца. Забудь о различиях между обычным человеком и мудрецом. Отбрось различия между возможным и существующим. Пускай твоя внутренняя природа и её внешние проявления пребывают в состоянии таковости – вот тогда не будет такого момента, когда бы ты ни пребывал бы в самадхи".
При этих словах Чжихуан достиг Великого пробуждения. От того, что он в течение двадцати лет считал "достижением истинной глубины сердца", не осталось и тени. В ту же ночь жители Северного берега Хуанхэ слышали глас с Небес: "Наставник Чжихуан сегодня достиг Дао!" Вскоре Чжихуан, совершив прощальный поклон перед Шестым патриархом, вернулся в Хэбэй, где проповедовал всем четырём категориям людей.

Как-то один монах спросил Шестого патриарха:
– Кто может достичь сути учения из Хуанмэй, [что проповедовал Пятый патриарх?]
– Тот, кто познал Закон Будды сможет достичь его.
– А Вы, Преподобный, достигли этой сути?
– Увы, я не познал ещё Закона Будды!

Однажды Наставник захотел постирать свою рясу, что была передана ему, но никак не мог найти чистого источника. Поэтому он отправился в местечко, что располагалась в пяти ли позади монастыря, где он заметил, что горные леса и трава были особенно пышны.
Наставник потряс своим монашеским посохом, а затем воткнул его в землю. Тотчас открылся источник, хлынула вода и образовала небольшое озерцо.
Патриарх опустился на колени, чтобы выстирать свою рясу на камнях, но внезапно перед ним появился монах и поклонился ему. Монах произнёс: "Моё имя – Фанбянь, я из Западного Шу. Недавно, в Южной Индии я повстречал Великого учителя Дамо. И он сказал мне: "Быстрее возвращайся в земли Тан (т.е. в Китай). Истинное око дхармы Махакашьяпы и монашеская ряса, что завещал я, ныне переданы Шестому патриарху, что живёт в области Шаочжоу в местечке Цаоси. Иди и поклонись ему ". И вот я, Фанбянь, пришёл издалека в желании увидеть рясу и патру, что переданы Вам".
Шестой патриарх показал ему патру и рясу, а затем спросил:
– А чем Вы занимаетесь, Высокочтимый?
– Я искушён в искусстве скульптуры.
– Не покажите ли мне Ваши работы, – тотчас попросил Патриарх.
Фанбянь оказался в тупике, но через несколько дней он изваял точную статую Шестого патриарха высотой в семь цуней, совершенную по своему мастерству. Рассмеявшись Патриарх сказал: "Вы лишь уловили кое-что в природе ваяния, но ничего не уловили в природе буддизма".
Затем он вытянул вперёд руки и возложив их на голову Фанбяня, потёр их в знак благословения, сказав при этом:
"Навеки ты станешь Нивой благодати как для людей, так и для Небес". И отдал Патриарх ему свою рясу.
Получив рясу, Фанбянь разделил её на три части: в одну часть он обрядил статую, вторую оставил себе, третью сжёг, разложив на земле и накрыв пальмовыми листьями.
Затем он произнёс: "Получение этой рясы означает, что предстоит мне вернуться в этот мир в качестве настоятеля монастыря и вновь отстроить его храмы и залы!".

Как-то один монах повторял гатху, написанную чаньским наставником Волунем:


Шестой патриарх услышав это, и сказал:
"Гатха эта показывает, что её автор не познал своё сердце-основу. Если действовать, руководствуясь лишь словами этой гатхи, то это лишь ещё больше опутает тебя". Затем он произнёс свою собственную гатху:





Когда патриарх жил в монастыре Баолиньсы, что в Цаоси, Великий Учитель Шэньсюй молился в монастыре Юйцюаньсы (Нефритового источника), что в Цзиннани. В ту пору обе школы процветали, все люди называли "южной" школу Хуэйнэна, а "северной" – школу Шэньсюя. Южная и северная школа отличались друг от друга как школа "внезапного" просветления" и "постепенного просветления". Однако многие последователи не могли понять смысл учения этих школ. А поэтому патриарх обратился к пастве:
"Суть буддийской дхармы – единая школа , это лишь люди разделяют её на "южную" и "северную". Дхарма – однородна, лишь люди способны прозреть её с разной скоростью. Так стоит ли разделять на "внезапное" и "постепенное"? Дхарма не бывает ни внезапной, ни постепенной, это лишь люди бывают способными и глупцами. А отсюда и название – "внезапное" и "постепенное".
Тем не менее последователи Шэньсюя нередко насмехаясь над Патриархом Южной школы говорили: "Он даже не знает ни одного иероглифа, так как же он может претендовать на столь высокое место?"
Шэньсюй же, услышав эти речи, заметил: "Он достиг мудрости вне учителя, глубина его пробуждения и есть Высшая колесница. Мне же не сравниться с ним". Разве случайно мой учитель Пятый Патриарх передал ему Одежды учения? Я же очень сожалею, что не могу отправиться так далеко, чтобы навестить его, поскольку отягощён государственной милостью. Вы же не должны оставаться здесь! Вы должны отправиться в Цаоси и послушать его наставления".
Однажды Шэньсюй приказал своему ученику Чжичэну: "Ты умён и обладаешь немалой мудростью. Ты можешь от моего имени отправиться в Цаоси и послушать наставления. И если тебе удастся их услышать, ты должен постараться хорошенько всё запомнить, чтобы по возвращению передать мне".
Чжичэн, повинуясь приказу учителя, отправился в Цаоси. Он присоединился к группе, что пришла просить учителя о наставлении, при этом не сказав ни слова, откуда он прибыл. И тут Патриарх обратился к пастве:
"Сегодня среди этой паствы укрылся человек, что хочет украсть моё Учение!"
Чжичэн вышел вперёд и, поклонившись, рассказал, какое дело привело его сюда.
Патриарх же спросил:
– Ты пришёл в монастырь Баолиньсы, чтобы шпионить? – Нет, это не так, – ответил Чжичэн.
– Откуда мне знать, что это не так?
– Потому, что я сказал "не так", и не сказал "да, так и есть"!
– А как ваш учитель наставляет последователей? – спросил Хуэйнэн.
– Наш учитель часто наставляет нас, чтобы мы взирали на чистоту Сердца, долго медитировали сидя и не ложились.
– Взирать на чистоту Сердца – это скорее недостаток , но отнюдь не есть созерцание-чань, – сказал Хуэйнэн. – Долгое сидение сковывает тело, какая же польза от этого для чаньского принципа?
Послушай мою гатху:


