"Что ты думаешь…" – это сказал Учитель, пребывая в Бамбуковой роще, по поводу Девадатты. Однажды монахи стали вразумлять Девадатту: "Почтенный Девадатта! Ты многим обязан Учителю! Ты получил от него постриг, получил посвящение, изучил все "Три корзины" речений Пробуждённого, научился созерцанию. К тому же уважение и почёт, тебе оказываемые, – от твоей близости к Десятисильному". Девадатта в ответ на это взял былинку и сказал: "А по-моему, шраман Готама ничего мне хорошего не сделал, ни на волос не помог". Об этом и завязался разговор в зале для слушания дхармы. Учитель пришёл и спросил: "О чём вы сейчас беседуете, монахи?" Монахи объяснили. "Не только теперь, но и прежде, о монахи, Девадатта был неблагодарен и стал предателем", – произнёс Учитель и рассказал о былом:
"Некогда в Раджагрихе правил великий государь царства Магадхи. В ту пору старшина купцов Раджагрихи женил своего сына на дочери старшины сельских купцов. Она оказалась бесплодной, и оттого с течением времени с нею стали всё меньше и меньше считаться. Иной раз даже нарочно говорили друг другу, да ещё так, чтобы ей было слышно: "Покуда у нашего сына жена бесплодная, наш род продлиться не сможет". Наслушавшись такого, решила она всех обмануть и притвориться беременной. Она поговорила со своей кормилицей – та была с нею заодно, – расспросила её про поведение беременных и всё запомнила. И начала скрывать свои месячные, стала требовать кислого да солёного. К той поре, когда у беременных припухают ноги и руки, она стала натирать себе ладони и ступни, чтобы они вздувались. Что ни день, подвязывала она себе под сари всё новые и новые тряпки и тем делала вид, будто живот у неё растёт; соски грудей подкрашивала чёрным, а по нужде ходила тайком, чтобы не видел никто, кроме её кормилицы. Муж поверил, велел ухаживать за ней, как за беременной. Так она и прожила девять месяцев, а потом объявила свёкру со свекровью, что рожать поедет в деревню, к отцу. Посадили её на телегу, приставили к ней множество слуг, и поехала она из Раджагрихи по дороге к отцовскому дому. А как раз перед ними шёл обоз, и ко времени завтрака они доезжали до того самого места, где обоз ночевал накануне. Однажды ночью какая-то бедная женщина из обоза родила под баньяном сына. Наутро, когда обоз отправлялся, пришлось ей призадуматься: "Одна, без обоза, я идти не смогу, а вот сын у меня ещё будет", – решила она и оставила новорожденного лежать вместе с последом в крови и слизи прямо под деревом. А мальчика сохранил в живых дух того дерева – ведь не кто-нибудь, а сам бодхисаттва на этот раз так родился. К завтраку подъехала туда сноха купеческого старшины. Спутникам она сказала, что ей надо отойти по нужде, вместе с кормилицей пришла к баньяну и увидела там младенца – мальчика с кожей золотистого цвета. "Матушка, дело-то наше устроилось!" – сказала она кормилице, выбросила из-под сари все свои тряпки, подол испачкала кровью и слизью и объявила, что разродилась. Все очень обрадовались, мальчика тут же завернули в пелёнки и послали письмо в Раджагриху. "Приезжай назад, – написали ей свёкор со свекровью. – Раз ты уже родила, нечего тебе делать в доме отца". Она и повернула обратно. Встретили её в Раджагрихе и стали думать, какое имя дать новорожденному. Нарекли его Нигродхой – Баньяном – за то, что родился он под этим деревом. А в тот же день и другая сноха купеческого старшины тоже ехала рожать в отцовский дом и по дороге родила сына под веткой дерева. Назвали его Сакхой – Веткой. И ещё тогда же жена портного, жившего при старшине, родила сына прямо в мастерской среди всяких обрезков ткани. Этого нарекли Поттикой. Старшина решил их обоих растить вместе с роднёй, раз уж все трое родились в один день. Выросли они вместе, а когда подросли, вместе пошли в Такшашилу и изучили там всякие искусства. Купеческие сыновья заплатили своему учителю по тысяче, а Поттику Нигродха обучал сам, бесплатно. И вот освоили они искусства, распрощались с учителем и пошли для начала побродить по свету. Долго ли, коротко ли, а добрались они до Варанаси и заночевали около храма. К тому времени истекла как раз неделя со смерти царя Варанаси. Наследников у него не было, и, по обычаю, решили запрячь праздничную колесницу и пустить без кучера, чтобы кони сами пришли к будущему царю. Все горожане об этом знали.
