Katahaka-Jataka.

С восклицания: "Катахака, скромнее будь..." – Учитель – он жил тогда в Джетаване – начал свой рассказ об одном не в меру хвастливом бхиккху. Рассказ этот напоминает тот, что уже приводился ранее. А вот что Учитель поведал о прошедшей жизни.
"Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал царь Брахмадатта, бодхисаттва жил на земле и был очень богатым торговцем. Жена родила ему сына, и в тот же самый день их служанка тоже разрешилась сыном. Дети росли вместе, и когда сына торговца стали учить грамоте, его слуга, сын служанки, подносил ему доску для письма и одновременно с ним выучился читать и писать. Потом слуга выучился и другим вещам. Вырос он красивым юношей с хорошо подвешенным языком и звали его Катахакой. В доме торговца Катахака присматривал за всем хозяйством. И вот, занимаясь делами, стал он думать: "Не удержаться мне всю жизнь на этом месте, за какой-нибудь незначительный проступок меня изобьют, свяжут, заклеймят позором и принудят вкушать то, что и полагается слуге. В дальней стороне живёт другой торговец, приятель моего хозяина. Что, если мне отправиться к нему, прихватив с собой письмо, составленное якобы самим хозяином? Представлюсь я хозяйским сыном, войду к тому торговцу в доверие, женюсь на его дочери и заживу на славу".
Приняв такое решение, Катахака стал сочинять письмо: "Я отправляю к тебе, – написал он за хозяина, – своего сына по имени такой-то. Хорошо бы нам породниться, поженив наших детей, – это связало бы наши семьи ещё более тесными узами. Отдай этому юноше, моему сыну, в жёны свою дочь. Пусть молодые пока поживут у тебя, а я, как только смогу, приеду к вам". Катахака запечатал письмо печатью хозяина, захватил с собой побольше денег, так чтобы ни в чём себе не отказывать, умастил тело благовонными мазями, надел богатое платье, приукрасился и отправился в путь. Он явился к торговцу, который жил в дальней стороне, и с почтительным приветствием стал перед ним чуть поодаль. "Откуда ты, любезный?" – спросил торговец. "Из Бенареса", – ответил Катахака. "Чей ты сын?" – вновь спросил торговец. "Бенаресского торговца", – оказал Катахака. "Что же привело тебя ко мне?" – осведомился торговец. "Вот, возьми, прочтешь – и всё узнаешь", – молвил Катахака, подав ему письмо. После того как торговцу прочитали письмо, он воскликнул радостно: "Теперь-то у меня жизнь пойдёт на лад", – велел привести дочь, выдал её за Катахаку и поселил молодых в своём доме. Жил Катахака в большом почёте, однако какую бы пищу – жидкую ли, твёрдую – ему ни подавали он, всегда недовольно бурчал: "Кто же так готовит первое? Что это за второе? И что это вообще за еда?" Какие бы одежды и благовония ему ни подносили, он сердито цедил сквозь зубы: "В этой глуши и понятия не имеют о том, какие сейчас носят накидки. Здесь и слыхом не слыхивали, как пользоваться благовониями и подбирать цветы для гирлянд. Одно слово – деревенщина".
После исчезновения своего слуги бодхисаттва стал расспрашивать: "Не видели ли Катахаки? Куда он подевался?" Чтобы его разыскать, он разослал верных людей в разные места. Один из них забрёл и в тот дальний край, где жил теперь Катахака. Встретив и узнав бывшего слугу, он не открылся ему, вернулся в Бенарес и рассказал обо всём бодхисаттве. "Недостойное он совершил, – сказал бодхисаттва, выслушав посланного, – недостойное. Что ж, отправлюсь-ка я сам в те места и займусь этим делом, а потом ворочусь в Бенарес". И вот, с разрешения владыки бенаресского, бодхисаттва в сопровождении огромной свиты выехал к дальним пределам царства. Известие об этом распространилось повсюду и достигло Катахаки. Бывший слуга встревожился. "Нет у него тут никаких особых дел, – размышлял Катахака, – и едет он сюда, скорее всего, из-за меня. Если я сейчас сбегу, то мне уже никогда не вернуться. Есть, однако, одно средство умилостивить хозяина, надо выйти к нему навстречу и, ублажая его как слуга, снискать его расположение". И вот однажды, в присутствии всех домочадцев, Катахака объявил: "Молодые люди обычно неразумны, они не умеют оказывать должных почестей родителям, не знают и не понимают их достоинств. Все такие молодые люди, кроме меня, едят вместе со