Ещё раз поклонившись наставнику, Чжичэн спросил:
– Я учился у Великого учителя Шэньсюя в течение девяти лет, однако так и не достиг просветления. Сегодня же услышав Ваши слова, Преподобный, я познал изначально сердце. И я прошу милости у Преподобного, чтобы он наставил меня о великом деле рождений и смертей.
– Я слышал, что ваш учитель наставляет вас в дисциплинарных правилах, в созерцание и в высшей мудрости. Однако, что он подразумевает под правилами, медитацией и высшей мудростью? Расскажи мне! – сказал Хуэйнэн.
– Великий учитель Шэньсюй говорит: "То, что удерживает нас от недостойных поступков – это и есть правила. Следование добрым поступкам – это и есть высшая мудрость. Самоочищение собственного сознания и есть созерцание". Вот как он наставляет нас. Могу ли я, Преподобный, узнать Вашу систему?
– Если я тебе скажу, что у меня есть некое учение, чтобы передать другим, я обману тебя. Однако следуя моим способам, можно освободиться от пут бытия. Обыденное имя для обозначения этого – самадхи. То, как ваш учитель определяет правила, созерцание и высшую мудрость на самом деле не вызывает сомнений. И всё же я смотрю на правила, созерцание и высшую мудрость иначе.
– Если существуют только одни правила, созерцание и высшая мудрость, – воскликнул Чжичэн, – то как же могут быть другие взгляды на них?
– То, как ваш учитель трактует правила, созерцание и высшую мудрость единится со взглядами представителей Большой колесницы, то же, как я понимаю их – это взгляды представителей Наивысшей колесницы. Время и способы получения просветления и освобождения могут быть не одинаковы, а поэтому и взгляды на это могут сильно различаться. Послушай, что я скажу тебе! Отличается ли это от того, что говорят другие? Учение, в котором я наставляю, не отделено от само-природы. Если же оторваться от тела само-природы, то всё это будет называться лишь "формами" (внешними проявлениями - сян), а само-природа будет пребывать в постоянном заблуждении. Необходимо познать, что все мириады дхарм рождаются именно из само-природы, а это и есть истинная Дхарма и дисциплинарных правил, и созерцания, и мудрости.
Вновь послушай мою гатху:


Услышав гатху Чжичэн извинился, что задал нелепый вопрос и поблагодарил Наставника. А затем он сложил следующую гатху:


Учитель согласился с этим стихом.
Вернувшись к беседе с Чжичэном, Патриарх сказал:
"То, что говорит ваш учитель о правилах, самадхи и праджне, подходит для мудрых людей малых корней. То же, что я говорю о правилах, самадхи и праджне, подходит для мудрых людей больших корней. Те, кто прозрел само-природу, не опираются ни на "бодхи", ни на "нирвану", равно как и не опираются на учение "о познании и прозрении освобождения". Лишь тот, кто в реальности не ограничивает себя лишь одним учением, может постичь мириады учений. И лишь тот, кто постиг смысл этого, может называть это "телом Будды" (буддхатхата), "бодхи" или "нирваной", равно как и можно назвать это "познанием и прозрением освобождения". Человек, что прозрел свою природу, может опираться на эти термины, но может и не опираться на них. Он свободно приходит и уходит, не имея ни задержек, ни преград; делает, откликаясь на использование вещи; отвечает, откликаясь вопросу. Он созерцает в своём "теле изменений" (Нирманакая) и не отрывается от само-природы, достигая таким образом "само-пребывания в духовном проникновении, забавляясь с самадхи". Это и называется прозрением природы".
Чжичэн вновь спросил у наставника:
– Объясните, в чём смысл выражения "не опираться"?
– В само-природе нет ничего ложного, заблуждений или хаоса. Мысль за мыслью через праджню прозревают и освещают изначальную природу, постоянно отрываясь от проявлений дхарм (фасян), свободно пребывая сами в себе. Оно распространяется вдоль и поперёк. Так как же опираться на это? Само-природа самоестественно получает просветление, внезапно получаем просветление, внезапно же пестуем и истинное, и здесь не бывает ничего постепенного или поэтапного. А поэтому и не опираемся ни на какие учения, ибо учение – это и есть нирвана. Да разве есть в ней какие-то этапы?
Чжичэн поклонился учителю, пожелал остаться с ним и не отходил с тех пор от него ни днём, ни вечером.

