"Распахните ворота..." – так отвечал Учитель – он жил в ту пору в роще Джетавана – четырём отшельницам, пришедшим приобщиться к святой жизни.
Рассказывают, что некогда царский род личчхавов, насчитывавший семь тысяч, семь сот и ещё семь душ, правил в Весали. И пошли между ними споры и несогласия. А в Весали тогда явился один джайнский монах, искушённый в знании пяти сотен священных книг, и был он с почётом принят правителем. А ещё пришла в Весали столь же многознающая джайнская монахиня, и решили старейшины рода личчхавов устроить меж ними состязание в учёности, и, когда оба джайна показали себя умеющими спорить и доказывать своё, старейшинам пришло на ум: "А ведь эта пара, когда б переженить их, произвела бы на свет премудрое потомство!" – и, на том порешив, устроили свадьбу. Прошло сколько-то времени, и от тех супругов родились на свет четыре дочери и сын. Дочерям дали имена: Сачча, Лола, Ававадака и Патачара, а мальчика, брата их, назвали Саччакой. Ко времени, когда достигли они отрочества, каждый из детей знал уже тысячу книг: пять сотен, выученных от матери, и пять сотен – от отца. Дочерям своим отец с матерью наказывали так: "За того мирянина, который вас переговорит и докажет вашу неправоту, выходите замуж, а того святого человека, который превзойдёт вас в учёности, слушайте и почитайте!"
Шло время, и вот отец с матерью умерли. По их кончине Саччака остался жить в Весали и посвятил себя изучению обычаев личчхавов. Сёстры же его, взяв с собой ветку яблони, ушли в скитания. Скитаясь из города в город и ведя споры, добрались они наконец до Саваттхи. Близ городских ворот странницы воткнули в землю яблоневую ветку и сказали юношам, которые там оказались: "Если есть среди горожан мирянин или святой человек, способный поспорить с нами в учёности, пусть придёт сюда и втопчет эту ветку в пыль!" И молвив так, они отправились за подаянием. Между тем благой Сарипутта с утра подметал монастырский двор и чистил утварь, носил воду и ходил за немощными, а потом тоже пошёл за подаянием в Саваттхи. Услыхав от юношей о словах странниц и увидев яблоневую ветку, он втоптал её в пыль и молвил: "Девицы, что воткнули здесь ветку, пусть придут после трапезы ко мне в Джетавану, в верхние покои монастыря!" С тем он отправился в город, а затем, воротившись в Джетавагу и совершив трапезу, расположился в покоях над верхними воротами. Странницы же, собрав подаяние, пришли на прежнее место и увидели, что ветка их втоптана в пыль. На все расспросы юноши отвечали, что сделал это Сарипутта и что, если они желают вступить с ним в спор, пусть идут к нему в монастырь, в надвратные покои. Странницы отправились через весь город в монастырь, по пути обрастая любопытными, и, наконец, сопровождаемые целой толпой, прибыли, куда было сказано.
Сарипутта без труда ответил на все их премудрые вопросы и спросил, что ещё им ведомо. "Больше ничего, господин!" – отвечали те. "Тогда, – молвил Сарипутта, – я стану вас спрашивать!" И когда уже на первое, спрошенное им, они не нашли ответа, он разъяснил им суть дела. И странницы признали: "Мы побеждены тобою, ты превзошёл нас в состязании!" – "Что же теперь вы станете делать?" – спросил Сарипутта. "Родители наши, – отвечали странницы, – наказывали нам: "За того мирянина, который переговорит вас, выходите замуж, а того святого человека, который превзойдёт вас в учёности, слушайтесь и почитайте!" А потому мы просим твоего дозволения стать монахинями и зажить святой жизнью!" Услыхав те речи, Сарипутта с радостью дозволил им поселиться в монастыре и разместил в особых покоях для монахинь, называемых Уппалаванна. Вскорости все четыре бывшие странницы достигли арахатства.
И вот раз монахини, сойдясь в зале собраний, говорили о том, как Сарипутта принял в лоно дхаммы четырёх джайнских скиталиц и как его стараниями они вскоре обрели арахатство. Вошедший Учитель услыхал их слова и молвил на то: "Не только ныне, бхиккху, но и прежде Сарипутта принимал под свою защиту тех женщин: в этом рождении он препроводил их в лоно дхаммы, а в прежние времена лишь его усердием сделались они царскими супругами!" И уступая просьбам бхиккху, Учитель поведал им о прошлом.
