|
|
Джатаки о
вере в имена.
Sutta
pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 97 Namasiddhi-Jataka.
Перевод с пали Б.А.
Захарьина.
Словами:
"Живого увидав умершим..." – Учитель – он жил тогда в Джетаване – начал
рассказ о бхиккху, который верил в то, что имя определяет судьбу.
Рассказывают, что некий юноша из хорошей семьи, которого звали "Папака"
– "Полный скверны", обратился сердцем к истинному вероучению и принял
монашество. Слыша, что монахи то и дело окликают его: "Подойди-ка,
почтенный Папака", или же: "Постой-ка, почтенный Папака", – стал он
думать: "Ведь в миру "папака" означает "полный скверны", так называют
тех, кто впал в скверну ещё в прежних существованиях, тех, кто приносит
несчастье и сам несчастлив. Попрошу-ка я, чтобы меня нарекли другим,
благостным именем, предвещающим счастье". Папака отправился к своим
учителям и наставникам и стал их просить: "Достопочтенные, у меня
дурное имя, назовите меня по-другому". Те, однако, ответили ему:
"Любезный, да ведь имя – всего лишь отличительная мета. Неверно думать,
будто бы оно может предвещать успех или осуществление надежд.
Довольствуйся же тем именем, что у тебя есть". Однако бхиккху снова и
снова обращался к ним всё с той же просьбой, пока, наконец, всей
общине не стало известно, что он верит, будто имя определяет судьбу.
И вот однажды, сойдясь в зале собраний, монахи сидели и рассуждали
между собой о поведении этого бхиккху. "Почтенные, – говорили они, –
такой-то бхиккху полагает, будто имена определяют судьбу, и просит,
чтобы ему дозволили называться новым, благостным именем". В эту самую
минуту в залу вошёл Учитель и спросил их: "О ком это вы, братия, тут
беседуете?" "Да вот о таком-то", – ответили ему монахи. "О бхиккху, –
сказал тогда Учитель. – Не только ведь ныне, но и в прежние времена уже
этот человек веровал в значенье имён", – и он поведал монахам о том,
что было в прошлой жизни.
"Во времена стародавние бодхисаттва
был всемирно прославленным
наставником в Таккасиле и учил истинной мудрости пятьсот юных учеников.
Среди этих учеников был один но имени Папака, который, слыша, как все
обращаются к нему: "Эй, Папака!" – или: "Ступай, Папака!" – решил, что
имя у него плохое, ибо предвещает несчастье, и что надобно ему просить
себе другого имени. Отправясь к наставнику, он объяснил, что считает
имя дурным, и просил наставника назвать его по-другому. И ответил ему
наставник: "Вот что, любезный! Ступай-ка, походи по стране, собирая
подаяние. Когда наконец найдёшь имя, которое тебе понравится и которое,
по твоему, сулит благо, возвращайся назад. Как только ты придёшь
обратно, я велю изменить твоё имя, нареку тебя иначе". Ученик
согласился, взял с собою всё необходимое для странствия и отправился в
путь.
Переходя из деревни в деревню, Папака добрался наконец до города, где
только что умер человек по имени Дживака – "Живой". Видя процессию
родственников, которая направлялась с телом покойного к месту сожжения,
Папака спросил у них: "Как звали умершего?" "Дживака", – ответили ему,
– "Разве Дживака может умереть?" – удивился Папака, "И Дживака смертен,
и Адживака – "Неживой" – тоже смертен, ибо имя ведь только
отличительная мета, – ответили ему родственники с раздражением и
добавили: – А ты, видно, дурак набитый". Выслушав их, юноша пошёл
дальше по городу, так и не приняв никакого решения об имени.
У ворот одного из домов хозяева секли плетьми распутную девку по имени
Дханапали – "Богачка", за то, что та не хотела отдать им деньги за своё
содержание. Проходя по улице, Папака увидел, как бьют распутницу, и
спросил у прохожих: "За что её так?" "А за то, – отвечали ему, – что
она не может уплатить за постой". "А как её зовут?" – полюбопытствовал
юноша. "Дханапали", – сказали ему. "Неужели же "Богачка" неспособна
отдать хозяевам плату?" – удивился Папака. "И Дханапали – "Богачка", и
Адханапали – "Бедная" – обе могут оказаться без денег, – рассерженно
ответили Папаке. – Ведь имя – всего лишь отличительная мета". И
добавили: "А ты, видно, дурак набитый!"
После этого разговора Папака стал меньше стыдиться собственного имени.
Покинув город, он вышел на большую дорогу и зашагал но ней. Вскоре он
увидел у обочины человека, сбившегося с пути. "Что ты тут торчишь?" –
окликнул он его. "Я сбился с дороги, господин", – ответил путник. "А
как тебя зовут?" – полюбопытствовал Папака. "Пантхака – "Вожатый", –
отозвался тот. "Пантхака? – удивился юноша. – И Пантхака мог
заблудиться?" "Что ж, – недовольно буркнул путник, – Пантхака –
Вожатый, и Апантхака – "Не ведающий пути" – оба могут заблудиться. Ведь
имя – всего лишь отличительная мета". И он добавил: "А ты, как я
погляжу, глуп, братец!"
И вот, окончательно примиренный с собственным именем, юноша воротился к
бодхисаттве.
"Ну как, любезный, – спросил его наставник, – избрал ли ты себе
какое-нибудь имя?" "Учитель, – отвечал ему юноша, – я понял, что люди
по имени Дживака умирают точно так же, как и те, которые зовутся
Адживака; что нищими могут быть и Дханапали и Адханапали, что, наконец,
и те, кто носит имя Пантхака, как и те, кто зовется Апантхака, вполне
могут сбиться с дороги. Воистину, имя только различительная мета, и не
именем определяется человеческая судьба, а поступками – и только ими. Я
не хочу никакого другого имени, пусть остается прежнее". И бодхисаттва, подводя
итог всему, что юноша видел и сделал, спел тогда такую гатху:
Живого
увидав умершим,
Богачку – в нищете
безмерной,
Вожатого – бродящим в
дебрях, –
Остался Папакою
Скверный".
Завершая свой рассказ о прошлом, Учитель добавил: "Так что, бхиккху, не
только ныне, но и в прежнем своём существовании этот монах верил, что
имя определяет судьбу". И он так истолковал джатаку: "В ту пору юношей,
который верил в значение имён, был наш бхиккху, который и сейчас полон
тех же предрассудков; учениками наставника были ученики Пробуждённого;
наставником же – я сам".
|
|
|