Монах Чжичэ был выходцем их провинции Цзянси, его фамилия в миру была Чжан, звали Синчаном, а в молодые годы служил он войном. С той поры как произошло разделение на Южную и Северную школы, хотя руководители этих школ и не спорили друг с другом, их последователей обуревал дух соперничества и вражды.
В ту пору представители Северной школы самовольно объявили Шэньсюя шестым Патриархом и боялись, что весть о том, кому Пятый патриарх действительно передал патру и рясу, разнесётся по всей Поднебесной, а поэтому подговорили Синчана убить Наставника Хуэйнэна. Но Патриарх в своём сердечном проникновении заранее знал об этом заговоре и положил при себе десять лянов золотых монет.
И вот однажды, когда ночь опустила свой покров, Синчан проник в покои Патриарха, желая осуществить недоброе. Наставник сам вытянув шею, подставил её под удар, и Синчан три раза ударил своим клинком, но тот не оставил на теле Патриарха ни малейшей царапины. Наставник же сказал: "Справедливый меч не причиняет вреда, ложный меч не является справедливым. Я лишь должен тебе деньги, но свою жизнь я тебе не должен".
Синчан пребывая в глубоком изумлении, упал в обморок и долгое время не мог придти в себя. Затем же глубоко раскаявшись и принеся извинения, он решил покинуть мир и уйти в монахи. Патриарх протянул ему деньги и сказал: "Тебе лучше поскорее уйти, боюсь, что мои ученики могут причинить тебе вред. Лучше приходи как-нибудь в другой раз переодевшись, и я возьму тебя к себе".
Синчан, как ему и сказали, скрылся в ту ночь, а затем, обрядившись в монашеские одежды, покинул мир, придерживался всех дисциплинарных правил и быстро совершенствовался.
Однажды, вспомнив, всё, что говорил ему Наставник, он отправился в далёкое путешествие повидать его и выразить своё почтение. Учитель сказал:
– Я давно вспоминал о тебе, почему ты пришёл так поздно?
– Став бхикшу, – ответил он – я раскаиваюсь в своих ошибках. Сейчас, хотя я и покинул мир и воспитываю себя подвижничеством, но всё же не способен воздать вам за ваше милосердие. Могу ли я сделать это, распространяя Дхарму и спасая живые существа? Я постоянно изучаю "Маханирвану-сутру", однако не могу понять смысл "постоянного" и "не постоянного". Не будете ли Вы столь милосердны и не объясните ли мне это?
– Непостоянное – это и есть природа Будды, – ответил Учитель. – А то, что обладает постоянством – это сердце, расколотое всеми дхармами добра и зла. – То, что говорите Вы, Преподобный, премного противоречит писанному в сутрах.
– Я передаю печать сердца Будды, так как же это может противоречить буддийским сутрам?
– Сутры говорят, что природа Будды – это и есть постоянство, Вы же, Преподобный, говорите, что она не обладает постоянством. Все дхармы добра и зла и даже само Бодхи-ситта (Сердце-мудрость) не обладают постоянством. Вы же, Преподобный, говорите, что они обладают постоянством. В этом как раз и состоит противоречие. Сегодня я, изучающий буддизм, ввергнут в немалое сомнение и недоумение.
– Если уж мы заговорили о "Маханирване-сутре", то одна бхиккуни по имени Учицзан пересказала мне наизусть всю эту сутру, попросив, чтобы я объяснил её смысл. Ни один иероглиф, ни один смысл не расходились с тем, что гласил текст сутры. И то, что я тебе говорю сегодня, не отличается от того объяснения.
– Поскольку знания Вашего ученика поверхностны и неполны, не могли бы Вы мне, Преподобный, яснее раскрыть это.
– Ты так и не понял? – спросил Патриарх. – Если бы природа Будды была бы постоянной, то какой имело бы смысл рассуждать о дхармах добра и зла? И нашёлся ли бы тогда до конца кальп человек, который открыл бы истину боддхи? Вот поэтому я и говорю, что природа Будды не обладает постоянством. Это как раз тот, смысл, который Будда вкладывал в истинное постоянство. К тому же, если бы все дхармы не обладали бы постоянством, тогда бы все вещи обладали само-природой, могли страдать, рождаться и умирать, а природа истинного постоянства не могла бы распространиться повсеместно. Вот почему я говорю, что дхармы добра и зла обладают постоянством. Это как раз то, что Будда и подразумевал под смыслом истинного непостоянства. Из-за того, что Будда обращался к обычным людям и представителям других школ (досл. "внешнему пути"), которые придерживались ложного постоянства, а люди двух колесниц принимают за постоянство его отсутствие. Все вместе они образуют "ба дао". А поэтому в "Маханирване-сутре", чьи иероглифы преисполнены скрытого смысла, разбиваются эти неверные взгляды и ясно говорится, что нирвана являет собой истинное постоянство, истинную радость, истинное "Я" и борение сердца.
Ты же сегодня, опираясь на слова, поворачиваешься спиной к их смыслу. Ты считаешь, что то, что уничтожается – не постоянно, а то, что неизменно и окостенело – то и вечно, и тем самым ты неправильно понимаешь последнее наставление Будды, смысл которого всеохватен, утончён и глубок. Ты можешь читать сутру вдоль и поперёк тысячи раз, но какая польза будет от этого?
Внезапно в этот момент Синчан получил Великое пробуждение и произнёс гатху:


Хуэйнэн сказал: "Сегодня ты полностью проник в суть учения о Постоянстве, а поэтому отныне твоё имя будет Чжичэ – "Решимость к полному проникновению". Чжичэ поклонился, поблагодарив Патриарха и удалился.

Однажды тринадцатилетний юноша, чьё имя было Шэньхуэй, родившийся в клане Гао в Шэньяне, пришёл из монастыря Юйцюаньсы (Нефритового источника) выразить своё почтение Хуэйнэну. Наставник сказал:
– Глубокомудрый! Ты пришёл из далека и наверняка утомился. Тем не менее, не сможешь ли ты мне сказать, понял ли ты, что такое "основа"? Если ты обладаешь знанием основы, то значит знаешь и её правителя? Проверим, что ты сможешь сказать!
– Отсутствие привязанности – вот основа. "Видеть" (или "прозревать") – вот её правитель! – ответил Шэньхуэй.
– Что за легковесные слова говорит этот шраманера! – воскликнул Хуэйнэн.
– Когда Вы, Преподобный, сидите в медитации, – спросил Шэньхуэй, – Вы видите или не видите (или "прозреваете ли собственное сердце")? Наставник ударил его три раза своим посохом, а затем спросил:
– Вот я тебя ударил – тебе больно или не больно?
– Одновременно и больно и не больно, – ответил Шэньхуэй.
– Вот также и я во время медитации и вижу и не вижу.
– Да как же это можно одновременно и видеть и не видеть? – спросил Шэньхуэй.
– То, что я постоянно вижу – это мои собственные ошибки. То, что я не вижу – это хорошее и дурное в других людях. А поэтому и говорю, что я и вижу и не вижу одновременно. Вот ты сказал, что тебе и больно и не больно одновременно. Если бы тебе было только не больно, то ты был бы подобен дереву или камню. Если бы тебе было только больно, то ты ничем не отличался бы от обычных людей, у которых в ответ на боль поднимаются гнев и ненависть. То, о чём ты меня только что спрашивал, "видеть" и "не видеть" – это двойственность. "Больно" и "не больно" – это как жизнь и смерть. Ты же не видишь своей собственной само-природы. Так что же ты пришёл сюда беспокоить меня?
Шэньхуэй поклонился патриарху, извинился и поблагодарил его.
Учитель же сказал: "Твоё сердце полно заблуждений, которых ты не видишь, попроси тех, кто добр и знающ, чтобы они показали тебе дорогу. Когда твоё сердце придёт к пробуждению, то ты сам прозреешь свою изначальную природу и сумеешь действовать в соответствии с буддийской дхармой. Ты пребываешь в заблуждениях и не видишь собственного сердца, но вместо того, чтобы узреть собственное сердце, ты приходишь ко мне спросить вижу я или не вижу его. Я то вижу и сам знаю об этом, но как это может устранить твои заблуждения? Равно если бы ты сам прозрел, то это не устранило бы моих заблуждений! Так почему же ты не хочешь сам познать и сам узреть, интересуясь лишь тем вижу я или не вижу?!"
Шэньхуэй ещё раз поклонился патриарху сотню раз, выразил своё величайшее раскаяние и попросил Хуэйнэна простить его. И после этого служил наставнику не отходя от него ни влево, ни вправо.