"Во времена стародавние царь Калинга правил калингским царством, сидя в своей столице, Дантапуре, а правивший страною Ассака царь Ассака стоял со двором в своей Потали-столице. У царя Калинги было хорошо обученное войско, и сам он прослыл могучим войном, сильным, как слон. Но не находил царь для себя достойных противников и не с кем было ему сразиться. Тогда в жажде битвы созвал он своих советников и сказал им: "Я стремлюсь в бой, но нет никого, кто сразился б со мною!" И советники молвили в ответ: "Есть лишь одно средство, государь. У тебя четыре дочери-красавицы. Вели им надеть лучшие наряды и украшения, посади в повозку, и пусть они, охраняемые стражниками, странствуют но деревням, городам и столицам: и как только какой-нибудь царь, прельстившись их красотою, вознамерится забрать твоих дочерей к себе, в женскую половину дворца, мы тотчас объявим ему войну!"
Царь послушался их совета, но в какие бы царства ни являлись царские дочери, государи, сдерживаемые страхом, не решались пригласить их в город, но, преподнеся дары, отводили красавицам место для ночлега за городскими стенами. Так царские дочери исколесили вдоль и поперёк всю Джамбудипу, покуда не попали в город Потали, столицу царства Ассаки. Но и Ассака не разрешил отворять для царских дочерей городские ворота, а только отдарился подношениями. Был же у Ассаки один премудрый советник по имени Нандисена, искусный в делах государства. И подумал тогда Нандисена: "Говорят, эти царские дочери напрасно исколесили всю Джамбудипу, – проехав страну из конца в конец, они так и не сыскали никого, кто сразился бы за обладание ими. Если это правда, тогда Джамбудипа – пустое имя, и ничего более! Я сам вступлю в бой с царём Калингой!" И, принявши такое решение, он отправился к городским стражам и, велев им распахнуть ворота пред царскими дочерьми, спел такую гатху:


Ворота открыли, и Нандисена, проводив девушек во дворец царя Ассаки, сказал тому: "Не бойся, о царь! Если суждено быть битве – я о том позабочусь, ты же прими красавиц и сделай их своими старшими жёнами!" Вслед за тем Нандисена совершил над девушками обряд окропления и провозгласил их царицами, а стражников отпустил и повелел возвращаться к царю Калинге и передать ему, что дочерей его возвысили до царского трона. Те пустились в обратный путь и рассказали обо всём Калинге. Царь, грозно прорычав: "Видно, он не знает всей силы моего могущества!", тотчас приказал войску выступать в поход. Нандисена же, проведав о его приближении, отправил царю такое послание: "Пусть царь Калинга не преступает пределов ни своего царства, ни нашего: битве же быть на порубежье обоих царств!" И, получив такое послание, Калинга с войском стал на границе своего царства, а царь Ассака у пределов своей державы.
Бодхисатта же в ту пору был отшельником и жил в хижине, что стояла как раз на порубежье двух царств. И вот царь Калинга подумал: "Эти святые люди знают многое. Меж тем кому из нас ведомо, кто победит, а кто потерпит поражение?! Спрошу-ка я у этого отшельника!" И он, переменив платье, чтобы не быть узнанным, отправился к бодхисаттве. Явившись к отшельнику, царь почтительно приветствовал его и, сев в сторонке, спросил: "Почтенный, цари Калинга и Ассака, каждый с огромным войском, стоят у пределов своих царств друг против друга, готовые ринуться в битву. Ведомо ли тебе, кто из них победит, а кто потерпит поражение?" – "Вседостойнейший, – отвечал ему отшельник, – один из них несомненно победит, другой же потерпит поражение. Более этого я ничего не могу тебе сказать. Но царь небесный Сакка скоро будет здесь, и, если ты соблаговолишь прийти ко мне ещё раз завтра утром, я передам тебе его ответ". И вот, когда вскоре явился туда Сакка, чтобы выказать почтение бодхисаттве, отшельник спросил его, кто победит в предстоящем сражении, и получил такой ответ: "Почтенный! Судя по таким-то приметам и знакам, победит Калинга, Ассака же потерпит поражение!" Когда наутро Калинга снова пришёл к отшельнику, тот передал ему слова Сакки. И, возликовав: "Так, значит, мне предвещают победу!", царь не спросил даже, какие то будут знаки, и в радости и волнении отправился восвояси.