своими родителями, только я один, во время еды, стою возле своих родителей, подаю им, меняю миски, подношу плевательницы, накладываю пищу, подливаю воду и машу опахалом – словом, всячески обхаживаю своих родителей". И он показал слугам, как им следует вести себя по отношению к хозяевам, даже объяснил им, что они с кувшином воды в руках должны сопровождать хозяина к отхожему месту, когда тот захочет облегчить себя. Наставив так всех своих домашних, Катахака, перед самым прибытием бодхисаттвы, сказал своему тестю: "Батюшка, говорят, мой родитель уже совсем близко. Прикажи сварить, сколько нужно и какой нужно, пищи и приготовить всё необходимое для моего отца, который хочет повидаться с тобой, – я же встречу его на дороге и почтительно поднесу ему подарки". "Хорошо, милый", – согласился тесть.
Набрав множество подарков, сопровождаемый большим числом родни и слуг, Катахака вышел встречать бодхисаттву и с любезным приветствием вручил ему подношения. Бодхисаттва принял всё и обласкал Катахаку. После завтрака, когда все прибывшие устроились в доме, бодхисаттва пошёл справить нужду. Катахака же, отстранив всех слуг, схватил кувшин с водой и отправился следом за бодхисаттвой. Он помог хозяину совершить омовение и рухнул на землю с мольбой о прощении. "Господин, – восклицал Катахака, – я дам тебе, сколько пожелаешь, денег, только не губи меня". "Не бойся, – молвил ему в ответ бодхисаттва, довольный, что Катахака не забыл своих обязанностей, – я не стану тебя губить". Ободрив слугу, бодхисаттва отправился осматривать этот дальний город, и жители оказали ему восторженный приём. Катахака неотлучно находился при хозяине и исполнял всё, что положено слуге. Улучив подходящую минуту, тесть Катахаки уселся поудобнее и сказал бодхисаттве: "Великий торговец! Как только мне прочитали твоё письмо, я тотчас же решил выдать свою дочь за твоего сына". Бодхисаттва ответил другу подобающей любезной речью, чем очень порадовал торговца. Катахаку он не переставал величать своим сыном. Однако с того дня Катахака стал ему противен уже одним своим видом.
Однажды Великосущный подозвал к себе дочь торговца и попросил её: "Поищи у меня в голове, милая". Когда она, подойдя, поискала у него в голове, бодхисаттва ласково её поблагодарил и обратился к ней с таким вопросом: "Скажи мне, милая, способен ли мой сын сохранять разум и выдержку в радости и в беде и счастливы ли вы с ним?" "Батюшка, – ответила ему дочь торговца, – у сына твоего только один недостаток, он вечно бранит всё, что ему подают". "Да, милая, – вздохнул бодхисаттва, – он и прежде-то не умел вести себя, но ничего, я сейчас скажу тебе заклинание, которое сразу же прекратит его воркотню, а ты выучи то заклинание наизусть. Всякий раз за едой, как только этот "мой" сын начнёт ругать то, что ему подали, встань перед ним и произнеси вслух эти слова". Сказав так, бодхисаттва заставил жену Катахаки выучить наизусть заклинание. После этого разговора бодхисаттва прогостил недолго – он поехал назад, в Бенарес. Катахака же, прихватив с собой множество яств, отправился проводить его в дорогу. Почтительно простясь с бодхисаттвой, он одарил его дорогими подарками, а потом повернул домой.
Со времени отъезда бодхисаттвы Катахаку одолевала необыкновенная гордыня. Однажды он обедал. Жена подавала ему различные блюда, одно другого вкуснее. Но стоило ей взяться за черпак, чтобы положить ему пищи, как Катахака принимался бранить всё приготовленное. Тут дочь торговца, вспомнив заклинание, которому выучил её бодхисаттва, спела Катахаке такую гатху:

Катахака, скромнее будь.
Довольно корчить привереду.
Не то, чтоб обличить тебя,
Я снова в эту глушь приеду.

"Ну и дела! – подумал Катахака, услыхав, что спела ему жена. – Наверняка торговец назвал ей моё настоящее имя и рассказал всю правду". С тех пор он больше уже никогда не отваживался бранить еду, которую ему подавали, и, умерив свою гордыню, скромно съедал всё, что полагалось, после же смерти, в новом своём рождении он тоже вкусил всё, что ему полагалось".
Завершая наставление в дхамме, Учитель так истолковал джатаку: "Катахакой в ту пору был не в меру хвастливый бхиккху, бенаресским же торговцем – я сам".