Однажды, обратясь к пастве, наставник сказал:
– У меня есть одна вещь, у которой нет ни начала, ни конца, нет ни имени, ни названия, нет зада, ни переда. Может кто из вас знает, что это такое?
Вперёд выступил Шэньхуэй и произнёс:
– Это – исток всех Будд и природа Будды самого Шэньхуэя.
– Разве я не сказал, – воскликнул Хуэйнэн, – что у неё нет ни имени, ни названия! Ты же называешь её "истоком" и "природой Будды". Если же ты даже поселишься в соломенной хижине, то всё равно сумеешь лишь стать "последователем учения знающих и трактующих"!
(После смерти патриарха, Шэньхуэй переехал в Лоян, где он широко распространил учение школы внезапного просветления из Цаоси, написав трактат "Сян цзун цзи" ("Записи подробных наставлений в учении"). Он стал повсеместно известен под именем Хэцзэ чаньши – "Чаньский наставник Лотосового Пруда").
Патриарх, видя, сколь много сложных вопросов, возникающих от несовершенства сердца, задают ему ученики и сколь много таких людей собралось перед его местом, в жалости своей обратился к ним:
"Люди, что изучают Путь, должны целиком избавиться от всех мыслей – как хороших, так и дурных. Лишь безымянному можно дать имя. И имя этого – "само-природа". То, что не имеет двух природ именуется "доподлинной природой", и на этой доподлинной природе стоят все школы и учения. И говоря об этом, надо тотчас прозреть собственную природу !"
Все люди, которые услышали эти слова, поклонились Хуэйнэну и попросили его быть их наставником.




В начале годов Шэньлунь (705 г.) в день высшего Первоначала (15 числа первого месяца года), в своём высочайшем эдикте императрица Цзэтянь и император Чжун-цзун сказали: "Мы пригласили двух учителей Хуэйаня и Шэньсюя прибыть ко двору и получить наши высочайшие дары и в моменты отдохновения от наших тронных дел мы изучали у них Колесницу Единого. Но в своей глубочайшей скромности оба учителя сказали: "На юге живёт чаньский наставник Хуэйнэн, который получил тайну знания Дхармы и рясу от пятого патриарха Хунжэня и ныне передаёт печать "сердца Будды". Пригласите его к себе".
И сейчас мы посылаем нашего особого посланника евнуха Пи Вэня с настоящим письмом, дабы пригласить наставника к нам. Надеемся, что Учитель будет столь милостив в своих помыслах, что не замедлит прибыть в столицу". Но учитель заявил, что желает провести остаток своих дней в "горных чащах" .
Пи Вэнь же сказал: "Благодатные чаньские наставники в столице обычно говорят: "Если хочешь познать Путь Будды, то необходимо сидя в медитации, изучать самадхи. Если же не практикуешь ни созерцания, ни самадхи, то никогда не сможешь достичь освобождения. Могу ли я узнать Ваше мнение по поводу этих высказываний".
– Дао прозревается сердцем – ответил Хуэйнэн, – так, причём же здесь "сидячая" медитация? "Ваджрачхедика-сутра" говорит: "Тот, кто говорит, что Татхагата либо лежит, либо сидит, следует неверным путём". Почему? Нет места, откуда он пришёл, как и нет места, куда он уйдёт. Не иметь ни рождения, ни смерти – вот это и есть чистейший чань Татхагаты. Все дхармы пустотны и покойны и именно таково чистейшее сидение Татхагаты в медитации. И если внимательно посмотреть, то нет здесь ничего такого, что необходимо было бы "достигать", так к чему же беспокоить себя мыслями о сидении?
– По моему возвращению в столицу, – продолжил Пи Вэнь, – Императрица обязательно станет расспрашивать меня. Я надеюсь, что Вы, наставник, проявите милосердие, укажите мне на самое важное в сути вашего учения, дабы я мог поведать об этом не только самим правителям в их двух дворцах, но и всем тем в столице, кто изучает Путь. Подобно это будет одному светильнику, что зажжёт сотни и тысячи других светильников. И свет придёт на смену темноте, и свету этому не будет предела.
– Дао не имеет светлого и тёмного, "свет" и "тьма" – это лишь два понятия, что противоположны друг другу. И когда мы говорим, что "свету не будет предела", значит мы подразумеваем наличие этого предела, поскольку именно оппозиция этих двух понятий и определяет само их наличие, вот почему "Вималакирти-нидреша-сутра" говорит: "Дхарма не может быть сопоставима ни с чем, поскольку не найти ей аналогов".
– Под "светлым" я подразумеваю мудрость, – сказал Пи Вэнь, – а под "тёмным" – незнание. И если человек, что пестует Дао, не сможет своей мудростью разбить незнание, то как же он сможет избавиться от бесконечного круга рождений и смертей?
– Незнание – это Бодхи, – ответил Наставник. – Они не двойственны и не различны. И если говорить о том, чтобы своей мудростью разбить незнание, то это будет взглядами последователей учения о "двух колесницах" – быка и оленя. Люди великого корня и высшей мудрости, конечно же, не придерживаются этих взглядов.
– Так какого же учения придерживается школа Большой колесницы – школа Махаяны? – спросил Пи Вэнь.
– Свет и его отсутствие с точки зрения обычного человека являются двумя разными вещами. Мудрый же достигает того, что их природа не двойственна. Отсутствие двойственной природы и является полнотой природы. Полнота природы такова, что у обычного человека, глупца в ней ничего не убавляется, а у мудреца ничего не прибавляется. Она не придёт в хаос, если кто-то прибывает в незнании, и не успокоиться, если кто-то находится в чаньском самадхи. Она и не конечна и не вечна, не приходит и не уходит. Не пребывает между этим и не находится ни внутри, ни снаружи, не рождается и не умирает. Его природа и его вид лишь "подобны" чему-то, пребывая вечно, оно не меняется. А именем называем его Дао.
– Учитель, Вы говорите, что оно не рождается и не умирает. Так не подобно ли это "внешнему Пути".
– Когда внешние школы говорят об отсутствии рождения и смерти, они призывают прекратить смерти, чтобы прекратить жизнь, и жизнью оттеняют смерть. И смерть ещё более становиться бессмертной, а жизнь, можно сказать, безжизненной. Смерть более не приходит, но и жизнь более не возникает. Когда я говорю об отсутствии рождения и смерти, я имею в виду, что изначально не было рождения, а сегодня нет и смерти. А поэтому это отличается от той трактовки, что предлагают другие школы. Если же вы хотите познать суть моего учения, Вы должны избавиться от всех мыслей о хорошем и дурном, естественно проникнуть в чистоту Сердца, постоянно оставаться в покое, и тогда использование мельчайшего будет подобно речному песку.
Пи Вэнь, слушая наставления учителя, внезапно получил Великое просветление. Он поклонился учителю и распрощался с ним, а вернувшись во дворец, передал все слова Наставника.
В тот же год девятого дня девятой луны был издан эдикт, который так говорил о Наставнике: "Будучи больным и в преклонным летах Наставник отклонил наше приглашение прибыть в столицу. Посвятив всю свою жизнь пестованию Дао, он стал Нивой благодати нашего государства! Будучи подобным Вималакирти, который восстанавливал свои силы после болезни в Ваисали, он широко распространяет суть буддийского учения Большой колесницы, говоря о недвойственности Дхармы. Пи Цзянь передал Нам наставления Учителя о его понимании и видении Татхагаты. Мы были премного счастливы той благодати, которая поселилась в наших корнях. Встретив Наставника, что поведал миру учение, мы поняли принцип Внезапного просветления Высшей колесницы. Мы ощутили милосердие Наставника Лотоса, дабы обладать им бесконечно"
Вместе с этим учителю была поднесено одеяние Моно и чаща горного хрусталя, наместнику области Шаочжоу было велено отремонтировать монастырь, а месту, где обитал Наставник, было дано имя Гоэньсы – "Монастырь национального милосердия".