Весть о предсказании вскоре разнеслась повсюду. Дошла она и до царя Ассаки, и тот призвал к себе Нандисену: "Возвещают, будто победит Калинга, а нам придётся вкусить горечь поражения! Что делать, скажи, Нандисена?!" – "Кто может знать грядущее?!" – отвечал Нандисена и тем успокоил царя. Сам же направился к отшельнику, почтительно приветствовал бодхисаттву и, с достоинством усевшись в сторонке, спросил: "Скажи, почтенный, кто победит в бою, а кто потерпит поражение?" – "Победит Калинга, – отвечал отшельник, – Ассака же будет разбит!" – "Открой же, почтенный, – продолжал Нандисена, – каким знаком будет отмечен победитель, а каким – побеждённый?" – "Вседостойнейший, – молвил отшельник, – бог-хранитель  победителя явится в облике белого, без единого пятнышка, быка, а бог-защитник другого царя примет обличье быка тёмного, словно ночь. И боги-покровители обоих царей сами вступят в схватку друг с другом, и один из них одержит верх, а другой будет повержен".
Услыхав про то, Нандисена поднялся с места и воротился к себе. Созвав войско царя Ассаки – всю тысячу славных войнов, – он повёл их за собой на гору, что была неподалёку, и там спросил их: "Готовы ли вы отдать жизнь за нашего царя Ассаку?" – "Да, господин, готовы!" – отвечали те. "Тогда бросайтесь в пропасть, что под вами!" – повелел Нандисена. И войны все, как один, подступили к краю обрыва, чтобы низвергнуться вниз. Но Нандисена остановил их. "Стойте! Довольно! – вскричал он. – Выкажите же себя и на поле брани преданными слугами нашего царя и достойно сражайтесь за него!" И они дали ему в том клятву.
Когда настал наконец час сражения, Калинга, воодушевлённый мыслью о том, что ему и войску его предвещана победа, сказал себе: "Мы выиграем сражение!" И все войны его мыслили так же. Уверенные в том, надевали они свои доспехи, строились, развёртывались и выступали в положенном порядке, но, когда настал момент истины и должно было проявить наивысшее напряжение сил, они не сумели свершить надлежащего усилия!
Оба царя на лошадях съехались, намереваясь вступить в открытый поединок. Божества же хранители предводительствовали ими, и тот, что охранял Калингу, был в облике белого быка, а оборонявший другого царя был быком чёрным. И вот быки тоже встали один против другого и всячески стали устрашать друг друга, выказывая готовность к поединку. Но видеть тех быков могли только одни цари, и более никто. И спросил тогда Нандисена Ассаку, зримы ли ему боги-охранители. "Да!" – отвечал Ассака. "В каком же обличье?" – допытывался Нандисена. "Бог-защитник Калинги предстаёт мне в обличье белого быка, а наш охранитель принял облик быка чёрного, и выглядит он не столь воинственно!" – сказал Ассака. "Не страшись же, государь! – воскликнул тогда Нандисена. – Нам суждено победить, Калинге же потерпеть поражение! Спешься, государь, сойди со своего синдского скакуна наилучшей выучки, крепко зажми в левой руке копьё и что есть силы ударь им белого быка в бок! Затем же, сопровождаемый всей тысячью наших отборных войнов, храбро устремись вперёд и, нанося яростные удары, свали на землю бога-защитника Калинги, а мы ещё тысячью ударами прикончим его, и рухнет божество, охраняющее Калингу, и царь Калинга потерпит поражение, а мы восторжествуем!" – "Да будет так!" – ответил на то царь Ассака и по знаку Нандисены метнул свое копьё, и все, бившиеся рядом с ним, устремили на белого быка тысячу копий. И низвергнут был тогда бог-охранитель Калинги и испустил дух!
Царь же Калинга, терпя поражение, побежал с поля боя, и при виде того вся тысяча соратников Ассаки громко и радостно возопила: "Бежит Калинга!" А царь Калинга, объятый страхом, убегая с поля брани, пропел такую гатху, полную упрёков отшельнику:


Так упрекал отшельника бежавший с поля боя Калинга. И столь стремителен был его бег назад в Дантапуру, что он ни разу не осмелился оглянуться назад!
Когда же, по прошествии нескольких дней, Сакка вновь наведался к отшельнику, святой отец пропел ему такой стих:


И Сакка отвечал отшельнику такими стихами:


Между тем после бегства Калинги царь Ассака воротился со славою в свою столицу, Нандисена же направил послание Калинге, требуя с него приданое за дочерей. "А если не дашь, – пригрозил он, – я знаю, как поступить с тобою!" И, получив это послание, Калинга так испугался, что не стал перечить и отправил востребованное в страну Ассака. И с того дня оба царя жили в мире и согласии".
Окончив своё наставление в дхамме, Учитель истолковал джатаку и так связал при этом перерождения: "Дочерьми царя Калинги в ту пору были эти самые девы-странницы, Нандисеной был Сарипутта, отшельником же – я сам".