Друзья тем временем лежали под деревом и спали. На рассвете Поттика проснулся, сел у ног Нигродхи и стал поглаживать их. Сидели на том дереве два петуха, и вдруг тот петух, что был повыше, капнул на голову нижнего. "Кто меня обделал?" – спрашивает нижний. "Не сердись, приятель, я не нарочно". – "Я что для тебя, отхожее место? Ты не знаешь, что я петух не простой?" – "Я же сказал тебе, это вышло нечаянно, – говорит верхний, – а ты всё-таки злишься. А чем ты не простой?" – "Тот, кто меня зарежет и съест, получит назавтра тысячу монет. Как мне не гордиться?" – "Подумаешь, нашёл чем гордиться! – говорит ему другой. – А вот кто меня зарежет и съест побольше моего мяса, тот назавтра станет царём; кто съест поменьше – военачальником; а кто кости обсосёт – казначеем". Слышит это Поттика и думает: "Тысяча монет нам ни к чему, царство лучше". Забрался он тихонько на дерево, схватил верхнего петуха, свернул ему шею и зажарил на углях. Большую долю мяса он отдал Нигродхе, меньшую – Сакхе, сам обсосал кости и, когда все поели, сказал: "Ты, приятель Нигродха, станешь сегодня царем; ты, приятель Сакха, – военачальником, а я стану казначеем". – "Откуда ты это знаешь?" – спрашивают они. Тут он всё им рассказал. Поутру они зашли в Варанаси, поели у какого-то брахмана рисовой каши с маслом и сахаром и вышли из города в парк. Нигродха прилёг на каменную плиту, а двое других улеглись рядом. Тем часом в городе запрягли праздничную колесницу, положили в неё пять знаменующих царское достоинство вещей и пустили коней брести, куда им вздумается. Кони привезли колесницу ко входу в парк. Там она развернулась и стала, готовая принять седока. "Наверное, в парке находится человек, достойный принять царскую власть", – подумал придворный жрец. Он вошёл в парк и увидел там Нигродху. Тогда он приподнял с него покрывало и посмотрел на его ноги. По линиям на ногах он понял, что это тот человек, который способен править не то что царством Варанаси, но и всей Джамбудвипой, и подал знак музыкантам играть. Нигродха проснулся, открыл лицо, посмотрел на народ и отвернулся; потом полежал немножко и сел. Жрец преклонил перед ним колени и произнёс: "Государь, мы просим тебя на царство". – "Ладно", – отвечал тот. Тут же его возвели на кучу драгоценностей и помазали на царство. Приняв правление, он первым делом назначил Сакху военачальником и с великой пышностью вступил в город. Поттика пошёл за ним следом. С этого дня Великий стал в согласии с дхармой править в Варанаси. Однажды он вспомнил своих родителей и сказал Сакхе: "Приятель, нельзя всё же жить без родителей. Поезжай в наш дом с большой свитой и привези их сюда". Сакха отказался: "Нечего мне там делить". Тогда он велел сделать это Поттике. Тот согласился поехать, добрался до дома и предложил родителям Нигродхи: "Сын наш теперь царём стал, поедемте к нему". Но они отказались: "Дорогой, у нас и своего добра предостаточно, нам ехать не к чему". И родители Сакхи тоже не захотели трогаться с места. Тогда Поттика пошёл к своим родителям, но и те отказались: "Мы своим портновским делом себе на жизнь зарабатываем, а большего нам не надобно". Так Поттика ничего ни от кого из них не добился и поехал обратно в Варанаси. Там он решил зайти сперва к военачальнику, передохнуть в его доме с дороги, а уж потом явиться к Нигродхе. Подъехал он к дому и говорит привратнику: "Ступай, доложи военачальнику, что пришёл Поттика, его старый товарищ". Тот доложил. А Сакха давно затаил на Поттику злобу за то, что тот сделал царём не его, а Нигродху. Услышал он это и злобно закричал: "Какой он мне товарищ – полоумное рабье отродье! Гоните его!" Слуги налетели на Поттику, избили его локтями, ногами, коленями, кулаками и вытолкали взашей. "Вот неблагодарный предатель! – подумал Поттика. – Я уступил ему сан военачальника, а он велел меня избить и вышвырнуть вон. Зато Нигродха хороший человек – умный и благодарный. Пойду к нему". Пришёл он на царский двор и велел доложить царю: "Пришёл твой товарищ Поттика, ждёт у ворот". Царь велел его просить во дворец, а увидев его, сам поднялся, вышел навстречу приветствовать его. Затем послал за цирюльником, чтобы Поттику причесали и бороду ему уложили; велел принести нарядные одежды и украшения, накормил его изысканными яствами, а уж потом стал спрашивать, что сказали родители. Поттика ему доложил, что они не приедут. А Сакха тем временем тоже явился к царю. "Поттика, чего доброго, наговорит царю на меня, – думал он. – А если я буду рядом, он и рта раскрыть не посмеет". Да только Поттика и при нём не побоялся сказать: "Поверишь ли, я по дороге завернул к Сакхе, хотел отдохнуть у него перед тем, как идти сюда. Так он меня и знать не пожелал, велел слугам меня избить и вытолкать в шею!


Услышав это, Нигродха сказал:


Пока Нигродха всё это говорил, Сакха стоял молча рядом. Тогда царь спросил его: "Сакха, неужели ты не узнаёшь его? Это Поттика!" Тот опять промолчал. И царь приказал его казнить:


"Зачем этому глупцу гибнуть из-за меня", – подумал Поттика и сказал царю:


Послушался царь и помиловал Сакху, а сан военачальника хотел передать Поттике, да тот не принял. Тогда он возвёл его в сан казначея – поставил над всеми ремесленниками и купцами. Раньше такой должности не было, царь её заново ввёл. А спустя много лет, когда казначей Поттика был уже немолод, имел сыновей и дочерей, он как-то сказал им в назидание:


Рассказав эту историю, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Девадатта и раньше был неблагодарен". И он отождествил перерождения: "Сакхой тогда был Девадатта, Поттикой – Ананда, а Нигродхой – я сам".