Однажды Наставник обратился к своим ученикам Фахаю, Чжичэну, Фада, Шэньхуэю, Чжичану, Чжитуну, Чжичэ, Чжидао, Фасю, Фажу со следующими словами:
"Вы не подобны другим людям. После того, как я умру, каждый из вас станет наставником в своей местности. И сегодня я объясню вам, как наставляя других, не утратить смысл нашей школы.
Прежде всего, необходимо рассказать о трёх категориях дхарм, о 36 парах противоположностей в движении, о близости и различиях в "появлении" и "исчезновении". Наставляйте, что все дхармы не существуют в отрыве от изначальной природы. Когда же кто-нибудь спросит Вас о Дхарме, отвечайте ему через пару [противоположностей], и объясняйте, что всё выходит из своей противоположности, а приход и уход являются причинами друг друга. В конце концов две этих противоположности исчезнут и тогда не будет никакого иного места в этом мире.
Тремя категориями дхарм являются: скандха, дхату, аятна .
Скандха – это панча-скандха (т.е. пять скоплений), которыми являются материальные проявления, ощущения, образы, деяния и сознание.
Аятана – это 12 аятан, состоящих из шести внешних нечистых опор сознания или проявлений, тоесть чэнь – внешний вид, звук, запах, вкус, осязание, интеллект, и шести "внутренних врат", через которые шесть нечистых проникают в человека – глаза, уши, нос, язык, тело, мысль.
Дхату – это восемнадцать дхату: шесть нечистых опор сознания, шесть врат и шесть типов знания (виджняна).
Поскольку наша природа способна вобрать в себя мириады дхарм, она зовётся сознание-сокровищница (алая- виджняна). Но лишь только в нас зарождаются мысли, они тотчас трансформируется в различные типы знания. Зародившись, шесть типов знания выходят из шести врат и встречаются с шестью нечистыми опорами сознания. И таким образом 18 дхату получают своё "использование" из нашей природы. Если наша природа ложна, то рождаются 18 ложных проявлений, если же она праведна – то 18 праведных проявлений. Если это "использование злого", то это и есть использование живых существ. Если же это – "использование доброго", то это и есть "использование Будды". Таким образом различие в "использовании" проистекает из самой нашей природы.
Дхармы, что противоположны друг другу, принадлежат внешнему миру. В мире существует пять пар противоположностей: противоположность Неба и Земли, солнца и луны, света и тьмы, инь и ян, воды и огня. Они и составляют эти пять пар противоположностей.
Дхармалакшаны (внешние феномены) подразумевают 12 пар противоположностей. Противоположность речи и дхармы, наличия и отсутствия, обладающего формой и не обладающего формой, обладающего проявлениями и не обладающего проявлениями, отравляющего влияния внешнего мира и отсутствия этого влияния, формы и пустоты, движения и покоя, чистоты и загрязнённости, обыденности и святости, монашеского и мирского, старого и младого, великого и малого, – вот таковы эти 12 противоположностей.
А вот 19 пар противоположностей, что зарождаются от использования собственной природы. Это противоположность длинного и короткого, ложного и праведного, замутнённого и мудрого, незнания и мудрости, хаоса и самадхи, милосердного и отравляющего, предписаний-сила и вседозволенности, прямого и искривленного, наполненного и пустого, угрожающего и умиротворённого, незнания-клеша и просветления-бодхи, постоянного и непостоянного, добродетельного и злого, счастливого и злосчастного, великодушного и низкого, движения вперёд и назад, рождения и угасания, Тела Дхармы (дхармакая) и физического тела, Самбхогакаи и Нирманакаи".
Учитель добавил:
"Тот, кто знает как использовать эти 36 пар противоположностей, тот способен проникнуть в принцип, который пронизывает Единым все сутры. Проникая и выходя, он способен избежать следующих двух крайностей. Используя собственную внутреннюю природу беседуя с людьми, вы должны снаружи освободить себя от привязанностей к внешним образам, внутри же – опустошить себя от идеи Пустоты . Если же целиком отдаться созданию образов внешнего мира, то именно из этого произрастут ложные взгляды. Если же полностью придерживаться идеи о Пустоте, то именно из этого произрастёт непонимание.
Человек, что слепо придерживается идеи Пустоты, будет поносить сутры, прямо говоря: "Не следует использовать письмена". Говоря о "неиспользовании письмен", человек также не будет пребывать в согласии со словами, поскольку эти слова являются внешними представлениями письмен. Он также может говорить: "Истинный путь заключён в том, чтобы не опираться на письмена". Но ведь эти два иероглифа – "не опираться" – также являются письменами! Увидев человека, говорящего такие слова, они также будут поносить его рассуждения о письменах. Все вы должны знать об этом!
Можно смириться с тем, что этот человек заблуждается сам, но он к тому же поносит сутры. Поносить сутры нельзя, ибо столкнёшься с бесчисленными препятствиями и грехами!
Тот, кто снаружи придерживается внешних представлений, стремится достичь истины, придерживаясь определённого учения. Либо он создаёт множество мест для проповедей, где премного страдает рассуждениями о наличии и отсутствии. Но такой человек даже через множество кальп не сможет узреть своей изначальной природы.
Однако нам следует свершать истинные деяния, опираясь на Дхарму, а не думать о сотнях вещей, создавая тем самым себе препятствия на Пути к изначальной природе. Если же только слушать наставления, но не следовать истинным деяниям, то всё это, наоборот, лишь породит в человеке ложные мысли. Но если свершать все деяния, следуя Дхарме, то мы не будем подвержены тяге к созданию ложных образов.
Если вы поймёте это и будете проповедовать через неё, использовать её, и действовать через неё, то тогда наша изначальная школа никогда не будет утрачена.
Если встретиться вам человек, который будет вопрошать вас о смысле учения, то на вопрос о наличии, наоборот, говорите об отсутствии. Если же он будет спрашивать об отсутствии Дхармы, отвечайте ему о наличии. Будет вопрошать о мирском, рассказывайте о священном, а на вопрос о священном, поведайте ему о мирском. Два пути являются причиной друг друга, в результате чего и рождается смысл Срединного Пути. Если вас спрашивают о чём-либо, отвечайте через противоположность этому. Именно так отвечая на вопрос о чём-либо, вы никогда не утратите Принципа.
Предположим, кто-нибудь спрашивает вас: "Что называют темнотой"? Ответить надо так: "Свет – это предшествующая причина, темнота – это следствие. Если бы не было бы света, не было бы и темноты, а значит через свет мы понимаем темноту, через темноту понимаем свет, и таким образом они являются причинами друг друга, формируя смысл Срединного Пути". Все вопросы можно досконально разъяснить именно таким образом.
Передавая Дхарму последующим поколениям, обучите их тому что я сказал – да не утратится суть нашей школы!"

