|
|
Джатака о
юном Падуме.
Sutta
pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Duka-Nipata. 193 Culla-Paduma-Jataka.
Перевод
с пали Б.А.
Захарьина.
Восточный альманах. Вып. 1. М.: Художественная
литература, 1973.
Словами: "Не кто иной,
как я..." Учитель – он жил в ту пору в роще Джетавана – начал
повествование об одном бхиккху, томившемся плотским желанием. Подробнее
о том рассказывается в "Джатаке об Уммаданти". Пока же довольно знать и
то, что однажды Учитель спросил одного монаха: "Правда ли, бхиккху, что
ты томим плотским желанием?" Тот отвечал: "Это правда, Учитель!" – "Кто
же, – спросил тогда Учитель, – разжёг в тебе вожделение?" –
"Встретилась мне женщина, – отвечал монах, – разукрашенная, разодетая,
и я воспылал к ней страстью!" – "Бхиккху, – молвил на то Учитель, –
ведь женщины – существа неблагодарные, они вероломны и жестокосердны.
Во времена минувшие иные из мудрых поили женщин кровью из собственного
колена, дарили им дорогие подарки и так и не постигли женского сердца!"
И Учитель поведал собравшимся такую историю из прошлой жизни.
"Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал царь
Брахмадатта, бодхисаттва
явился на землю сыном старшей жены царя. В день наречения ему дали имя
Падума-кумар, царевич Лотос. Было у Падумы шестеро младших братьев, и
вот когда царевичи достигли мужества, они обзавелись семьями и жили при
дворе царскими помощниками. Однажды царь из окна своих палат увидел,
как его сыновья в окружении слуг и домочадцев идут служить ему, и
усомнился: "А не хотят ли все эти люди убить меня и захватить царство?"
И, подумав так, он послал за сыновьями и сказал им: "Сыны мои, вам не
следует жить в этом городе. Ступайте куда-нибудь, а с кончиною моей
возвращайтесь обратно и владейте царством, что издавна принадлежит
нашему роду!" Сыновья подчинились отцовской воле и, рыдая, пошли по
домам собираться. "Где-нибудь да проживём!" – утешали они себя, забрали
жён и, выйдя из города, пошли куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли
шли они, но забрались в глушь. А когда не сумели сыскать ни еды, ни
питья, не в силах терпеть муки голода, решили они спасти свои жизни
ценою жизни женщин. Царевичи схватили жену младшего брата, убили её,
разрезали на тринадцать частей и наелись досыта. Только бодхисаттва с женой из
двух своих кусков один отложили, другой же поделили между собой. Так за
шесть дней царевичи убили и съели шестерых женщин. Бодхисаттва же, как и
в первый день, каждый раз откладывал про запас один из кусков, так что
набралось у него уже шесть припасённых кусков мяса.
На седьмой день собрались царевичи убить и съесть жену бодхисаттвы, но он
взамен предложил им те шесть сохранённых кусков мяса. "Съешьте пока эти
шесть кусков, – сказал он, – а утром посмотрим!" Те поели мяса, что дал
им бодхисаттва, а
ночью, когда все уснули, бодхисаттва
и его жена убежали. Прошли они немного, и женщина начала стенать:
"Муженёк мой! Не могу я идти дальше!" И бодхисаттва посадил её
себе на плечи и понёс. На рассвете вышли они из той глуши. И когда
солнце поднялось высоко, жена бодхисаттвы сказала:
"Муженёк мой, пить хочу!" – "Дорогая, – отвечал ей бодхисаттва, – нет
воды, терпи!" Но она жалобно взывала снова и снова, пока бодхисаттва не схватил
меч и, ударив себя мечом по правому колену, не сказал жене: "Нет тут
воды, дорогая! Вот, присядь и напейся крови из моего правого колена". И
жена бодхисаттвы
так и сделала. Вскоре вышли они на берег великого Ганга. Напились,
искупались, поели диких плодов и прилегли отдохнуть в красивом и
прохладном месте. Там, в излучине реки, они выстроили потом хижину, в
каких живут отшельники, и зажили в ней.
Однажды в некоем царстве в верховьях Ганга поймали и судили виновного
пред царём вора. Ему отрубили руки, ноги, нос и уши, положили обрубок
туловища в лодку и пустили плыть по течению Ганга. И вот лодка с
несчастным, громко вопившим от боли, доплыла до места, где жили бодхисаттва с женой. Бодхисаттва, услышав
жалобные завывания калеки, решил: "Покуда я жив, не дам пропасть
несчастному!" С тем он направился на берег Ганга, вытащил калеку из
лодки, принёс к себе в хижину и принялся пользовать несчастного
примочками из настоев вяжущих трав и мазями. Жена же бодхисаттвы при виде
калеки воскликнула: "Хорошенького же урода ты вытащил из Ганга да ещё
возишься и нянчишься с ним!" И, ходя по хижине, она плевалась от
отвращения.
