|
|
Джатака о
Макхадеве.
Sutta
pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 9 Makhadeva-Jataka.
Перевод Б.А.
Захарьина.
Со слов: "Седеют волосы
мои..." – Учитель – он жил тогда в Джетаване – начал свой рассказ о
Великом Отрешении (подробнее об этом повествуется в "Джатаке о странствии по адам"). А
было это так: монахи, сидя в зале собраний, толковали о подвиге
Всесовершенного и возносили ему хвалу, когда вдруг сам Учитель вошёл в
собрание чтящих дхамму и, воссев на то место, где всегда сидел
Пробуждённый, спросил у бхиккху: "О чём это вы, братия, беседуете?" "О
чём же ещё, высокопочтенный, как не о твоём отрешении, – ответили
монахи, – воздаём тебе хвалу!" "О монахи, – сказал им на то Учитель, –
не только ныне ведь Татхагата отрёкся от мирских страстей, ему и прежде
уже случалось отвергать мир страстей". Заслышав это, бхиккху подступили
к Благословенному с просьбой поведать им о прошедшем, и Благословенный
раскрыл им смысл давнего события, происшедшего в прошлой жизни и
утраченного поэтому их памятью.
"Во времена былые на престоле царства Видеха, в его столице Митхиле,
восседал царь Макхадева, преданный дхамме и правивший в соответствии с
дхаммой. Был он вначале царевичем, беспечно резвился, затем стал
наследным принцем, наконец – властелином, и так прошло целых
восемьдесят четыре тысячи лет. И всю свою долгую жизнь прожил царь, не
нарушая заповедей добра. "Любезный, – однажды предупредил он своего
брадобрея, – как только приметишь у меня седые волосы, тотчас же скажи
мне об этом".
Прошло ещё много лет, и вот однажды, увидав в чёрных как смоль волосах
царя один-единственный седой волосок, брадобрей почтительно молвил: "О
государь, у тебя появился седой волосок". "Вырви его, любезный, и
положи мне на ладонь!" – приказал царь. Повинуясь ему, брадобрей
золотыми щипчиками вырвал седой волос и положил владыке на ладонь. Хотя
знал царь, что до конца срока, отпущенного ему в этом рождении,
оставалось ещё восемьдесят четыре тысячи лет, едва только глянул он на
седой волос, как сердце его наполнилось унынием и тоской. Почудилось
ему, будто бы он заперт в хижине, охваченной пламенем, перед ним стоит
сам царь Смерти и
говорит ему: "Неразумный Макхадева! Вот уж и седина в
твоих волосах, а ты так и не сумел разомкнуть объятия терзающих тебя
страстей". И, чем дольше размышлял царь о своей седине, тем сильнее
жгла его тоска, тем обильнее проступал пот на челе его, тем сильнее
ощущал он тяжесть своего царского облачения.
"Нынче же покину мир суеты и начну жизнь скитальца-монаха", – решил
царь. Он подарил брадобрею огромное поместье стоимостью в сотню тысяч
золотых монет, а затем, обращаясь к старшему сыну, сказал: "Голова моя
поседела, и сам я вижу, что стар. Досыта вкусил я утех земных, видно,
пришло время для утех небесных: настала пора оставить суетный мир.
Воссядь же на престол, а я, покинув дворец, удалюсь под сень манговой
рощи и, живя там, буду следовать дхамме отшельника".
"Государь, – сказали советники, услыхав о желании царя отринуть мирскую
жизнь, – что побуждает тебя уйти в отшельничество?" И, зажав в пальцах
седой волос, царь пропел советникам в ответ такую гатху:
Седеют волосы мои, в
чём вижу знамение времени:
По воле неба ухожу в бездомность от земного бремени!
И в тот же день царь отрёкся от престола и сделался отшельником, чуждым
всего мирского. Прожив остальные восемьдесят четыре тысячи лет в святой
обители в манговой роще, он утвердился на пути сосредоточенного
размышления и одолел четыре ступени восхождения. По завершении же
земного срока он возродился в мире Брахмы, а затем – снова
низвергся на
землю, в ту же самую Митхилу, в облике царя по имени Ними. Возвысив
свой хиреющий род, царь Ними в конце концов отринул мир, удалился в
святую обитель в той же манговой роще и, взойдя по ступеням
совершенств, вновь оказался в мире Брахмы".
Своё наставление в дхамме Учитель завершил словами: "Итак, монахи,
Татхагата не впервые уже отвергает мир страстей!" И он снова открыл
величие Четырёх
Благородных Истин. И сделались тогда иные "вступившими
в Поток", а иные – "возвращающимися единожды", иные же – "вовсе не
возвращающимися". Тогда Благословенный, соединяя стих и прозу и прошлую
жизнь с нынешней, истолковал джатаку и так связал перерождения:
"Брадобреем в ту пору был Ананда,
царевичем-наследником – Рахула,
царём
же Макхадевой – я сам".
|
|
|