В первый день седьмой луны Яньхэ первого года Тайцзи (710 г.) Наставник приказал своим ученикам отправиться в Синьчжоу, в монастырь Гоэньсы и построить там ступу, наказав им поторопится с работой. На следующий год к концу лету строительство было завершено. В первый день седьмой луны Наставник собрал своих последователей и сказал: "Я покину этот мир в восьмом месяце. Если у кого из вас остались ещё сомнения, спросите меня, пока ещё не поздно, дабы разбил все ваши сомнения и положил конец вашим заблуждениям. Ибо после того, как я покину вас, не найдётся никого, кто смог бы вас наставить".
Фахай и остальные ученики, услышав это, залились слезами, в то время как один лишь Шэньхуэй остался духом спокоен, недвижим и не проронил ни слезинки.
Наставник же сказал: "Младший учитель Шэньхуэй достиг такого состояния сознания, которое не знает разделения на доброе и плохое, похвала или порицание не смогут поколебать его, горести и радости не рождаются в нём. Остальные же не достигли этого. После стольких лет воспитания в горах какое же Дао обрели вы? Почему вы убиваетесь и плачете сегодня? Неужели вы убиваетесь по мне из-за того, что я не знаю, куда ухожу? Но сам я знаю, куда отправляюсь, а поэтому не стоит горевать и лить слёзы. Если бы я не знал, куда я ухожу, как я бы смог заранее сообщить вам об этом? Вас заставляет плакать то, что вы сами не знаете, куда я ухожу. Но если бы вы знали это, то не горевали и не предавались слезам. В природе дхармы нет ни рождения, ни смерти, ни прихода, ни ухода.
Сядьте все, я прочту вам стих, что зовётся "Гатха об истинном и ложном, о движении и покое". Если вы будете повторять этот стих, то ваше сознание станет тождественным моему, именно так вы и будете пестовать свои поступки, не утратив сути нашей школы".
Все монахи поклонились ему, попросив учителя произнести стих.
В гатхе говорилось:


После того, как вся община услышала эту гатху, все поклонились Хуэйнэну, Поняв смысл того, о чём говорил учитель, каждый из них обрёл покой в своём сердце и решил совершать поступки, опираясь лишь на учение Дхармы, и не вступать в споры с другими школами. К тому же знали они, что учителю не долго осталось пребывать в этом мире, и Фахай, встав, вновь поклонился учителю и спросил:
– Когда Вы, достойный монах, обретёте Паринирвану, кому будет передана ряса и Дхарма?
– Всё, что я говорил вам в монастыре Дафаньсы вплот до моих сегодняшних слов, должно быть записано и распространено под названием "Сутра Помоста Драгоценной Дхармы" ("Фабао таньцзин"). – ответил Наставник. – Берегите её и передавайте из поколения в поколение, дабы спасать живые существа. И если вы будете проповедовать именно на её основе, то это и будет Праведный закон. Сейчас я говорю лишь о проповеди учения нашей школы, но традиция передачи рясы не будет продолжена. И потому это, что корни вашей веры мощны и плодоносны, есть в вас решимость и нет сомнений, и лежит на вас исполнение великих дел. Всё это находится в соответствии с той гатхой, что завещал нам Первопатриарх, Великий учитель Дамо:


Учитель вновь обратился к общине:
"О, глубокомудрые! Пусть каждый из вас очистит своё сердце и внимательно вслушается в мои слова! Тот, кто хочет достичь всеохватной мудрости Будды, должен достичь "самадхи единого проявления" и "самадхи единого действия". Где бы мы ни находились, мы должны освободить себя от любых внешних проявлений, а по отношению к ним у нас не должны рождаться ни ненависть, ни любовь, относитесь к ним нейтрально. Ни думайте о таких вещах, как достижение выгоды или неудаче, будьте спокойны и безмятежны, пустотны и чисты. Это и будет называться "самадхи единого проявления". Где бы вы ни находились, идёте ли вы или стоите, сидите или лежите, всегда будьте прямосердечны, и вам даже не потребуется свершения ритуалов в ваших обителях, как вы воистину достигаете Чистой земли. Вот это и будет называться "самадхи единого действия".
Вот каков человек, что обладает двумя этими формами самадхи: он подобен земле, что содержит семена, сначала сокрытые, которые затем вскармливаются, прорастают, цветут и наконец дают плоды. Именно таковы единое проявление и единое действие.
То, что я сегодня проповедую вам, подобно сезонному дождю, который омывает великие земли. Природа Будды внутри вас может быть уподоблена семенам, что омываются дождём и благодаря этому прорастают. Тот, кто отнесётся со вниманием к моим наставлениям, обязательно достигнет просветления-бодхи. Тот, кто будет руководствоваться моими деяниями, обязательно получит утончённые плоды природы Будды.
Послушайте мою гатху:


Произнеся эту гатху, учитель добавил: "Дхарма – не двойственна, таково и сердце. Путь-дао чист и превосходит все внешние проявления. Остерегайтесь [практиковать лишь] "взирание в покое" и "опустошение сердца". Сердце наше чисто изначально, а значит нам не надо стремиться к чему-то или что-то отвергать. Каждый должен сам всё делать с усердием и тщательно следовать обстоятельствам".
Вся паства поклонилась Хуэйнэну и удалилась.