Пока раны искалеченного не зажили, бодхисаттва позволил
ему жить с ним и женой в одной хижине. Каждый день приносил он свежие
плоды и кормил ими и жену свою, и урода. Между тем сердце жены бодхисаттвы охватила
страсть к уроду, и она, улучив момент, соединилась с ним. Поступив так,
она задумала убить бодхисаттву
и раз сказала ему: "Муженёк! В тот самый день, когда выбирались мы из
лесной глуши, я, сидя на твоём плече, увидала вдалеке вон ту гору и
дала тогда обет, что, если нам удастся спастись и мы останемся живы и
невредимы, я принесу подношение божеству той горы. Теперь дух горы всё
чаще является мне в мыслях, и я хотела бы наконец возблагодарить его
подношением". – "Да будет так!" – отвечал ей бодхисаттва, не
подозревая о её вероломстве. Он приготовил подношение и, неся чашу с
дарами, взобрался вместе с женой на гору. Там женщина воскликнула:
"Муженёк, не божество горы, но ты сам – бог богов! И сперва я тебе
поднесу лесных цветов и тебя обойду кругом слева направо в обряде
поклонения, а уж после того совершу подношение божеству горы!" И,
говоря так, она подвела бодхисаттву
к краю обрыва, поднесла ему лесных цветов и, делая вид, что свершает
круг почёта, стала обходить мужа слева направо. Но, зайдя сзади, она
изо всех сил толкнула бодхисаттву
в спину и сбросила его в пропасть. А когда он падал, женщина в злобной
радости крикнула ему вслед: "Наконец-то я увидела спину своего врага!"
Потом она спустилась с горы и воротилась к своему уроду. Что до бодхисаттвы, то тот,
падая в пропасть, счастливо угодил в густую, лишённую шипов крону
смоковницы, что росла на склоне горы, и застрял, запутавшись в её
ветвях. Однако без чьей-либо помощи бодхисаттва не смог
спуститься вниз и остался на смоковнице, питаясь фигами. А надобно
сказать, что одна большая игуана, предводительница тамошних игуан,
каждый день взбиралась по горе к тому месту, где росла смоковница, и
лакомилась фигами. В первый раз, заметив бодхисаттву, игуана
кинулась прочь, но на другой день она вновь подобралась к смоковнице и,
поев плодов с одной стороны дерева, уползла восвояси. Так каждый день
игуана появлялась там и наконец прониклась доверием к бодхисаттве. "Как это
ты попал сюда?" – спросила однажды игуана бодхисаттву, и тот
поведал ей о своих злоключениях. "Смотри же не бойся!" – сказала
игуана, посадила бодхисаттву
себе на спину, спустилась вместе с ним с горы и, миновав лес, приползла
к большой дороге. Там игуана опустила бодхисаттву на дорогу,
объяснила ему, в какую сторону идти, а потом воротилась к себе в лес.
Бодхисаттва
добрался до небольшой деревушки и жил там, пока не прослышал о смерти
своего отца-царя, после чего отправился назад в Бенарес. Там он под
именем Падума-раджа, царь Падума, стал править царством, которое
издревле принадлежало его роду. Он твёрдо блюл все десять заповедей
справедливого царского правления и правил в соответствии с дхаммой.
Падума повелел построить в Бенаресе шесть странноприёмных домов: по
одному близ четырёх городских ворот, один – посредине города и один –
перед самым дворцом. А ещё всякий день раздавал он милостыни на
шестьсот тысяч золотых.
Злонамеренная же супруга бодхисаттвы
как-то посадила себе на плечи своего урода да и вышла с ним из лесов к
людям. Побираясь и питаясь поданным ей рисом с топлёным маслом, она
поддерживала силы в себе и своём сожителе. Если же люди спрашивали, кто
ей этот калека, она обычно отвечала: "Я дочь его дяди по матери, а он,
значит, мне двоюродный брат. Но меня отдали ему в жёны, и, хоть его
приговаривали к смерти, я супруга своего не бросаю, пекусь о нём и,
чтобы прокормить, прошу подаяния!" – "Сколь преданная супруга!" –
восхищались слушатели и подавали ей впредь больше прежнего. А иные
советовали: "Зачем тебе скитаться в поисках подаяния? Ныне в Бенаресе
правит царь Падума. Он, поражая Джамбудипу небывалой щедростью, подаёт
всем. Увидев твоего урода, царь возрадуется сердцем и, ублажённый,
одарит тебя богатыми дарами. Посади мужа в эту корзину да и ступай с
ним прямо к бенаресскому царю!" И, настаивая на своём, они подали ей
ивовую корзину.