Восьмого дня седьмого месяца Учитель неожиданно наказал своим ученикам: "Я собираюсь вернуться в Синьчжоу к себе на родину. Подготовьте побыстрее лодку". Все ученики в великом сожалении просили его остаться, но учитель сказал: "Будда, явившись в этот мир, показал нам нирвану. Тот, кто приходит в этот мир, должен однажды покинуть его – таков естественный принцип. Моё тело возвращается туда, где ему уготовлено место". Монахи же просили: "После того как Вы уедете в Синьчжоу, Вы можете рано или поздно вернуться к нам". Но Учитель сказал:
"Листья, опадая, возвращаются к корням. Увы, не может и речи идти о моём возвращении".
Тогда монахи вновь спросили:
– Кому передадите Вы сокровищницу истинного ока Дхармы?
– Человек, что обладает Путём-дао, получит её. Не привязанный к своему сердцу – проникнет в неё, – ответил Учитель.
– Какие трудности ожидают нас в дальнейшем? – спросили монахи.
– Через пять-шесть лет после моей смерти, появиться некий человек, что украдёт мою голову. Послушайте моё пророчество: "Прежде всего кормите родственников. Во рту должна быть пища. Когда придут трудности, Ян и Лю станут чиновниками". И ещё скажу я вам: "Через семьдесят лет, после того как я покину вас, придут два бодхисаттвы с Востока – один монах, один мирянин. И будут они вместе распространять учение, обоснуют нашу школу, будут строить и реставрировать монашеские обители и последователи их будут процветать.
– Не знаете ли Вы, сколько прошло поколений от первого Будды до сегодняшнего дня?– спросили монахи.
– Древних Будд, что приходили в этот мир, бесчисленное множество и сосчитать их невозможно. Давайте начнём с последних семи Будд. Будды прошлых кальп (аламкаракальпа) это Випассин, Сикхин и Виссабху. Будды настоящей кальпы (бхадракальпа) это Какусундха, Конагамана, Кассапа, Гаутама. Таковы эти семь Будд.
Будда Шакьямуни передал учение сначала арье Махакашьяпе, вторым патриархом стал арья Ананда, третьим – арья Санаваса, четвёртым – арья Упагупта, пятым – арья Дхиритака, шестым – арья Мичака, седьмым – арья Васумитра, восьмым – Буддхананди, девятым – арья Буддхамитра, десятым – арья Парсва, одиннадцатым – арья Пуньяясас, двенадцатым – бодхисаттва Асвагоша, тринадцатым – арья Капимала, четырнадцатым – бодхисаттва Нагарджуна, пятнадцатым – арья Канаьева, шестнадцатым – арья Рахулата, семнадцатым – арья Сангхананти, восемнадцатым – арья Сангхаясас, девятнадцатым – арья Кумарата, двадцатым – арья Джаята, двадцать первым – арья Васубхадху, двадцать вторым – арья Манура, двадцать третьим – арья Хаклена, двадцать четвёртым – арья Синха, двадцать пятым – арья Басиасита, двадцать шестым – арья Пуньямитра, двадцать седьмым – арья Праджнятара, двадцать восьмым – арья Бодхидхарма, двадцать девятым – великий учитель Хуэйкэ, тридцатым – Сэнцань, тридцать первым – великий учитель Даосинь, тридцать вторым – великий учитель Хунжэнь. Я же, Хуэйнэн, являюсь тридцать третьим патриархом. От предыдущего патриарха каждый последующий получал наставления. Так и вы от одного к другому, из поколения в поколение должны распространять и передавать учение.

В первый день второго года эры Гуйчоу, в третий день восьмого месяца (713 г.) в монастыре Гоэньсы , великий учитель, приняв пищу, обратился к своим ученикам: "Прошу вас, рассядьтесь в установленном порядке, я хочу попрощаться с вами".
Фахай спросил: "Какие наставления оставите Вы нам, дабы все заблудшие люди нынешнего и всех последующих поколений смогли бы прозреть природу Будды?"
Учитель сказал: "Все вы послушайте об истине! Все заблуждающиеся люди последующих поколений, если они сумеют познать живых существ, то это и будет проявлением природы Будды. Но если они не познают этого, то даже за десять тысяч кальп им будет весьма сложно достичь Будды. Сегодня я научу вас, как познать живых существ внутри вашего сердца и через это узреть природу Будду, что живёт в вашем сердце. Если вы желаете узреть Будду, то будет вполне достаточно познать живых существ. И всё это потому, что именно люди порождают в себе заблуждения по поводу Будды, но отнюдь не Будда вводит в заблуждение людей. Когда внутренняя природа людей испытывает пробуждение, то именно они сами и являются Буддами. Если же их внутренняя природа пребывает в заблуждениях, то Будда становиться человеком. Когда по своей внутренней природе они становятся равны, то любое живое существо и есть Будда. Если же их внутренняя природа обращена к ложному и опасному, то Будда превращается в обычного человека. Если ваше сердце искажено и искривлено, то Будда становится человеком. Если же в своей единой мысли вы ровны и прямы, то это значит, что живые существа стали Буддой. Моё сердце само по себе обладает Буддой, этот само-Будда и есть Истинный Будда. И если Будды нет внутри нашего сердца, то где же ещё искать истинного Будду? Ваше собственное сердце и есть Будда – даже не сомневайтесь в этом! Снаружи этого нет ничего, что могло бы возникнуть, всё изначально представляет собой мириады явлений, порождаемых нашим сердцем. Поэтому Сутра говорит: "Когда сердце рождается, то к жизни приходят самые различные явления, и когда это же сердце угасает, угасают и самые различные явления".
Сегодня, расставаясь с вами, я оставлю вам гатху, которая называется "Гатха Истинного Будды собственного сердца". Наши потомки, если сумеют понять смысл этой гатхи, самм прозреют своё изначальное сердце и сами обретут Путь Будды.
Гатха гласит:


Закончив читать гатху, наставник добавил: "Берегите себя. После того, как я покину этот мир, не следуйте мирской традиции и не выражайте чувства причитаниями и слезами! Тот, кто будет выражать соболезнования или обрядится в траурные одежды – тот не мой ученик! То – не истинное Учение! То, что вам действительно следует делать – это постигать своё изначальное сердце, прозревать свою изначальную природу. Не пребывать ни в покое, ни в движении, не рождаться и не умирать, не приходить и не уходить, не являться и не исчезать, не пребывать, но и не отсутствовать,
Боюсь лишь, что сердца ваши пребывают в заблуждениях и вы не сможете уловить смысл того, что я говорил вам. А поэтому я сегодня вновь повторяю это вам, чтобы вы смогли прозреть собственную природу. После того, как я уйду, если вы будете следовать моим наставлениям, то это будет означать, что я остаюсь жив. Если же в своих поступках вы будете противоречить моему учению, то даже если бы я оставался жив, всё равно бы не было бы для вас никакой пользы".
Затем наставник вновь произнёс гатху:


Произнеся гатху, Наставник благовейно сел и пробыл так до третьей стражи. Затем он неожиданно сказал ученикам "Я ухожу!" и внезапно исчез. В тот же момент удивительные ароматы наполнили комнату, и белая радуга встала над землёй. Лес поседел, а птицы и животные испустили скорбные крики.
В одиннадцатом месяце чиновники из Гуанчжоу, Шаочжоу и Синьчжоу, а также последователи школы Хуэйнэна монахи и миряне затеяли спор о том, где следует захоронить Истинное Тело и никак не могли придти к единому решению. Наконец они возожгли благовония, помолились и сказали: "Пускай дым от благовоний и укажет нам на нужное место. Туда и вернётся патриарх!". Дым прямо указал в сторону Цаоси. Итак, третьего дня одиннадцатого месяца туда и было перенесён священный склеп с телом вместе с патрой и рясой.
На следующий год 25 числа седьмого месяца склеп вновь достали, и ученик Хуэйнэна Вань Бянь обмазал его благовонными глинами. Последователи школы Хуэйнэна, памятуя о предсказании, что кто-то выкрадет голову Патриарха, дабы защитить шею учителя, обернули её железными листьями и материей, пропитанной лаками, а затем вновь положили в ступу.
Внезапно изнутри ступы вознёсся столб белого сияния, ударив прямо в небо, и так держался три дня. Чиновники из Шаочжоу доложили об этом на Высочайшее имя, и императорским указом было предписано возвести здесь стелу, дабы увековечить деяния Наставника.
Патриарх прожил 76 вёсен и осеней, в 24 года ему была передана ряса, в 39 лет он принял постриг, в течение 37 лет он проповедовал Учение ради блага всех живых существ, 43 его ученика получали от него наставления в Дхарме и с его особого согласия стали его преемниками, и даже невозможно узнать число тех, кто достиг пути просветления и преодолел мирскую жизнь.
Ряса, передаваемая от Бодхидхармы, одежды Моно, преподнесённые императором Чжун Цзуном, нефритовая чаша, статуя патриарха, изваянная Вань Бянем, и другие священные предметы были переданы хранителю ступы в молитвенном месте монастыря Баолиньсы. "Сутра Помоста" получила широкое распространение, ясно выражая наставления патриарха. Всё это было совершено ради восславления Трёх драгоценностей, равно как и ради пользы всех живых существ.




После того, как тело патриарха поместили в ступу в полночь третьего дня восьмого месяца десятого года эры Кайюань (722 г.) внезапно из пагоды послышались звуки, будто кто-то вытягивал железную цепь. Разбуженные шумом монахи увидели человека в траурных одеждах, убегавшего прочь от ступы. Осмотрев тело, монахи обнаружили на голове патриарха раны. Об этом происшествии было сообщено в областную и уездную управы, уездному главе Ян Каню и наместнику Лю Утяню. Получив сообщение, они объявили тщательный поиск преступника, каковой и был обнаружен пятью днями позже в деревушке Шицзяоцунь и препровождён в Шаочжоу на допрос. Он сообщил: "Моя фамилия Чжан, зовут Цзиньмань, происхожу из области Жучжоу, уезда Ляньсянь. В Хунчжоу в монастыре Кайюаньсы получил две тысячи монет от монаха из Синьло (т.е. Кореи) по имени Цзиньдахэн за то, чтобы выкрасть голову Шестого патриарха, которая должна быть отправлена за восточное море (т.е. в Корею) для поклонений".
Записав всё услышанное о происшествии, наместник Лю однако не вынес ещё судебного решения. Он отправился в Цаоси, дабы спросить мнения Линтао – старшего ученика Наставника и поинтересовался:
– Нужно ли рубить голову преступнику?
– Согласно законам государства, – объяснил Линтао, – принцип требует, чтобы он был казнён. Однако буддийское учение о сострадании учит, что с родными и врагами следует обращаться одинаково, а учитывая, что поводом для преступления явилось благовейное почитание Патриарха, то преступник может быть прощён.
– Лишь теперь я начинаю понимать сколь обширна и велика буддийская школа! – воскликнул наместник Лю.
Арестованный был отпущен на свободу.
Император Кан-цзун отправил своего особого посланника попросить патру и рясу Наставника, перед которыми пожелал совершить поклонение. Так продолжалось до 5-го числа 5-го месяца первого года эры Юнтай, пока императору Дай-цзуну не привиделся сон, что Великий Наставник просит вернуть патру и рясу. 7-го числа того же месяца был опубликован указ, адресованный наместнику Лю, который гласил: "Его величеству привиделся сон, что Великий Наставник Хуэйнэн просит вернуть его монашескую рясу и патру в Цаоси. Великий генерал "Опора государства" (почётное воинское звание) Лю Цзунцзин получил приказ передать всё это с должным почтением в Цаоси. Его Величество назвал эти вещи "Сокровищами государства" и Вам предписывается хранить их в данном монастыре (Баолиньсы) с величайшим тщанием, а также передать всё это тем монахам, которые получали личные наставления от Патриарха, строго оберегать их, дабы ни в чём не знали они нужды или заботы".
После этого реликвии неоднократно выкрадывались разбойниками, но каждый раз их успевали поймать ещё до того, как они успевали далеко убежать – и так повторялось четыре раза.
Император Сюань-цзун присвоил Патриарху посмертный титул "Чаньский наставник Величайшего зерцала" (Дацзинь чаньши), а на ступе его высек слова: "Сияние изначально гармоничного духа".
Другие записи о деяниях патриарха можно найти на стеле, сделанной Танскими деятелями Ван Вэем, наместником Лю Сюаньюанем, наместником Лю Чуньяном.

Писано хранителем стелы шраманом Линтао.