Бесчестная женщина посадила тогда своего урода в корзину и, водрузив её
на голову, отправилась в Бенарес. А там стала жить на то, что получала
в странноприёмных домах. Бодхисаттва
же обычно приезжал к месту, где раздавалась милостыня и пожертвования,
сидя на спине великолепного, богато убранного слона. Раздав из своих
рук подаяние восьми-десяти страждущим, он возвращался во дворец. И вот
однажды подлая женщина посадила урода в корзину и, держа корзину на
голове, стала на дороге, по которой следовал царь. Царь увидел женщину
и спросил, кто она такая. "Это, государь, некая преданная супруга!" –
отвечали ему. Царь тогда велел призвать её и, разглядев, узнал свою
жену. По его приказанию урода вытряхнули из корзины, и царь спросил
женщину: "Кто он тебе?" – "Он, государь, мой двоюродный брат,
назначенный мне родом в супруги!" – отвечала лгунья. "Да, воистину она
божественная супруга!" – вскричали все тогда в восхищении и стали петь
хвалу бесчестной, ибо не знали того, что было прежде.
"Что?! – воскликнул царь. – Вот этот урод – назначенный тебе родом
супруг?" – "Да, государь!" – дерзко отвечала женщина, ибо она не
признала в царе супруга. "Ах, так, – вскричал царь, – а может, этот
урод ещё и сын царя бенаресского?! Разве не ты жена царевича Падумы,
дочь такого-то царя, и зовут тебя разве не так-то?! Не ты ли утоляла
жажду кровью из моего рассечённого колена? Не ты ли, воспылав
непотребной страстью к этому уроду, столкнула меня в пропасть?! Ты
явилась сюда, думая, что я мёртв, но вот он я – живой, на твоём же челе
отныне – печать смерти!" И царь сказал советникам: "Советники мои,
помните ли вы, как на ваши расспросы я поведал вам однажды о том, что
шестеро моих братьев убили и съели одну за одной шестерых своих жён, я
же свою жену уберёг!
На плечах я донес её до берега Ганга, и там мы жили с ней в
отшельнической хижине. Это я вытащил из реки калеку, наказанного за
злодейства, и я ходил за ним. Женщина же эта, томимая пагубной
страстью, столкнула меня в пропасть, но я спасся, потому что был
милосерден! Женщина, о которой шла тогда речь, женщина, которая
спихнула меня со скалы, не кто иная, как вот эта бесчестная побирушка,
а наказанный за злодейства свои урод – вот этот самый калека!" И
бодхисаттва спел им тогда такую гатху:
"Не кто иной, как я.
Она, а не иная.
А тот, лишённый рук, не кто иной, как он.
Не верьте женщине. Она лгала, стеная:
"Он в отрочестве мне в супруги приведён!"
Нет правды в женщинах, их словесам не верьте.
Все жёны до одной заслуживают смерти".
"Этого урода, соединяющегося с чужими жёнами, – повелел царь, – жестоко
измолотив дубинами, забейте до смерти! А у сей притворной "верной
супруги" отрубите нос и уши!"
Но хотя бодхисаттва
и не сумел сдержать гнева и распорядился о столь страшном наказании,
он, конечно же, не потребовал исполнения своего приговора. Вместо того,
утишив ярость, бодхисаттва
повелел посадить урода назад в корзину и, чтобы обманщица не смогла
стащить её с головы, приказал крепко-накрепко привязать корзину к
голове мошенницы, а затем прогнать обоих с глаз долой!"
Заканчивая своё наставление в дхамме, Учитель приобщил слушавших его к
Четырём
Благородным Истинам, и, внявши тем Истинам, томившийся страстью
бхиккху раскаялся и вкусил плода от нового приобщения к Потоку. Учитель
же тогда растолковал джатаку, так связав перерождения. "В ту пору, –
молвил он, – шестью царевичами были некие тхеры, царской женой была
отроковица Чинча, уродом – Девадатта,
предводителем игуан – Ананда,
царём же Падумой был я
сам".
|
|
|